На Севере дальнем, стр. 20

— Ой, как много наговорил ты мне! По всему видно, хо­чешь пригласить меня пойти помогать Тынэту, — догадался Кэукай.

Петя вплотную подошел к Кэукаю и, заглянув в его тет­радь, спросил:

— А может, помочь немножко, а?..

Кэукай мгновение колебался, потом протестующе замахал головой:

— Нет, нет!.. Ты иди, а я сейчас сам решу и приду.

Петя ушел. Кэукай снова начал шептать: «Один самолет за три часа пролетел тысячу двести километров, второй...»

Время шло, а решение задачи никак не сходилось с от­ветом.

«А, ладно! Утречком рано встану, голова свежая будет, то­гда, как Эттай, за пять минут решу...»

Однако, не чувствуя особенного восторга от такого пово­рота дела, Кэукай минуту еще постоял в нерешительности, вяло убрал книги, тетради, взглянул еще раз на свою статуэт­ку и, одевшись, вышел на улицу.

Петю и Эттая он нашел в самом крайнем доме поселка.

Мальчики помогали Тынэту складывать кирпичи в шта­беля.

— Ну как, решил? — спросил Петя.

— Да, вроде как будто получилось, — неопределенно ото­звался Кэукай, включаясь в работу, а сам подумал: «Надо рано утречком встать, а то будет стыдно перед Ниной Ива­новной, перед всем классом».

Но, наработавшись, Кэукай спал до самого утра как уби­тый. Едва успев позавтракать, он побежал в школу. На душе его было тревожно.

Кэукай сделал было попытку решить задачу на первом уроке русского языка, но стоило Нине Ивановне взглянуть на него, как мальчик понял: ее не проведешь. Подавленный, он сначала почти не слушал учительницу. Тогда Нина Ива­новна обратилась к нему с вопросом один раз, другой и за­ставила слушать.

«Может, на перемене спишу задачу у Пети...» Кэукай испу­ганно оглянулся, словно боясь, не высказал ли он вслух эту позорную мысль, и тут же подумал: «Попробую сам на пере­мене решить. Пусть голова лопнет, а все равно решу...»

Когда прозвенел звонок, Кэукай, упросив дежурного оста­вить его в классе, лихорадочно раскрыл тетрадь по арифме­тике. В классе было пусто и тихо. Кэукай покосился на тетра­ди Пети и сердито отодвинул их на самый край парты, а затем спрятал в парту. «Надо только о задаче думать, не надо боль­ше ни о чем думать».

И, странное дело, решение задачи на этот раз пришло к Кэукаю удивительно быстро. Обрадованный, он схватил Петину тетрадь, чтобы сверить, одинаково ли с ним ставил во­просы. В эту минуту в класс заглянул Тавыль. Кэукай маши­нально захлопнул тетрадь Пети и спрятал ее в парту. Тавыль язвительно улыбнулся и прикрыл за собой дверь.

«Сейчас начнет что-нибудь плохое обо мне говорить»,— подумал Кэукай и быстро вышел из класса.

Кэукай не ошибся. Тавыль подзывал к себе школьников и рассказывал о том, как он поймал Кэукая за списыванием за­дачи из Петиной тетрадки.

— Пусть олень поднимет меня на рога, если я говорю не­правду! Сейчас своими глазами видел.

— Лживый человек! — закричал Кэукай, наступая на Тавыля со сжатыми кулаками. — А ну, повтори еще раз то, что сейчас говорил обо мне! Что ж ты молчишь? Или язык отку­сил со страху?

Тавыль спрятался за спины ребят и с ехидством ответил:

— Ты бы лучше свой язык откусил, тогда не пришлось бы на уроке арифметики говорить Нине Ивановне, что сам решил задачу.

Этого Кэукай уже не мог вынести. Не помня себя, он бро­сился на Тавыля. Но перед ним словно из-под земли вырос Петя, схватил руку Кэукая:

— Ты думаешь, кто-нибудь верит лживым словам Тавы­ля?.. Ребята, скажите честно: кто верит словам Тавыля?..

— Кто может поверить Тавылю, язык у которого болтает­ся, точно у старухи Энмыны! — воскликнул кто-то из маль­чиков.

Школьники рассмеялись: они все знали старуху Энмыну, которая была известна в поселке как зловредная сплетница. Тавыль исподлобья посмотрел на хохочущих школьников и попытался уйти. Его не пустили.

