Последний эльф, стр. 46

— Я тот, кто принёс справедливость в эти земли, кто с корнем вырвал жадность, алчность и высокомерие. Это слишком высокая и благородная обязанность, чтобы отвлекаться на жалость и сострадание. Я знаю! Как хирург, доблестно ампутирующий часть тела, которое сжигает гангрена, я вновь верну к жизни тело этой несчастной и горячо любимой земли. Знаешь ли ты, по какой причине моя персона, которая представляет собой всю землю Далигар, снизошла до разговора с тобой?

Роби не пришлось думать, что ответить: она не имела об этом ни малейшего понятия.

— Поэтому я желаю, чтобы ты поняла. Может показаться жестоким убийство ребёнка, я знаю. И потому ты будешь повешена не на открытой площади, как твои недостойные родители, а здесь, в подземелье, куда не падают взгляды людей, неспособных правильно понять. Но я желаю, чтобы ты поняла, ведь иначе твои жалкие мысли могли бы замарать моё великодушие обвинением в несправедливости, не так ли? Для меня сие неприемлемо. Знаешь ли ты, что твой оборванец-отец осмелился заявить во весь голос, что единственной важной вещью в этом мире для него являются не я, не Далигар, а его жалкая и недостойная жена и ещё более жалкая и недостойная дочь?!

Роби совсем растерялась: она часто думала о Судье-администраторе и представляла его кем-то вроде Владыки зла, гордившимся своей жестокостью, как, например, орки, но Роби считала Судью более умным и цивилизованным. Но кроме орков, никто не объявляет себя Владыкой тьмы. Оказывается, Судья-администратор, так же, как Тракарна и Страмаццо, — воплощение доброты. Плохими считались все остальные — те, кто старался сохранить хоть часть урожая, чтобы накормить детей; те, кто не желал умирать от голода и быть похороненными в общих могилах, где их кости обглодают собаки. Рабы, еле живые от голода, ничего не любящие и больше ни за что не борющиеся, — вот каких подданных предусматривали законы Судьи-администратора. Его целью было формирование кучки людей, которые не любили бы ничего, кроме Судьи-администратора, которые обожали бы только его и верили бы только в него.

— Мы схватили твоего эльфа! — с триумфом сообщил ей Судья. — Он добровольно сдался нашим солдатам: он знает, что мы непобедимы, и он даже не пытался сражаться. Наступил момент нашей победы! Не так ли?

Теперь Роби знала, какой путь выбрал принц, чтобы найти её, — сдаться. Что может быть проще и гениальнее? Роби облегчённо вздохнула. К счастью, с неимоверной радостью Судьи могла сравниться только его же глупость. Очевидно, Судья находил вполне нормальным, что господин с экстраординарными способностями, который скачет верхом на драконе, желает осчастливить его, Судью-администратора, добровольной сдачей, чтобы позволить повесить себя, не чиня никаких препятствий.

Роби чувствовала себя в полнейшей безопасности — принц пришёл за ней. И у него наверняка был отличный план — он-то знал, что делать и как это делать.

Глава семнадцатая

Йорш не имел ни малейшего понятия, что делать и как это делать. Единственное, что пришло ему в голову, — это сдаться стражникам у Больших ворот, но он был не очень уверен в гениальности этого плана.

Он рассчитывал произвести обмен сдавшегося без боя себя на девочку. И не только из чувства долга перед Монсером и Сайрой, но и потому, что с того момента, как он увидел Роби, она стала для него самым важным существом на свете. Добровольная сдача в обмен на освобождение девочки оказалась единственной идеей, пришедшей ему в голову. Сражаться он не умел — что ещё оставалось делать?

В запутанных сказках, которые он читал Эрброу Старшему во время высиживания яйца, часто описывались подобные сделки: я дам тебе полмешка картошки и полведра фасоли, а когда родится твоя дочь, ты отдашь её мне. Или если добудешь три пера из хвоста золотой жар-птицы, получишь в награду половину царства, или семь восьмых ковра-самолёта, или пять одиннадцатых котла изобилия… И все всегда сдерживали обещание. То есть Йоршу не хватало информации. Он не знал, что обещания могут быть нарушены и что, имея какое-нибудь преимущество, нужно торговаться, прежде чем от этого преимущества отказываться. Сначала надо было освободить Роби, а потом уже сдаваться. Более того, он лишь сейчас понял, что боялся показаться невежливым, предположив, что люди могут оказаться бесчестными, и предприняв какие-то меры в этом смысле. Но и выходить одному к гарнизону солдат, вооружённых до зубов и целившихся в него из луков, казалось не самым ловким ходом. Нужно было припугнуть их драконом, никому бы и в голову не пришло, что дракона с ним нет, но отвращение ко лжи и невыносимый стыд, что его блеф может быть раскрыт, полностью парализовали Йорша. А теперь уже слишком поздно. Его схватили, и обоих ждала виселица. Для него — на площади, для Роби — в подземелье.

