Два романа об отравителях, стр. 32
— Соду? Зачем?
— У меня боли, — ухмыльнулся Нигель. — Страшные боли. — Он похлопал себя по животу. — И облегчить мои страдания может только сода.
— У меня, по — моему, где — то есть.
— Увы, Салли, твоя сода мне как мертвому припарки. Мои колики может утихомирить только сода нашей драгоценной Пат.
— Ты сумасшедший, — сказала Салли. — Слушай, чего ему надо, Пат?
Патрисия уныло покачала головой.
— Салли, может, ты видела мою соду? — спросила она. — Там оставалось совсем на донышке.
— Нет. — Салли с любопытством посмотрела на нее. Потом наморщила лоб. — Хотя постой… Кажется, кто — то… впрочем, нет… Пат, у тебя есть марка? Мне нужно отправить письмо, а у меня марки кончились.
— Вон там, в ящике.
Салли выдвинула неглубокий ящик письменного стола, взяла из альбома марку, приклеила ее к конверту, который держала в руках, сунула альбом обратно и положила на стол пару монет.
— Спасибо. Слушай, там у тебя письмо, хочешь, я и его отправлю?
— Отправь… хотя нет, не надо… я потом сама отправлю.
Салли кивнула и вышла из комнаты.
Пат выронила носки и нервно переплела пальцы.
— Нигель!
— Да? — Нигель уже закончил рыться в ящиках и теперь, стоя перед платяным шкафом, выворачивал карманы пальто.
— Я тебе еще не все рассказала.
— Пат, ты меня решила доконать? Что ты еще натворила?
— Я боюсь, ты будешь сердиться.
— Сердиться я уже не в состоянии. Я себе места не нахожу от страха. Если Селию отравили ядом, который я имел дурость украсть, мне придется просидеть за решеткой долгие годы, если вообще я останусь жив.
— Нет, Нигель, я о другом. Я хотела поговорить с тобой об отце.
— О ком? — Нигель повернулся к Пат и оторопело уставился на нее.
— Ты знаешь, что он серьезно болен?
— Меня это не волнует.
— Вчера по радио передавали: «Сэр Артур Стэнли, выдающийся исследователь — химик, находится в очень тяжелом состоянии».
— Вот что значит быть знаменитым! О твоих болячках трезвонят по всему миру!
— Нигель, если он при смерти, ты должен с ним помириться.
— Еще чего не хватало!
— Но он умирает…
— Подыхающая свинья не лучше здорового борова.
— Ну зачем ты, Нигель… Нельзя так ожесточаться, надо уметь прощать.
— Знаешь что, Пат! Я тебе, кажется, уже говорил: он убил мою мать!
— Ну да, да. И я знаю, что ты ее очень любил. Но я думаю, Нигель, ты иногда преувеличиваешь. Мужья часто ведут себя плохо, нечутко по отношению к женам, а те переживают. Но говорить, что отец убил твою мать, нехорошо. Ведь это неправда!
— Я смотрю, ты все знаешь?
— Я знаю, что когда — нибудь ты пожалеешь о том, что не помирился с отцом перед его смертью. И поэтому… — Пат запнулась, но собралась с духом и продолжила: — Поэтому я написала твоему отцу письмо.
— Ты ему написала? Вот, значит, какое письмо собиралась отправить Салли!
Он ринулся к письменному столу.
— Ясно!
Он схватил конверт, на котором уже стоял адрес и была наклеена марка, и, лихорадочно, нервно разорвав письмо на мелкие клочки, бросил в корзину для бумаг.
— Вот тебе! И чтоб ты не смела больше этого делать!
— Но право же, Нигель, ты ведешь себя как ребенок. Ты, конечно, можешь разорвать письмо, но я напишу еще!
— Ты неисправимо сентиментальна. А тебе никогда не приходило в голову, что я не преувеличиваю, говоря об убийстве матери? Что это истинная правда? Мама умерла от слишком большой дозы мединала. При дознании было установлено, что она приняла его по ошибке. Но это неправда. Отец нарочно отравил ее. Он хотел жениться на другой женщине, а мама не давала ему развода. История самая что ни на есть банальная. Скажи, как бы ты поступила на моем месте? Выдала бы его полиции? Но мама, наверное, была бы против… У меня был один выход: я сказал подлецу все, что о нем думаю, и ушел… Навсегда. Я даже изменил фамилию.
