Наваждение, стр. 89

Шарлотта пила лимонад, рассматривая толпу в бальном зале. Ариэл вальсировала с очередным кавалером, у которого был какой-то глупо-восторженный вид. Лицо девушки светилось от удовольствия, и Шарлотта улыбнулась Розалинде, которая подошла и встала рядом с ней.

— Леди Тренглосс, я бы хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали для Ариэл. Наша матушка была бы счастлива, что моя сестра имеет возможность участвовать в развлечениях светского сезона.

— Я сама получила огромное удовольствие. Видите ли, мне давно не приходилось выводить в свет юную леди — с тех пор как повзрослела моя племянница. Я уже и забыла, как это весело. — Розалинда обмахивалась шелковым веером с изящной росписью. — Ариэл — очаровательная девушка. Она привлекает к себе множество поклонников.

Шарлотта вздохнула:

— Боюсь, большинство из них сразу исчезнут как только узнают, что моя помолвка с вашим племянником расторгнута. Признаюсь, все это меня очень тревожило с самого начала, но Ариэл уверяла что ей все равно, хотя бы даже все они разом испарились, когда узнают правду.

— Она не по летам рассудительна. — Розалинда многозначительно покосилась на Шарлотту. — Мне кажется, моя дорогая, это ваша заслуга.

— Вовсе нет. Она всегда была очень практичной молодой особой. Ариэл считает сезон чем-то вроде театра. Когда пьеса закончится и занавес упадет, она вернется к своим обычным занятиям.

Шарлотте оставалось только надеяться, что все сложится именно так. Ариэл ведь еще очень молода. Пускай она не по годам рассудительна в свои девятнадцать — жизнь все равно становится скучной, когда тебе больше не присылают приглашений и букетов. Хорошо еще, что Ариэл за время ее первого знакомства с обществом никто не успел разбить сердце.

А что до ее сердца, подумала Шарлотта, то у нее одна надежда: когда она вновь вернется к своей работе, рана ее постепенно заживет. Но девушка знала и другое: сколько бы новых клиенток она ни приобрела, сколько бы ни ждало ее интересных расследований, она никогда не сможет забыть своего любовника с глазами алхимика. Другого Бакстера у нее не будет.

Розалинда бросила на нее испытующий взгляд.

— Поскольку уж мы заговорили об этом, я скажу, что тоже благодарна вам.

— Если вы имеете в виду расследование, уверяю вас, что затеяла его для собственных целей.

— Нет, я говорю не о расследовании убийства. — Розалинда с треском сложила веер. — Скажу откровенно, я начала всерьез беспокоиться за Бакстера, когда он вернулся из Италии три года тому назад. Он и раньше-то был слишком мрачным и серьезным для своих лет. Даже будучи ребенком, отличался завидным самообладанием и сдержанностью. И всегда держит определенную дистанцию между собой и окружающими.

— Наблюдает за вами и оценивает вас точно так же, как результаты химического опыта?

— Именно так. — Розалинда поежилась. — Иногда это бывает довольно неприятно. Но после того ужасного случая в Италии он совершенно исчез из общества, почти никогда не вылезает из своей берлоги, которую зовет лабораторией. Я уже стала опасаться, что он совсем впал в меланхолию.

Меланхолию?

— Видите ли, у него есть к этому определенная склонность.

Шарлотта нахмурилась.

— Я и не знала об этом. Все говорили, что его родители были очаровательной парой, их отличал беззаботный и веселый нрав.

— Иногда чересчур беззаботный, — тихо промолвила Розалинда. — За сильную страсть надо платить. Не говоря уже о репутации.

— Понимаю. Я сама не раз замечала, что человек сильных страстей часто имеет темные и светлые стороны характера. Как будто природа намеревалась привести в равновесие его темперамент, а в результате получились крайности.

— Вы очень наблюдательны, моя дорогая. Именно так все и случилось с родителями Бакстера. У Эшертона, несмотря на весь его недюжинный ум и любовь к жизненным удовольствиям, был довольно тяжелый характер. Он обладал определенной склонностью к безрассудным поступкам. Это просто чудо, что ему удалось дожить до столь преклонного возраста. А что касается моей сестры…

— Что же? — живо подхватила Шарлотта.

— Она была красива, умна и очень своенравна. Жизнь в ней била ключом. Она превыше всего ценила свою независимость и частенько позволяла себе эксцентричные выходки. Все, кто знал ее, были от нее без ума, даже когда она вела себя возмутительно. И только ее семья и близкие друзья знали о том, что у нее часто случаются периоды мрачной меланхолии.

— Выходит, Бакстер вынужден был стать алхимиком в силу обстоятельств, — промолвила Шарлотта.

— Алхимиком? Что вы имеете в виду?

— По-моему, он считает себя продуктом смешения взрывчатых веществ. И поэтому ему ничего другого не остается, как только научиться контролировать внутренний огонь, который может привести к взрыву.

Розалинда удивленно вскинула брови.

— Интересная аналогия. Могу только добавить, что встреча с вами — лучшее, что случилось с Бакстером за последние годы.

Шарлотта от неожиданности чуть не выронила бокал с лимонадом.

— Леди Тренглосс, это очень любезно с вашей стороны, но, по-моему, вы несколько преувеличиваете.

— Нет, это чистая правда. Мне кажется, вы понимаете его и умеете ладить с ним, как никто другой.

— Помилуйте, не такой уж он загадочный.

— Ошибаетесь, но не в этом дело. Простите мне мое любопытство, но я хотела бы задать вам очень личный вопрос.

Шарлотта тревожно взглянула на нее:

— Я вас слушаю.

— Поскольку это трудно сформулировать в более деликатной форме, я спрошу напрямик: скажите, Бакстер не предлагал вам узаконить ваши отношения?

— Нет. — Шарлотта тяжело вздохнула. — Не предлагал.

«А совсем недавно заявил, что возможность длительной связи между нами также исключается».

Их страстные отношения стали для него помехой. Шарлотте показалось, что яркий свет свечей в зале померк на мгновение.

Но у нее и без того есть о чем беспокоиться. Сегодня она не заснет, пока не дождется Бакстера.

Бакстер поднял над головой свечу и осмотрел комнату, в которой они находились вдвоем с Гамильтоном. Заметив нетронутый слой пыли на полу, он промолвил: