Товарищи, стр. 57
— Правильно ты решил, Мазай. Лучше поздно, чем никогда. А если ты и вправду шутил насчет Бакланова, то виноват, выходит, я: не понял и принял всерьез. Извини. В общем, ты одурачил нас обоих — и его и меня.
Такого поворота Мазай от Бориса не ожидал. Он рассчитывал, что Жутаев вспылит, наговорит при Галузине грубостей, а Галузин, вернувшись в город, конечно, обо всем расскажет Колесову. Но расчет не оправдался: Жутаев все повернул по-своему. У Мазая даже кулаки сжались. Промолчать нельзя, нужно при Галузине осадить Жутаева, а себя показать с хорошей стороны.
— Извинения, значит, просишь? А не надоедает тебе извиняться? — сказал он презрительно. — Мне, например, твои извинения мозоли набили в ушах. — Мазай повернулся к Галузину. — Чудной он человек, товарищ мастер. На каждом шагу пакостит и тут же извиняется. Я сначала рычал на него, не мог привыкнуть, а потом понял: такого не переделаешь — видать, характер дурной.
Ложь Мазая на этот раз развеселила Жутаева.
— А ты, Мазай, оказывается, и сочинять умеешь, — улыбаясь, сказал он. — Да как еще здорово получается! У тебя просто талант. Жаль, что зря пропадает такое дарование.
— Ну, нечего, нечего шпильки пускать! Знаем, какой у тебя язык! — зло прикрикнул Мазай.
Галузин смотрел то на Жутаева, то на Мазая, ожидая конца стычки, но, видя, что спор разгорается, решил пресечь его.
— Да-а-а! — недовольно протянул он. — Приехали помочь, а сами черт те чем занимаются, какой-то ненужной болтовней. Шефы, нечего сказать. Ну что, если бы здешние товарищи слышали ваш разговор?! Стыд и позор! Вместо работы грызетесь, скандалите. Много говорить на эту тему я не собираюсь. Всякие споры нужно кончить. Понятно? Работать в литейке будете втроем, пока не переговорю по телефону с директором училища. А дальше видно будет. О ваших спорах я директору тоже доложу. Обязательно. А вас предупреждаю: если будете ссориться — отправлю в училище, как не оправдавших доверия. На ваше место других вызовем, более достойных. Сюда десятки просятся. Так и знайте. Вопросы будут?.. Нет? Принимайтесь за работу.
— Есть, товарищ мастер! — отчеканил Мазай.
Галузин вышел.
И Мазай и Жутаев почувствовали себя неловко и отводили друг от друга глаза.
— Ну, пошли работать, — деланно равнодушным тоном предложил Мазай; он быстро взглянул на товарищей. — Вот он какой, Галузин! Видели? Кремешок. Он все может. — Мазай хлопнул Бакланова по плечу и снисходительно добавил: — Работай, Егор, не жалко. Только чтоб по совести. Халтурщиков нам не надо.
МАЗАЙ ПЕРЕМУДРИЛ
— Я хочу предупредить вас, товарищи, что старший возьмет на себя ответственность за плавку и литье. Он будет командовать, и его слово должно быть законом. Ведь, кроме вас, в эмтээс нет знатоков. Никто не подскажет в нужную минуту. Старший должен все продумать, учесть и предусмотреть.
— Ты, Мазай, не возражаешь против моего предложения? — спросил Жутаев.
Он был уверен, что Мазай с радостью согласится, но Мазай недовольно насупил брови и как-то нехотя, ни на кого не глядя, ответил:
— Возражать не приходится. Если нужно, чтобы я вел плавку, — пожалуйста. Я не боюсь, товарищ директор. Пускай валят на меня всё — выдержу! А тебя, Жутаев, небось заячья болезнь схватила? Потому ты меня и выдвигаешь. Получается красиво: забота о людях. Хитер! Пускай Мазай отвечает, а тебе — попутный ветер… Так-то легко работать…
— Напрасно ты так думаешь. Я не боюсь ответственности. Кому-то нужно вести плавку — или тебе, или мне, это ясно, как день. Бакланов слабоват — значит, остаемся мы двое. Если ты не согласен, я возьмусь.
— Ну и берись! Пожалуйста!
— Только мне казалось, что тебе как бригадиру… — начал Жутаев.
Но Мазай прервал его:
— Хватит с меня и бригадирства, нечего все на одного валить! Я не двужильный. Спина может не выдержать.
