Избранница, стр. 6

— Что потрясающе?

— Ты себя видела?

Нет, Марина совсем себя не видела. Прошлой ночью ей пришлось принять душ при выключенном свете и ощупью выбраться из ванной. Она только сейчас сообразила, что куда-то подевались ее груди, часть волос и одна линза.

Марина решила, что лучше будет не смотреть на себя.

Цицерон тоже на этом не настаивал, но всю дорогу разглядывал ее, пока они вместе шли в школу.

Почему он на нее так смотрит? Неужели ее вид столь ужасен?

Цицерон

Она была великолепна. Он не мог оторвать глаз от девушки. Анхела изменилась, точнее сказать, находилась в состоянии изменения, будто куколка гусеницы, которая становится бабочкой. Один глаз у нее был синеватого цвета, а другой — совершенно коричневый. Волосы, которые раньше были светлыми и длинными, сейчас стали темными и заметно короче. А грудь, отличавшаяся чрезмерной пышностью и совсем ей не шедшая, таинственным образом стала миниатюрней. Столь же таинственно у нее исчез загар и убавился рост. Она выглядела прелестно.

Анхела казалась меньше, нежней, тоньше и больше прежнего походила на девочку. А еще она посвежела и смотрелась естественней. Такое возможно или это оптический обман? В последние годы Цицерон был свидетелем того, как его одноклассницы сильно менялись, но всегда в обратную сторону. Постепенно у них на два размера увеличивался лифчик, на три брюки и на полметра рост.

С Анхелой все произошло наоборот — она стала моложе. Ему еще не доводилось видеть девушку, которой удалось бы уменьшить свои размеры и изменить цвет глаз. Но больше всего ему нравилась эта ее внешность гермафродита, которую ей придавала вязаная толстовка, гибкая и решительная походка и более светлый цвет кожи.

Анхела напоминала Цицерону охотницу. Она излучала исчезающий свет, как ночной эльф, который легко двигается, может забраться на дерево или без усилий скакать через лужи, в любое мгновение готовый взлететь и раствориться среди облаков.

Больше всего Анхеле шла спортивная обувь, которую она нашла в комнате и, не раздумывая, надела с той же непринужденностью, с какой взяла у него трусы и майку.

«Девица хорошеет», — думал он, краем глаза рассматривая свою спутницу и слушая ее захватывающие рассказы о пикси.

По словам Анхелы, их было двое. Они выдавали себя за итальянских постояльцев. Вчера вечером пикси издевались над ней, затем передали ее в руки белокурой девушки, правившей четырьмя белыми кобылами. Девушка умчала Анхелу в глубокие темницы замка, соединенные с обиталищем повелителя Ада, которому ее хотели отдать. Но Анхела убежала благодаря помощи лепрекона по имени Кок.

Этот рассказ казался фантастическим и почти невероятным, в первую очередь эпизод с паучихой по имени сеньора Мег.

Хотя Цицерон пытался сосредоточиться на оригинальных волшебных приключениях Анхелы, он не мог отделаться от мысли, что никогда прежде не видел девушки в мужских трусах. Он также не знал ни одной девушки, от кого пахло бы пиццей, ибо Анхела, хотя и приняла душ, все еще не избавилась от запаха пиццы «Маргарита».

Он не без смущения вспомнил, что ночью ему приснилось, будто он пожирает Анхелу по кусочкам, находя ее очень вкусной, точно гамбургер с кетчупом. У него появились людоедские наклонности? Или так сказалась ее близость? Что было вполне возможно.

Впервые Цицерон спал на кровати вместе с девушкой. Или девушка спала рядом с ним. Потому что Анхела тут же заснула. Цицерон не заснул, а она заснула. Пока он ей рассказывал о чарующем мире Туата, который недавно открыл.

Анхела с закрытыми глазами и во сне следила за нитью его рассказа. Цицерону казалось забавным, что он делит столь маленькое и тесное пространство с малознакомой девушкой, но он чувствовал себя уютно, а через некоторое время все это даже показалось ему естественным. Цицерону едва хватало места, он боялся свалиться на пол, поэтому обнял ее, обхватил своими ногами ее холодные ноги.