На Йорша понавесили столько цепей, что ему едва удавалось дышать. Вокруг него толпилось так много стражников, что и не пересчитать. Единственное, что утешало Йорша, — его вели в подземелье дворца Далигара, где, насколько он знал, находилась Роби. Может, что-нибудь ещё придёт ему в голову. В любом случае, он не слишком беспокоился за свою судьбу, уверенный, что так или иначе выберется. Если древнее предсказание относилось к его будущему, это значило, что у него оно должно быть, это будущее. И Йорш твёрдо намерен был, спасаясь, прихватить с собой и Роби.

Лестница становилась всё уже и круче, коридоры — ниже и темнее. Они спускались всё глубже под землю, дальше от солнечного света. Внезапно стены расширились, и при свете факела показался богато одетый в белые одежды человек, от которого невыносимо несло прогорклым пивом. Йорш узнал Судью-администратора.

За его спиной, в темноте за железными решётками, едва виднелась фигурка Роби.

Судья не стал понапрасну тратить время.

— Я ждал тебя, эльф, — резким голосом сказал он, — ты пришёл сюда в поисках будущей невесты, не так ли? Я знаю.

Йорш обомлел. Откуда он знает? Да, Роби была почти ребёнком, а он — совсем юношей, но эльфы выбирают себе супругу в ранней молодости, один раз и навсегда. Каждый раз, когда он думал о Роби, вспоминал её лицо, нежность и смелость, с которой она утешала и защищала младшую подругу без одного пальца, Йорш всё больше убеждался: или она, или никто!

— Я знаю. Я тоже владею древними языками, и я прочёл предсказание, прежде чем приказал уничтожить его, как и остальные надписи, марающие стены столицы. Народу не нужно читать, да народ к этому и не способен. Я избавил людей от этой беды. Предсказание написал Ардуин, великий маг, Владыка света, Основатель! Далигар был когда-то эльфийским городом, ты знал это, не так ли? После того как орки захватили и разрушили его, Ардуин отвоевал Далигар и основал его вновь. Он был просто сумасшедшим, Ардуин, он любил эльфов! Хотя, я признаю, он не был обделён военной проницательностью. Отвоевать город у орков, в самый апогей их могущества, имея войско, наполовину меньшее, чем вражеское, и победить с триумфом — для этого потребовались сноровка, смелость и, я признаю, даже известная прозорливость. Но это не сравнимо с моими деяниями! Я — настоящий основатель Далигара, его освободитель: я избавляю город от страсти, эгоизма, я веду его к добродетели и смирению, я очищаю его моей справедливостью и моей строгостью. Я украшаю его! Я тоже маг и значительно сильнее Ардуина, который только и знал, что предсказывать будущее и разрушить заклинание Тьмы, с помощью которой орки порабощали мир. Я же способен на большее: ты заметил? Ты ведь видел моё невероятное чудо? Моё торжество!

Молчание. Долгое молчание. Йорш спросил себя, предусматривает ли эта речь ответ. Кажется, да, но он, честно говоря, не имел понятия, что за невероятное чудо совершил Судья-администратор. Единственное, что ему пришло в голову: Далигар находился в невероятном убожестве, и это действительно чудо, учитывая блестящее прошлое города. Неловкое молчание затягивалось, и наконец Судья заговорил.

— Цветы! — в раздражении взорвался он. — Вечно цветущие глицинии, запах жасмина! На основе огромного количества загнивающих фруктов и пропавшего пшена, которые мы получаем с окрестных земель, мне удалось получить отличное удобрение, позволяющее растениям постоянно цвести и придающее им прекрасный насыщенный аромат. Это невероятно! Действительно невероятно, не так ли?