— Ты не горячись, — спокойно урезонивал его Жутаев. — Можно и без нервов обо всем говорить. Если вы, Николай Степанович, не возражаете, плавку буду вести я.
Директор согласился.
Жутаев не рисовался, говоря, что не боится ответственности, не старался казаться лучше, чем был на самом деле. Он не только не боялся самостоятельно вести плавку — он даже мечтал об этом еще в Сергеевке. Ему хотелось самому, без помощи мастера, без контроля, схватиться с огненной стихией и покорить своей воле бушующую лаву. Отказ Мазая не очень его удивил. Раньше он только предполагал, что Мазай трусоват и не надеется на собственные силы, теперь же Борис уверился в своей догадке, однако не высказал этого вслух.
Вернувшись в цех, Жутаев хозяйским глазом окинул всю площадь пола литейки, сплошь заставленную опоками, набитыми формовочной землей. Они стояли строгими рядами, большие и маленькие, чугунные и совсем новые, деревянные. Вдоль и поперек цеха были оставлены проходы— по ним пройдут заливщики с ковшами кипящего чугуна. Смотрел Жутаев на опоки и очень четко различал три участка: свой, Мазая и Бакланова. С самого начала они все трое формовали на разных участках, чтобы каждый мог отвечать за свою работу. Еще утром Борису казался свой участок самым дорогим. Ему, конечно, хотелось, чтобы и у товарищей было все благополучно, чтобы во всей литейке не было брака, но па первом плане все-таки был свой участок. А вот теперь будто стерлись грани и вся литейка превратилась в один большой массив. Теперь, если где-то у Мазая или Бакланова обнаружится брак, он будет и его браком.
— Давайте проверим все опоки, — предложил он.
— Чего еще выдумал! — возразил Мазан. — Зачем это понадобилось? Или больше делать нечего?
— Затем, чтобы меньше брака было, — ответил Жутаев. — А работы у нас сегодня и вправду почти пет — займемся опоками.
Егор не стал возражать и пошел было к своему участку, но Жутаев остановил его:
— Погоди, Бакланов, мы втроем будем проверять каждую опоку. На всех участках.
— Нечего мудрить! — возразил Мазай. — Каждый свое может проверить. Подумаешь тоже — контролеры нашлись!.. У меня брака не может быть.
— А я говорю: все вместе, — решительно заявил Жутаев. — И споры давайте прекратим. Плавку веду я! Вот я и хочу убедиться, что с формовкой все благополучно и при заливке никаких неожиданностей не будет. Попятно?
Больше Мазай не возражал. Крайними были опоки Бакланова, с них и начали осмотр. Снимали верхнюю опоку, переворачивали, осторожно клали на пол и внимательно рассматривали ее. Первые опоки не вызвали никаких сомнений. Но вот в одной из форм Жутаев заметил несколько лишних песчинок.
— Видишь? — спросил он Егора.
Бакланов растерянно заморгал глазами и кинулся с ланцеткой к опоке.
— Не торопись, — прикрикнул Мазай, — а то всю форму испортишь! Тоже мне, формовщик называется, а на брак работает! Я так и знал, что качество у тебя будет грошовое. Взялся работать — работай, а халтурить нечего.
Однако опок с изъянами нашлось немного. Начали просматривать работу Мазая.
— Снимать верхнюю опоку я буду сам, — сказал он, — а вы смотрите, если хотите. Мне, например, смотреть нечего. Всё с ручательством сработано. Высший класс.
Мазай снимал опоку и тут же отворачивался в сторону. Но он только делал вид, что не смотрит, сам же исподтишка следил за товарищами. Одну опоку просматривали за другой, и Жутаев командовал:
— Все в порядке. Образец. Давайте дальше.
— Можно и дальше. Мы с удовольствием, — чуть насмешливо отвечал Мазай.
— Стоп!
— Что за «стоп»? — удивился Мазай.
— Сам посмотри, — предложил Жутаев.
Мазай склонился над нижней опокой, да так и застыл над ней. В опоке была заформована шестеренка. Уголки двух зубчиков отвалились, и земля от них лежала небольшими комочками в углублении. Если бы Мазай не видел это сам, то никому бы не поверил. Он смотрел на сломанные зубчики и не мог понять, как могло случиться, что он проморгал. А теперь вот и стой, словно оплеванный. Небось Бакланов радуется, думает, что и Мазай, мол, не лучше его работает.