Колька и Наташа, стр. 36
Ермолаич захватил ведра и вместе с обиженным Генкой и Наташей пошел к колоде.
— Старайся ты, наконец, Минор, — присоединившийся к ним Колька, — ведь нельзя же так, тяп-ляп.
— Ну те-ка, довольно, — высыпая ведро с песком в колоду, сказал Ермолаич, — все споткнуться могут. А все же, коли чего не знаешь или не разобрался, — лучше спроси.
— Я думал…
— Хватит оправдываться. Берись-ка за лопату и помогай!
Новым раствором Каланча остался доволен. Дмитрий Ермолаич ушел. С помощью Кольки Вася уложил фундамент, нижнюю обвязку печи. В самый разгар работы в полуоткрытую дверь заглянула Мария Ивановна. Руки ее до локтей были в глине, кончик уха, выглядывавший из-под седой пряди, запачкан сажей.
— Как печники, справитесь? Подмога не нужна? А то подошлю мастера.
— Сложим, — в один голос ответили все, кроме Генки. Он не возражал бы, если бы прислали печника. Очень уж хотелось досадить Каланче.
Спустя час Колька потер ладонью щеку.
— Что делать теперь будем, Вася? Что класть?
Каланча раздумывал. Генке показалось, что Вася не знает, как дальше продолжать работу. Каланча увидел его недоверчиво-настороженный взгляд и насмешливо сжал губы.
— А чего дальше, — солидно сказал он, — ясно.
— Что ясно? — не вытерпел Генка. — Смотри, не испорти.
Каланча смерил его уничтожающим взглядом.
— Балда ты, Минор. Поддувало с решеткой — раз, поддувальную дверку — два, а там — дымоход, колодцы. В крайнем случае, — веско закончил он, — кирпичи на кусочки не изведем.
От его последних слов Генка почувствовал себя нехорошо. Но он проглотил обиду, смолчал.
Каланча печным молотком тремя легкими ударами отколол часть кирпича. Острой стороной выровнял неровный уголок, лопаткой бросил раствор в приготовленное место, размазал и, уложив половинку кирпича, пристукнул ее ручкой. Снял мастерком лишнюю смесь и потребовал:
— Давай целый.
Колька подал ему кирпич. Каланча его уложил. Снова постучал черенком.
— Еще!
— Получай!
Работа пошла.
Изредка Каланча с превосходством посматривал на неудачника-печника Генку, который упорно вертелся у окна в надежде, что, может быть, его позовут на помощь.
Но, увы, время шло, а его никто не приглашал. Он слышал только одно:
— Кирпич, еще кирпич!..
Глава 12. Тореадор, смелее в бой!
Во двор вошла группа бондарей и плотников.
— Эй, эй! — закричал один из них. — Ивановна, вылазь, подмога пришла! Где у тебя полы перестилать? А то как бы наши детишки в этой избе ноги не переломали.
Мария Ивановна выглянула в окно.
— Изба-то ничего, поднимайтесь на второй этаж, тут работенка найдется.
— На этаж, так на этаж, — ответил ей кто-то из рабочих, и они направились к лестнице.
Генка послушал этот разговор и поплелся к Наташе. Она выливала воду в бочку. «Все заняты, все работают. Мне не доверяют, — с горечью думал Генка. — А я не хочу быть последним. Как же сделать, чтобы ко мне изменили отношение?»
— Гена! — позвала его Ольга Александровна. — Помоги мне подклеить карту.
На столе, стоявшем во дворе, лежала старая карта Российской империи. Ольга Александровна склеивала ее.
— Только, пожалуйста, не дергай, а то Петербург окажется в Финляндии. Кстати, Гена, ты почему такой невеселый? Уж не поссорился ли с кем?
— Да не поссорился… Каланча налетел, что не такой раствор сделал.
— А ты не опускай руки. Не получается — переделывай, да если потребуется — не раз, а двадцать раз.
В эту минуту Наташа, выжимая намокший подол платья, крикнула:
— Что ты там разговорами занялся? Давай, налегай.
Генка подбежал к Наташе:
— Ладно. Только ты посиди, отдохни. Я сам.
Наташа не возражала. У нее побаливали от ведер руки: пока Генка вертелся у окна, она наносила пол бочки воды.
Заручившись ее согласием, Генка повеселел.
Сбросив с себя рубашку, он приступил к работе. Он хорошо запомнил, как Дмитрий Ермолаич делал раствор. Теперь он им покажет — Каланче и Кольке. Нечего задаваться. Он не хуже других.
