Джено и белая руна золотого сокола, стр. 54

В Салоне фламинго, где собрались алхимики, волшебники, шаманы и медиумы, шли оживленные дебаты. Там уже мечтали о новой магопсихической эре. Кое-кто даже готов был внести в сотрудничество свой посильный вклад. «Борьба против повстанцев до конца!» — таков был лозунг дня. При этом должны были использоваться волшебство, чары, заклятия, сила разума и колдовские амулеты.

Дни проходили в бешеном ритме, а из мегасофии больше не поступило ни одного угрожающего послания от Габора, и это настораживало. Между мятежниками и фон Цантаром существовал постоянный контакт с помощью головокружителей и телепатии.

Суммус дал точные распоряжения Габору Гаагу, а также Агате, Бобу и Ламберу, своим приверженцам среди антеев. Находясь в золотом куполе, он заставил засверкать их головокружители: «Ведите себя спокойно. Не вызывайте подозрений. Очень скоро вам предстоит действовать: Контра Унико близится».

Боб Липман почувствовал в себе силу льва, когда узнал, что фон Цантар решил атаковать Аркс в день его выпускного экзамена. Гордость переполняла Липмана.

С минуты на минуту Крикен ожидала начала решительных действий со стороны бывшего суммуса и повстанцев и поэтому была к ним готова и не теряла бдительности. Она незримо контролировала действия враждебных ей антеев, хотя и не думала, что они могут представлять для нее какую-либо серьезную угрозу.

Братья Астор Венти ночи напролет проводили за разговорами в служебкабио, а Суоми и Доротея зачарованно слушали их. Красный Волк понимал, что вскоре им предстоит действовать, чтобы освободить Коринну и Пьера.

Рене хотелось больше узнать о своем дяде Флебо и об аптеке в Нижнем Колоколе, и Джено с грустью думал о том, что жизнь брата в Арксе была незавидной, несмотря на то что время от времени он мог навещать своих родителей. Детство братьев прошло вдалеке друг от друга, и никакая магия не могла повернуть время вспять.

Белокурый мальчик подошел к Доротее и, погладив ее по щеке, спросил:

— Какой завтра день?

— Восемнадцатое февраля, — ответила псиофа. — А что?

— Завтра мне исполнится пятнадцать. Во семнадцатого февраля — мой день рождения, — сказал Рене. — Спасибо тебе за тунику, Доротея. В эти отверстия на спине теперь можно просунуть крылья. — И Рене продемонстрировал, как легко у него это получается.

— Вот здорово! Мы закатим грандиозную вечеринку, ведь второго марта мне исполнится двенадцать лет! — Джено ликовал. После стольких лет он мог отпраздновать свой день рождения вместе с братом.

— То, что мы здесь все вместе, — лучший для меня подарок, — сказал Рене. — Хотя жаль, что с нами нет родителей. Кто знает, что сейчас с ними? — грустно произнес мальчик.

Рене еще не совсем оправился, его метаморфозы не закончились.

Синюшные ногти на ногах напоминали когти птицы, и мальчику при ходьбе никак не удавалось выпрямиться в полный рост. Его не оставляло желание летать, но мадам Крикен очень определенно дала понять, что он выйдет из уффиосерво, только когда наступит время.

И хотя Рене чувствовал себя вполне здоровым, временами он жаловался на боли в мышцах. И это очень беспокоило Стаса Бендатова.

— В нем все еще живет сокол, — говорил доктор Джено наедине. — Рене будет непросто снова стать обыкновенным мальчиком.

И вот наступило восемнадцатое февраля. В девять утра в служебкабио начиналось празднование дня рождения Рене.

Он выглядел довольно странным, сильно нервничал и был слаб.

К вечеру Рене стал свистеть и клекотать, не смог произнести ни слова, лишь исторгал нечеловеческие звуки. К ужасу Доротеи и Джено, он снова превращался в сокола.

На его лице вновь прорезался клюв, а тело уменьшилось и покрылось перьями. Янтарные очи безутешно смотрели в черные глаза Джено.

Руа золотой кречет вновь возобладал над Рене.

Именно в этот миг в золотом куполе Коринна и Пьер зажгли на большом торте пятнадцать свечей. Так они и сидели при свечах. Что им еще оставалось?! Это была их единственная радость. Находясь в изоляции, постоянно подвергаясь угрозам и оскорблениям Ятто, они уже и не верили, что когда-нибудь вновь увидят своих сыновей.