В это время дверь в коридор отворилась, и на пороге по­казался Эттай, бегавший посмотреть, как комсомольцы учатся класть печи. Заметив взволнованно толпившихся школьников, он опрометью бросился бежать через весь коридор.

— Что такое? Что случилось? — кричал Эттай, локтями и головой пробивая себе дорогу в самую гущу толпы.

Кто-то из ребят в нескольких словах объяснил ему суть происшествия.

Эттай досадливо почесал затылок:

— Ах, жаль, меня не было здесь!

Послышался звонок. Ребята поспешили в классы.

— Подождите, не расходитесь! — снова закричал Эттай. — Я хочу сказать что-то. Я хочу сказать, что за лживые слова Тавыль расстанется со своими косичками!

ДВА ПРОСТУПКА СРАЗУ

С самого утра до четырех часов дня, без перерыва, учи­лись комсомольцы класть печи. Весь перемазанный глиной, с засученными рукавами, Тынэт жадно присматривался к ра­боте Виктора Сергеевича, еще и еще раз переспрашивал, в каком направлении должны идти дымоходы, как лучше кре­пить печную дверцу и поддувало, как будет идти под духов­кой пламя.

— Слушайте! И ушами и ртом слушайте, и глазами и ртом смотрите! — весело говорил комсорг.

Во вторую половину дня в дом, где клали первую печь, ти­хо вошел Эттай. Сначала он только смотрел во все глаза на работу, потом раз-другой подал кирпич, попытался даже ме­сить глину, сеять песок. Уже никто не кричал Эттаю обидное: «Не мешай!» — и даже, наоборот, просили: «Подай вон тот кирпич», «Подсыпь еще немножко песочку», «Налей в банку воды».

Важный и немножко медлительный, подпоясанный подня­тым с полу мешком, Эттай выполнял поручение за поруче­нием, не упуская, однако, из виду ни одного действия Виктора Сергеевича. «Интересно как получается! Огонь и дым, значит, идти должны из топки по каналу вверх, потом опять вниз, по­том снова вверх, и опять вниз, и только после этого в трубу,— рассуждал про себя Эттай, присматриваясь, каким образом укладываются кирпичи. — Это как бы машина такая, внутри которой ходит огонь».

Когда Виктор Сергеевич и комсомольцы в пятом часу дня ушли обедать, Эттай долго ходил возле неоконченной печи, то заглядывая внутрь топки, то открывая и закрывая дверцу и конфорки. Время от времени он брал горсть глины и подма­зывал те места, которые ему казались шероховатыми.

«А что, если самому попробовать кирпичи класть? — при­шла ему в голову неожиданная мысль. — Вот только как бы не испортить печку...»

Постояв немного в нерешительности, он еще раз обошел вокруг печи.

«Ничего, я только попробую. Положу один или два рядка, а потом снова сниму, никто и не заметит», — сказал он себе.

Отобрав кирпичи, Эттай с трудом поднял на плиту ведро с глиной, а затем туда же забрался и сам.

Дело пошло, как казалось Эттаю, с первой же минуты успешно. Довольно скоро он выложил целый ряд. Соскочив с плиты, Эттай полюбовался на свою работу издали.

— Так же, как у них, получается!

Скоро был готов и второй ряд. Эттай окончательно увлек­ся. Он пошлепывал ладонями по обогревателю, который зна­чительно поднялся вверх, и в ушах его уже звучали восхи­щенные возгласы комсомольцев.

И вдруг случилось нечто ужасное. В самую приятную для Эттая минуту, когда он был в упоении от собственных успе­хов, недостроенный обогреватель печи покачнулся и с гро­хотом обрушился на пол. Ошеломленный Эттай стоял на пли­те ни жив ни мертв. Не скоро он понял, что произошло. Но, когда снова к нему вернулась способность хоть что-нибудь соображать, он ощупал руками жалкие остатки обо­гревателя.

— Ай, жалко как! Немножко, однако, кирпичи неровно ложились, косо ложились...

Соскочив с плиты, Эттай смотрел на свою работу уже да­леко не с тем восторгом, с каким он любовался ею всего минут пятнадцать назад. Он сорвал с себя мешок, наскоро ополоснул руки в ведре с водой и задумался над тем, что же делать дальше.

«Надо сказать кому-то, обязательно сказать», — решил он наконец и, подавленный случившимся, вышел из дому.

На улице уже было довольно темно. Шел снег. Эттай за­греб полные горсти пушистого снега, протер им как следует руки и побрел вдоль поселка. Он не заметил, как подошел к школе, и только тут понял, что непременно хочет увидеть Ни­ну Ивановну.