Анхела довольно замурлыкала, почувствовав тепло, и без стеснения прижалась к Цицерону. Казалось, будто так и надо было, если не считать того, что ему хотелось поцеловать и съесть ее. Наверное, это тоже было самым естественным в мире чувством? Однако Цицерон застеснялся, подавляя свое волнение мыслями о Туата Де Дананн и их славных кровопролитных битвах. Только так ему удалось заснуть.

Выходило так, что, хотя Анхела не была Таной, не обладала ее виртуальным совершенством, она оказалась самой оригинальной девушкой из тех, кого ему доводилось встречать. То есть она была уникальным экземпляром девицы-мутанта, имевшей связи с волшебным миром.

Анхела Цицерону нравилась, ибо была полна неожиданностей. Плохо, что постепенно он привязывался к ней, и с каждым разом она нравилась ему чуточку больше. Еще хуже, что он убеждал себя, будто Анхела обладает душой компьютерного фанатика.

Его пленила ее витиеватая ложь и недостатки. Он никогда не сталкивался с девушкой, которая бы путала левую руку с правой, носила мужские трусы, была жертвой беспощадных пикси, ревнивых королев и не могла согреть свои ноги.

Вот в этом и было все дело! Цицерон интуитивно чувствовал, что Анхела, хотя и обладала впечатляющей внешностью, не пыталась всем нравиться. Именно в этом заключалось ее очарование. Когда же он это обнаружил?

Цицерон вздохнул, вспоминая это волшебное мгновение. Вчера вечером он страстно молил судьбу, чтобы та даровала ему хотя бы один повод, ради которого стоило жить дальше. И в это мгновение он услышал шум за окном, поднял голову и увидел Анхелу, стоявшую на улице среди ненастья: она была беспомощной, грязной с головы до ног и охваченной отчаянием. Дождь падал ей на лицо и, как в кино, стекал красными струями по ее щекам, которые светились странным светом. В это мгновение он услышал свой внутренний голос, открыл окно и протянул ей руку.

Он совершил ошибку, так как забыл, что Анхела встречается с другим парнем и, вероятно, провела весь день в объятиях соперника, руки которого вместе с ногами и всеми остальными частями тела достигали двух метров и весили не менее ста килограммов.

Цицерону следовало вести себя осторожно, чтобы не разочароваться, как это случилось с Мими, и не нанести себе новую душевную рану. Анхела была без ума от глупого ирландца, и, хотя не понимала чуши, которую тот нашептывал ей на английском, пелена с ее глаз не спадала.

Цицерон прикусил язык, решив соблюдать осторожность и дистанцию.

Анхела пришла к нему как соседка, чтобы он вытер ей нос, познакомил со своей мифологической энциклопедией, дал вымыться под горячим душем и позволил переодеться в чистые трусы. И только ради этого. Цицерон настойчиво повторял эту мысль, чтобы не удариться в сентиментальность. Нет ничего хуже, чем оказаться в роли человека, которого используют точно бумажные носовые платки, а затем выбрасывают. Он не собирался вешаться на шею этой девице и становиться ее покорным рабом. У него не было желания превращаться в компьютерного подкаблучника. Это ведь было так удобно: с ним можно было поговорить, помечтать, позавтракать, а затем сбежать к сердечному дружку и целоваться с ним до потери сознания. Но он не доставит Анхеле такого удовольствия, пока она крутит шашни с этим ирландцем.

Цицерону удалось убедить себя, что его отношения с Анхелой носят чисто коммерческий, технический характер, не дающий повода для ревности. Она платила ему за услуги, и было бы глупо не брать с нее денег.

— За тобой двадцать евро, — с нарочитым безразличием заявил он, перед тем как сесть в автобус.

Краем глаза он заметил, что щеки Анхелы еще больше утратили бледность.

— Десять. Я обещала тебе десять евро, если ты сумеешь отделаться от Антавианы.

— И еще десять за кровать, завтрак и информацию о Туата Де Дананн, — уточнил Цицерон, дабы избежать недоразумений.

Анхела нервно откашлялась, но не стала торговаться из-за остывшего яйца и узкой койки, покорно и с подозрительной робостью приняв его условия.