— Тореадор, смелее в бой! Тореадор, тореадор… — напевал он, опрокидывая в колоду ведро то с песком, то с глиной, то с водой.
— Веселый ты, — сказала Наташа, — и смешной. Мне нравятся веселые, знаешь, они какие-то не злые. С ними легче. Только ты зря обидчивый.
Генка кивал ей головой и делал свое дело.
— Гляди не переборщи, — громко посоветовал высунувшийся из окна Колька.
Генка отмахнулся:
— Гляжу! — и стал орудовать с еще большим рвением.
— Честное слово, смешной ты, Генка, — усевшись на бочку и болтая ногами, продолжала Наташа, — то ленишься, то один за все берешься.
Во двор вбежал Борис.
— Привет, хлопче! Наташа, в бочку не свались, потонешь!
Наташа засмеялась:
— Не утону!
— Борька, — позвал его Колька, — слетай на реку, посмотри морды. Может, на уху наловили. А то как бы кто, понимаешь, не наведался.
— Уха? Я мигом, — Борька исчез со двора.
Раздался раздраженный голос Каланчи:
— Минор, тащи замес!
Генка заторопился. Наконец-то его позвали. Изогнувшись под тяжестью наполненного ведра, он заспешил в класс.
За ним шла Наташа.
— Нате, — гордо сказал Генка, — получайте!
Каланча недоверчиво подкинул лопаткой замес.
— Ничего, — процедил он в ответ на вопросительный взгляд Кольки, — бывает хуже.
Колька проверил пальцами раствор:
— Почему ничего? Придираешься, Каланча. Молодец, Минор!
— Я старался!
— Хвалила себя гречневая каша, — ответил Каланча, — иди на свое место, не мозоль глаза…
— Зачем ты так? — вступилась Наташа. — Минор очень старался.
— Да, я старался. И он не имеет права меня гнать. Мария Ивановна сказала: эта школа для всех ребят.
Каланча продолжал упорствовать:
— Не мешай, а то такого пару нагоню.
Тут уж и Колька не выдержал:
— Подожди, Каланча. Так нельзя. Чего Генка плохого сделал?
— Давай, Колька, кирпичи и не рассусоливай! — с досадой сказал Каланча.
— Не любишь ты, Вася, правду!
— Да перестаньте, наконец. Сегодня печь надо кончать, а вы только и делаете, что ссоритесь, — уговаривала Наташа.
Но Каланча совсем разозлился. Он закричал на весь двор:
— Давай, говорят, кирпичи! Довольно языком чесать!
— А ты не кричи. Я тебя не боюсь.
— Ах, так, — Каланча швырнул в угол мастерок, сорвал с себя фартук. — Все за Генку и за Генку. Да пропади все пропадом. Сами печь кончайте, — он бросился к выходу.
— Стоп, машина! — придержал его рукой выросший в дверях Глеб Костюченко.
Он загородил выход и, вытащив большой цветной платок, вытер лицо.
— Пропустите, — буркнул Каланча.
Но Костюченко лишь спросил:
— Чего не поделили, флотцы? А я-то вам хотел доверить одно ответственное дело.
— Какое? — с любопытством спросила Наташа.
— Пошли сгружать стекло. Оно у вас побудет пока. Доверяю.
— Зачем? Не уберегут, — подошла к ним Мария Ивановна. — Здравствуйте, Глеб Дмитриевич. К чему рисковать добром, где его сыщешь? Пусть несут наверх.
— Вперед! — подталкивал ребят к двери Колька.
— За стеклом! — кричала Наташа.
— Отставить! — призвал к порядку матрос, прекратив шумное изъявление радости. — А если подведете, что тогда?
— Мы, — заявил Колька, — не бойтесь, стекло сохраним, а если что случится, то тогда мы другое достанем, даю голову на отсечение. Вот так. Верно?
— Верно! — в едином порыве ответили друзья Кольки.
Костюченко притянул Кольку за белобрысый вихор.
— Хохолок-то у тебя, Коля, отрос знатный. Настоящий чуб, как у запорожца… Добро, флотцы, оставим у вас стекло. А головы мне ваши не нужны. Носите их сами на здоровье. Разрешаю. А теперь к подводе бе-гом арр-ш!
Едва поставили в угол ящик со стеклом, и Глеб похвалил ребят за отремонтированную печь, как во дворе раздалась задорная песенка: