Когда?, стр. 48

Только этого не хватало! Дальше мириться с такой зловредной ересью — значит потакать ей. И гонимый, как еретик, Джордано должен был скитаться в поисках убежища из города в город, из одной страны в другую. Но он не отступал, не сдавался, а все острее оттачивал свое оружие против религии и церкви.

В 1591 году знатный венецианец Джованни Мочениго пригласил Бруно к себе, будто бы желая учиться у него философии. Джордано понимал, что итальянские церковники еще не забыли о нем, но смело пренебрег этой опасностью: с неодолимой силой влекла его любовь к родине, где он не был уже 15 лет. И, может быть, все обошлось бы благополучно, если бы не его великовозрастный «ученик».

Мочениго настаивал, чтобы Бруно посвятил его в тайны алхимии, астрологии, магии, но ученый недоуменно пожимал плечами: никогда в жизни он не увлекался подобными сомнительными делами. Мочениго заподозрил, что Бруно не желает раскрыть выгодные секреты, и это привело к серьезной ссоре. Джордано решил покинуть Венецию, но вероломный «ученик» донес на своего учителя инквизиторам.

Майской ночью 1592 года Бруно был арестован, а через полтора года по приказанию папы Климента IX доставлен из венецианской тюрьмы в казематы римской инквизиции.

Инквизиторы не постеснялись бы сразу расправиться с еретиком, но казнить его никогда не поздно. Не лучше ли сначала заставить упрямого последователя и продолжателя Коперника признать ложным это учение?

Восемь лет венецианские и римские палачи терзают свою жертву в застенках. Они уговаривают, доказывают, убеждают Бруно: ведь от него не требуют, чтобы он донес на своих единомышленников или предал друзей. Он не должен совершать ничего постыдного. Пусть только признает ересью движение Земли, пусть отречется от нелепой выдумки о многих обитаемых мирах и других своих заблуждений. Но разве уговоришь этого закоснелого безумца?

«Изменить своим идеям, в истинности которых я убежден, — говорит Бруно, — не только постыдно — это позор!»

Инквизиторы пытаются взять его измором: годы-то идут, минуло больше семи лет строгого заточения, Бруно уже перевалило за пятьдесят. Чего он ждет? На что надеется? А ведь спасение — в его собственных руках: стоит чистосердечно раскаяться, и его ждет тихая обитель, где он сможет на склоне лет предаваться научным занятиям. Если же он будет упорствовать в своих заблуждениях, то обречет себя на новые пытки и неотвратимую гибель.

Но напрасно тратят красноречие инквизиторы: ни соблазнительными обещаниями, ни пытками, ни угрозой смерти не сломить железную волю и героическое мужество узника.

На последнем заседании суда Джордано, держа, как полагалось по ритуалу, в правой руке горящую свечу, спокойно и уверенно произнес ослабевшим голосом, что не хочет и не может отречься, что ему не от чего отрекаться. Тогда палач вырвал у него свечу и погасил ее — это предвещало близкий конец.

И вот в сумраке подземелья, озаряемого тусклыми свечами, прозвучал лицемерный приговор: передать неисправимо злостного ересиарха (то есть учителя — главаря ереси) в руки светской власти и просить ее о милостивом наказании, без пролития крови. Джордано знал, что это значит, и с горькой улыбкой произнес: «Вынося мне приговор, вы дрожите от страха больше, чем я, идущий на костер!..»

В ночь на 17 февраля 1600 года при мрачном свете факелов, под похоронный звон колоколов Бруно повели из тюремной башни на Площадь цветов.

На глазах у запуганной толпы вспыхнуло пламя. Все выше вздымались багровые языки, охватывая одежду, опаляя бороду и заволакивая дымом лицо великомученика науки. До последних минут остался он верен себе и ни единым стоном не выдал предсмертных страданий.

«Сжечь — не значит опровергнуть! — говорил Бруно и еще задолго до суда, словно прозревая будущее, писал: Смерть мыслителя в одном столетии дарует ему бессмертие в веках».

