Текила-любовь, стр. 27

А в это время на другом конце студгородка не могла заснуть студентка второго курса Катя Андреева. Через пять минут после ухода Димки вернулась пьяная Юля и принялась активно колотить кулаками в дверь. Катя делила с ней комнату уже второй год и не переставала поражаться всем непознанным граням характера и интеллекта подруги. В учёбе от неё мало было пользы, зато в личных делах и во всём, что касалось жизни современной девушки, она разбиралась не хуже психолога с задатками креативного стилиста. Поначалу её идеи казались абсурдными, если не сказать бредовыми, но на практике – всё выходило вдвое лучше, чем ожидали. Точно так же вышло и сегодня вечером в «Мюнхгаузене». Юлька наряжала Катю с расчётом, чтобы та для начала просто привлекла внимание своего ненаглядного Васильева – иными словами, снова поймала его на крючок, а потом аккуратно подсекла. Но Юля не ожидала, что «дымчатые глаза» в сочетании с алыми губами и буквами D и G во всю попу из стразов – произведут на Димульку такое неизгладимое впечатление, что он снова предложит Катьке встречаться!

Но Катька не была бы Катькой, если бы не придумала себе очередную проблему. Так всегда: пока решишь одну – найдёшь другую. Димку-то она вернула, а вот как же теперь его удержать рядом? И главное – чем?

Катя часто застывала у зеркала, вытирая лицо полотенцем, и невольно сравнивала себя с девушками, которых видела рядом с Димой весь первый семестр этого учебного года.

С первой она столкнулись три месяца назад у лифта в одиннадцатом блоке. Две девушки: одна, высокая блондинка с зелёными глазами, в длинном чёрном пальто; другая она – Катя.

Кристина. Настоящая роковая женщина. Божественная фигура, лицо, губы – предел мечтаний! И что делает эта богиня на каком-то инженерном факультете, когда ей самое место в Голливуде? Она ведь идеальна! И ноги у неё от зубов растут, и грудь того и гляди выпрыгнет из майки. Кристина называла его своим мужем чаще, чем по имени, и висла на шее в то время, как Катя восхищалась, ненавидела и ревновала.

Потом Димка повадился ходить к её соседке Машке Давыдовой. Интересная, шумная, угарная. С такой девчонкой уж точно не заскучаешь – не то что с ней! Она приходила в ужас, представив на миг, что могла однажды столкнуться с ним и сделать какую-нибудь глупость.

А после Машки он переключился на её соседку Настю. Говорили, что она работает в спорткомплексе универа, преподаёт латиноамериканские танцы, а два года назад чуть не выскочила замуж за какого-то парня из Мексики. Катя с ней почти не общалась, только здоровалась по утрам. Какая-то это Настя была особенная, то серьёзная, то смешная, то грустная, то пьяная, то ещё какая-нибудь. Разная. И почему-то с ней очень хотелось дружить…

Потом Катя раздевалась, несколько минут смотрела на себя в зеркало, смахивая со щёк слёзы, и делала неутешительные выводы: рост маленький, руки-ноги худые, груди почти нет. В восемнадцать лет ей не давали больше пятнадцати.

О своих неутешительных выводах Катя сразу сообщила Юльке. Та говорила прямо, не особо думая над словами, но обладала способностью за минуту разложить по полкам практически любую проблему интимно-личного плана.

– Давай начнём с того, чего ты сама хочешь, – твёрдо сказала Юля. – Определись.

– Я очень хочу быть с ним, – вздохнув, ответила Катя. – Я хочу удержать его, но, глядя на Кристину, Машу и эту последнюю Настю… Они все такие яркие, а я…

– Ты не обладаешь внешностью Кристины, заводным характером Машки и обаянием Насти, но, несмотря на это, ты была с ним рядом почти два года, а они – по месяцу, а то и меньше. А это значит что?

Катя растерянно пожала плечами.

– Это значит, что с тобой ему было лучше, чем с ними. Но подстава в том, что если парень бросил один раз, то он бросит и второй раз. А ты паришься сейчас именно из-за этого. Ты боишься, что всё повторится. Так?

Катя кивнула, еле заметно улыбнувшись.

– Я не вынесу, если снова потеряю его, – вздохнула она. – Я очень его люблю, я не могу представить, что рядом может быть кто-то другой. Юлька, придумай что-нибудь! Ты же у нас мозг…

– Ладно, – сдалась Юля. – Есть у меня одна идея, но об этом завтра. А сейчас, спокойной ночи, малыши.