— Нигель!.. Прости меня!.. Я понятия не имела…
— Ну хорошо, теперь ты знаешь. Уважаемый и знаменитый Артур Стэнли, великий исследователь, открывший новые антибиотики… Он жил припеваючи… Но его красотка все равно не вышла за него замуж. Она дала ему отставку. Наверное, догадалась о том, что он сделал…
— Нигель, дорогой, какой ужас! Прости меня!
— Ладно. Не будем об этом. Лучше поговорим о соде, черт бы ее побрал! Давай подумай, куда ты могла деть пузырек. Сядь, соберись с мыслями и постарайся вспомнить, Пат!
Женевьев вошла в гостиную в крайнем возбуждении. Вошла и дрожащим шепотом заявила, глядя на сидящих в комнате:
— Ну, теперь — то я знаю, знаю наверняка, кто убил малышку Селию!
— Кто? Говори, не тяни! — потребовал Рене. — Что ты такого узнала?
Женевьев осторожно оглянулась, желая удостовериться, что дверь в гостиную закрыта. Потом сказала, понизив голос:
— Ее убил Нигель Чэпмен.
— Нигель? Но почему?
— А вот почему. Я сейчас шла по коридору и вдруг услышала голоса в комнате Патрисии. Там был Нигель.
— Нигель? В комнате Патрисии? — осуждающим тоном переспросила Джин.
Но Женевьев торопливо продолжала:
— И он говорил, что его отец убил его мать и поэтому он изменил фамилию. По — моему, все ясно. Отец его — закоренелый преступник, и, значит, на Нигеле от рождения лежит каинова печать.
— Вполне возможно, — откликнулся мистер Чандра Лал, с удовольствием смакуя обвинение. — Вполне. Он такой необузданный, этот Нигель, такой неуравновешенный. Он совсем не владеет собой. Ведь правда же? — Он свысока обратился к Акибомбо, который с готовностью закивал курчавой черной головой и расплылся в белозубой улыбке.
— Я всегда чувствовала, — сказала Джин, — что у Нигеля нет никаких моральных устоев. Он просто чудовище.
— Я думаю, это убийство на почве секса, — сказал мистер Ахмед Али. — Он спал с девушкой, а потом убил ее. Ведь она была хорошая, порядочная и хотела, чтобы он на ней женился…
— Вздор! — вдруг взорвался Леонард Бейтсон.
— Что ты сказал?
— Я сказал: вздор!
Глава 17
Сидя в кабинете Шарпа, Нигель нервно елозил на стуле под суровым взглядом инспектора. Слегка запинаясь, он закончил свой рассказ.
— Вы отдаете себе отчет, мистер Чэпмен, насколько все серьезно? Я не преувеличиваю.
— Конечно, отдаю. Неужели я пришел бы сюда, если бы не считал, что нужно срочно что — то делать?
— И вы утверждаете, что мисс Лейн не может точно припомнить, когда она в последний раз видела пузырек, в который она пересыпала морфий?
— Она совершенно не может собраться с мыслями. Чем больше она думает, тем больше запутывается. Она сказала, что я ее разволновал, и поэтому я пошел к вам, а она пока постарается сосредоточиться.
— Нам лучше сразу же поехать на Хикори — роуд.
Но не успел инспектор договорить, как на столе зазвонил телефон, и констебль, записывавший рассказ Нигеля, снял трубку.
— Это мисс Лейн, — сказал он. — Просит позвать мистера Чэпмена.
Нигель перегнулся через стол и схватил трубку:
— Пат? Это я, Нигель.
Послышался взволнованный, срывающийся голос девушки, она говорила, глотая слезы:
— Нигель! Кажется, я поняла. Я хочу сказать, мне кажется, я знаю, кто его взял… ну, из ящика… понимаешь, только один человек мог…
Она неожиданно умолкла.
— Пат! Алло! Пат, ты слышишь меня? Кто это, Пат?
— Я сейчас не могу говорить. Потом. Ты скоро придешь?
Телефон стоял близко, и констеблю с инспектором было слышно каждое слово. Инспектор кивнул, поймав вопросительный взгляд Нигеля:
— Скажите, что мы едем.
— Мы выезжаем, — сказал Нигель. — Прямо сейчас.
— Ага. Хорошо. Я буду ждать вас в комнате.
— Пока, Пат.
За недолгий путь до Хикори — роуд никто не произнес ни слова. «Неужели наконец дело сдвинулось с мертвой точки? — гадал Шарп. — Интересно, Патрисия Лейн действительно что — то знает или это лишь ее домыслы? Но наверняка она вспомнила что — то очень важное, с ее точки зрения». Он решил, что она звонила из холла и поэтому не могла говорить свободно — вечером там было полно народу.