Многие из гениальных догадок Джордано были позже подтверждены наукой. А те, что пока еще не доказаны, как мысль о множестве обитаемых миров, ждут своей очереди. Но и теперь уже наивно предполагать, что нигде на бесчисленных планетах беспредельной Вселенной нет разумных существ. Неужели для одной лишь Земли природа сделала милостивое исключение?..

Однако не эти еще неясные предвидения Бруно начинали тревожить и устрашать церковь.

Наука рвется в бой!

Прошло десять лет после трагической гибели Бруно. В памятную ночь на 7 января 1610 года Галилео Галилей сделал ошеломляющее открытие, положив начало новой астрономии.

Направив свой совсем еще несовершенный телескоп на небо, ученый был изумлен невероятным зрелищем. Вместо туманной пелены Млечного Пути перед Галилеем внезапно предстали мириады никогда и никем раньше не виданных звезд, словно серебристые пылинки в солнечных лучах, проникших в темную комнату.

Галилеева труба преобразила и привычный лунный лик: на его белой, как мел, поверхности явственно обозначались возвышения — горы с круглыми кратерами, тени и залитые солнечным светом равнины.

Луна оказалась миром, похожим на Землю, как это предвидел Джордано Бруно.

Около Юпитера Галилей заметил крошечные, едва светящиеся точки. Новооткрытые звездочки из ночи в ночь неразлучно следовали за Юпитером, почему-то меняя свое положение. Да это вовсе не звезды, а спутники гигантской планеты, догадался Галилей. Они обращаются вокруг Юпитера, как Луна около Земли, как сама Земля и другие планеты вокруг Солнца.

Все это как бы воочию подтверждало Коперниково учение. В бесспорной истинности его Галилей никогда не сомневался, а теперь сбывается давняя мечта: он, Галилей, сможет доказать это всем. И в том же 1610 году он издает книгу «Звездный вестник», в которой рассказывает о своих удивительных наблюдениях. В них могут убедиться все желающие, кроме разве слепых. Но «Колумб неба», как называли Галилея его ученики, рано торжествовал победу.

Уже в немецком календаре на 1611 год некий Симон Мариус рассказал о том, как сам он наблюдал в телескоп спутники Юпитера. Вот оно как: необычайное открытие проникло даже в календарь! Теперь эта новость разнесется по всему свету. А дальше что будет, если такие небесные тайны станут всеобщим достоянием?

Пятнадцать веков церковь учила: как недвижимо покоится Земля в центре Вселенной, так во веки веков незыблем и порядок, установленный свыше на самой Земле. Как нельзя изменить устройство мира, так никто не смеет посягать и на общественный строй.

А теперь все переворачивается вверх дном: не Земля, оказывается, в центре мира, а Солнце. Камня на камне не остается от небесного порядка, указанного библией и Птолемеем.

После этого, пожалуй, можно усомниться и в прочности земных порядков, позволяющих феодалам и монастырям драть по семь шкур со своих крестьян.

Так вот к чему приводит учение Коперника: сегодня оно пошатнуло основы религии, а завтра начнет подтачивать устои феодального строя! Они уже начали колебаться под бурным напором крестьянских восстаний…

Больше 70 лет католическая церковь принимала всерьез лживое предисловие Осиандера к книге Коперника. Теперь раскрывается зловещая для религии суть этого учения. Недаром один богослов предупреждал, что людей следует учить не тому, как движутся небеса, а тому, как придвинуться к ним, то есть попасть в рай.

Не слишком ли поздно спохватились руководители церкви? Надо спешить!

В 1614 году доминиканец Каччини выступает с погромной проповедью против защитников Коперникова учения: это они порождают ереси, ибо вообще «математика — дьявольское искусство». В феврале 1615 года этот же мракобес доносит римской инквизиции о том, что Галилей отстаивает и распространяет учение зловредного Коперника.

А еще через год, 5 марта 1616 года, особая комиссия инквизиции осудила это учение как абсурдное и еретическое. Чтобы оно «не расползалось к ущербу католической истины», книга Коперника была запрещена: «Отныне никто под угрозой наказания не смеет ее печатать или содействовать печатанию, не смеет хранить ее у себя или читать» [34].