Димке снилось, как они познакомились с Катькой в позапрошлом году в Интернете на форуме университета. Общались три недели, сидя в чате и засыпая, когда начинало уже светать. Катя не была похожа на тех, слегка испорченных, раскованных и болтливых девушек, с которыми он привык общаться раньше. Это был чистый, наивный и невинный ребёнок, не знавший ни алкоголя, ни сигарет, ни секса, – девочка, о которой хотелось заботиться, защищать и оберегать от всего, что могло бы её обидеть. Дима стал для неё первым парнем, первым мужчиной. Первым во всём.

Оказалось, что они оба живут в Зеленограде на соседних улицах.

Снилось, как прошлой осенью он ночевал у Катьки, как они лежали, накрывшись одеялом, а её мама каждый час заглядывала в комнату. Зря волновалась. Дети болтали всю ночь и заснули только под утро. На следующий день в телефонной книге мобильника переименовал он её в «mi сorazon», что по-испански значит «моё сердце».

Под утро приснилось раннее детство. Солнечный мир, шум и ласка моря, белые пески с дюнами, где золотой блеск мелких ракушек. Ему четыре года. Родители впервые вывезли его на море в Анапу. Как говорят – оздоровить ребёнка. Несмотря на то что Николай Михайлович, отец Димки, работал тогда педиатром, ребёнок простывал каждый месяц и всё время хлюпал носом.

Из сотен малолетних ровесников, отдыхавших тем летом на Чёрном море, он столкнулся именно с ней, в прямом смысле – лоб в лоб. Последствия – смачные шишки и ободранные коленки. Марина, мать Димки, изумлялась. Что мог найти её мальчик с мягкими, как пух, белыми волосиками до плеч в той откровенно страшненькой девочке с кривыми и тощими ногами?

Матери было жалко такую отчаянно некрасивую, дочерна загорелую девчушку, а он хватал её за руку и тащил в кусты целоваться.

Очень редко во сне всплывал её бесплотный, почти забытый образ – пляж, горячий воздух, девочка с надувным кругом, две косички и худые ноги. Чувство безвозвратно потерянного и светлого – вроде тоски по давно ушедшему детству, с ободранными коленками, ссадинами, подбитыми носами и отдыхом на Чёрном море. Он не помнил, как её зовут, но было приятно думать: а вдруг? Вдруг это была она, его Катюха. Ему казалось, это имя было очень к лицу той, с белого пляжа, девчонке.

Васильев проснулся в половине девятого, включил мобильник и посмотрел на число. Вспомнил, что уже два часа назад должен был быть на вокзале. Обещал ведь встретить Настю… Стоило подумать о ней, как голову тут же скрутила дикая боль, а на мобилу поступил первый входящий вызов.

– Бли-и-ин, – хрипло прошептал он, сбрасывая звонок. Тянуть нельзя. Ещё неделю назад даже в самом страшном ночном кошмаре он не мог представить, что придётся писать ей такую смс! Представилась Настя, маленькая и замёрзшая, на пустом и холодном перроне. Наверняка опять без шапки, с голым животом и в дурацкой лёгкой куртке чуть ниже груди. Она будет искать его, ждать, звонить… уже звонит, а потом, так и не дождавшись, поедет домой одна. Хотелось обнять и согреть её…

За невыносимо долгие семь дней, что тянулись не хуже старой мятной жвачки, тайный мир, в который он пустил её, перевернулся. Если Дима чего и боялся в этой жизни, так это вот таких внезапных превращений. Белое стало чёрным, реальность – сном, а любовь, в которую он и так слабо верил, обернулась болью и сожалениями, не считая разбитой отцовской машины, лёгкого сотрясения мозга и сотни синяков по всему телу. Он мог бы представить и худшее, да фантазии не хватило, ведь кошмаром оказалось именно то, что было между ними пять зимних недель нового года, пролетевших как один день…

16

В девять утра Настя поднялась на шестой этаж. Двери лифта со скрипом открылись, и её снова окутал знакомый запах общаги, который её встретил три года назад, когда её впервые занесло сюда. Со временем она привыкла и перестала его замечать – здесь всегда пахло смесью азиатских специй, подгорелой еды с кухни и моющих средств.