Пьер и Коринна ничего не знали о метаморфозах сокола и о том, какие адские боли претерпевает их сын. Они лишь молились и надеялись.

Но от них не укрылось, что фон Цантар вместе с Баттерфляй и Пило в последнее время проводят много времени в архиве идей, занимаясь клонафортом. Как ни хотелось им узнать об этом, задавать вопросы им было запрещено. Коринна взяла календарь и над уже подчеркнутой датой «18 февраля» написала: «Рене, мы тебя очень любим».

Но в день своего рождения Рене умирал и возрождался.

Бендатов, Крикен и Эулалия не знали, что делать. Они уже решили, что, наверное, сангвис фратернум не подействовала: уж слишком сильным было магопсихическое колдовство фон Цантара. Однако они ошибались.

Ре был соколом, пока длилась ночь, а днем снова превращался в Рене.

Видно, белокурому мальчику суждено было жить двумя жизнями. При солнце и при луне. Ангел, который летал до захода солнца, с сумерками принимал облик кречета.

Джено Астор Венти всегда был рядом с Рене, ни на мгновение не оставлял его. Когда Рене становился мальчиком, они говорили о будущем, строили планы освобождения своих родителей.

Однажды Джено рассказал брату свой сон:

— Мы вместе скакали на ипповоло. Там было высочайшее пламя, и ты призывал меня пуститься в галоп.

И Рене, слушая, зримо представлял эту сцену.

— Так оно и будет, вот увидишь, — сказал он, накрываясь крыльями. — Мы расправимся с Ятто. Ведь мы братья Астор Венти, и в нашей крови бурлит клонафорт. Не забывай об этом!

— Возможно, мы расплачиваемся за то, что было совершено много веков назад одним из наших предков. Когда мы узнаем, кем он был, я уверен, выяснится и правда о клонафорте.

Подобная мысль приходила и Рене.

— Да, все станет яснее ясного, когда найдется другая половина белой руны. — Белокурому мальчику было уже невмоготу оставаться взаперти в уффиосерво. Принять тот факт, что у тебя две жизни и два тела, не так-то просто.

Доротею не покидала тревога, она поклялась вечно любить Ре-Рене. Девочка еще не знала, что преподнесет ей судьба.

Оскураб Илиас Букар уже предсказал: Рене очень скоро придется жить в Домус Эрметика.

Но Джено, только что обретший брата, не готов был вновь его потерять. Он все еще надеялся, что не далек тот день, когда они обнимут своих родителей. Он пойдет на все, лишь бы их семья воссоединилась.

Глава одиннадцатая

Спиккафило в огне и смертельный полет

Комната видений была готова: над жаровней потрескивали маленькие язычки разноцветного пламени, и факелы, установленные на стенах, осветили большую мозаику Аркса с Рене, шестью мудрецами и Ятто на переднем плане.

Мадам Крикен надела свое самое нарядное платье цвета небесной лазури и экстравагантную шляпку. Сидя в профессорском кресле из красного бархата, она молчаливо взирала на своих многочисленных союзников псиофов, ожидавших услышать ее речь.

Слева от нее находились Стае, Эулалия и Набир. Дафна и Доротея, переговариваясь вполголоса, стояли, облокотившись на мозаику. Антеи сидели в первом ряду.

Агата, как всегда возбужденная, что-то оживленно обсуждала с Бобом. Ламбер де Соланж уставился в потолок, боясь даже взглянуть в тетушкину сторону.

Суоми сидела крайней в первом ряду и ужасно нервничала, ведь Джено по понятной причине не было.

Мадам Крикен все предусмотрела, в том числе и отсутствие мальчика. Это была часть ее тщательно разработанного плана. Не поставив своих друзей в известность, старая француженка приняла важное решение, касающееся братьев Астор Венти. Сознавая, что была назначена суммусом сапиенсом незаконно, она решила предоставить всем свидетельство своей полной искренности, а значит, должна была обнародовать правду о Джено и его семье. Союзники псиофы имели право знать ее. Мадам рисковала потерять их доверие, но, помня пророчество оскураба Илиаса Букара, она была уверена, что сможет сохранить власть суммуса сапиенса, продолжив сражение против Ятто фон Цантара и его сподвижников.