Приключения Хомы и Суслика, стр. 7
— А что с «нетакой» делать? — зевнул Суслик.
— Вот что! — и Хома начал привязывать проволочку к его хвосту.
— Отпусти хвост! — завизжал Суслик. — К своему привязывай!
— А я к своему уже привязал, — важно заявил Хома. — Ухожу я к себе, а ты здесь оставайся. Дёрну за проволочку, прибегай ко мне в нору, пой-чирикай.
— А если я дёрну? — изумился Суслик.
— Тогда я к тебе прибегу петь!
— Ну, пой, раз ты уже здесь — великодушно разрешил Суслик.
Засвистел, зачирикал Хома. Почти как знакомый Соловей.
Устал, домой убежал. Дёрнул за проволочку.
Суслик прибежал. Зачирикал, засвистел Суслик. Почти как знакомый Жаворонок.
Замечательно!
Да перед самой осенью несчастье чуть не случилось. Захотели одновременно Хома и Суслик друг друга увидеть и послушать.
Дёрнули разом проволочку, чуть хвосты друг другу не оторвали!
Пришлось отвязаться и отказаться.
— Да и голос у тебя, Хома, извини, ужасный, — заметил Суслик.
— А тебе Слон на ухо наступил!
— Не наступал. Он тут не водится, — насупился Суслик. — Просто я от рождения петь не умею.
— И я, — признался Хома.
И порешили они больше сами не петь, а птиц слушать. Насыпят зёрен возле своих норок — стайками птицы слетаются и громко поют.
А Хома и Суслик слушают.
И на душе прекрасно. И за хвосты спокойно.
А когда осенью птицы в южные страны улетали, полились с вышины прощальные песни:
«До свидания, Хома!.. До свидания, Суслик!..»
КАК ХОМА И СУСЛИК В ГОСТИ ХОДИЛИ
Явился однажды Хома к Суслику.
— Угощай, — говорит, — гостя.
— Какой же ты гость? — Суслик поскорей занавеску на полках с припасами задёрнул. — Ты свой.
— Ну, если свой, — отдёрнул занавеску Хома, — я у тебя поживу немного.
— Почему у меня? — встревожился Суслик.
— Дома забот много, — и Хома горстку семечек себе в рот кинул. — А еды мало.
— И у меня — мало, — жалобно сказал Суслик. — Жалко…
— Так у тебя же еда — не моя, значит — чужая. Не жалко, — разъяснил Хома. — И убирать мне теперь в норе не надо. Она тоже чужая. Верно?
— Верно, — озадачился Суслик.
— Ещё бы! — Хома набил полный рот семечками и - фрр! — шелуху на пол. — Тебе что, обидно — друг у тебя поживёт, пока не надоест?
— Пока не надо есть? — живо переспросил Суслик.
— Надо есть, — твердил Хома. — А поживу я у тебя, пока мне не надоест.
— Ладно, — шмыгнул носом Суслик. — А я у тебя поживу, а то здесь вдвоём тесно.
— А знаешь, ты прав: очень удобно друг у друга жить! Ты у меня поживёшь день-другой, я — у тебя. И припасов не жаль, и убирать в норе не нужно.
Решено, сделано!
Ушёл Суслик к Хоме в нору, а Хома тут остался.
Пожил Хома день, всё съел, намусорил, и к себе вернулся.
А Суслик тоже всё у Хомы съел подчистую. И шелухи в норе — на трёх сусликах не вывезешь!
Увидел он Хому, обрадовался:
— Вкусненькое принёс?
— Откуда? Там у тебя больше нет ничего!
— Как — нет? — вскипел Суслик. — Это у тебя теперь нет ничего. А у меня — ого-го! — сколько всего было.
— Не ого-го, а охо-хо, — пробурчал Хома, — после того, как я у тебя побывал. — И грустно свои пустые полки оглядел — Ничего ты мне не оставил…
— А ты? — возмутился Суслик. — А ну, пошли ко мне.
Пришли. Пуста кладовочка у Суслика. А мусору!..
— Давай я у тебя уберу, — пожалел Хома друга.
— Зачем убирать, — отмахнулся Суслик, — тогда и мне у тебя убирать придётся.
— Ну и ну, — вздохнул Хома. — Зато хоть денёк да отдохнули.
Вышли из норы. Навстречу семенит Заяц-толстун. Обрадовался:
— А я к вам в гости! Как живёте-поживаете?
— Живём хорошо, — ответил Хома. — доживаем плохо. Сам посмотри.
Заглянул Заяц-толстун в нору. Ужаснулся! И домой убежал. Пошли тогда Хома и Суслик к нему. Вроде бы тоже в гости.
Вот и нора, в дверцу постучали. Громко, как два дятла-стукача.
— Кто там? — раздался незнакомый голос.
— Мы… там, — растерялся Хома.
И вдруг к ним какая-то незнакомая Зайчиха вышла. Толстая, рослая. А уши!
— Вам чего? — раскричалась она. — Чего вам?
— Ничего… нам, — оторопели они. — А вы кто?
— Я Зайцева тётка, я к нему в гости пришла, из школьного «живого уголка» убежала!
Глянули Хома и Суслик в оконце. Зайца в углу увидели — большую очищенную морковку грызёт. А ведь раньше прямо со шкуркой ел.
— Умён Заяц! — прошептал Хоме Суслик — Тётка его кормит. А чистота какая! Немыслимая!
— Позовите Зайца, пожалуйста, — попросил Хома Зайчиху.
Она сердито ушами тряхнула и в норе скрылась. Шторой оконце задёрнула и вновь выскочила:
— Нет его! — И дверцей за собой хлопнула.
— Да-а… Повезло Зайцу, — сказал Хома.
— А ты свою тётку вызови, — посоветовал Суслик. — Она ж у тебя близко, за рощей живёт. И готовить будет, и в норе убирать.
— И у тебя тётка есть, двоюродная, — вспомнил Хома. — Тоже уберёт в твоей норе.
— Из моей она прежде всего тебя уберёт, — посочувствовал ему Суслик.
— Почему меня? — опешил Хома. — Почему не тебя, неряху?
— А я ей двоюродный неряха.
— Но я ведь тебе тоже не чужой!
— Для неё любой мой друг — чужой, — проворчал Суслик. — Вот придёшь ты ко мне в гости, она и скажет, что меня дома нет. Давно!
— Где ж ты?.. — оторопел Хома.
— Как — где? Дома, конечно. Где ж ещё!
— Понял, — сообразил Хома. — Ты дома, но она обманет.
— Запросто, — сокрушался Суслик. — А приду я к тебе, твоя тётка выйдет: «Вам чего?» — закричит. Только меня и видели!
— Хитёр, — оскорбился Хома. — Я тебя всегда видеть хочу. Сам свою тётку вызывай!
— Нет! — горячо отказался Суслик. — Не дождётся она этого!
— А моя — и подавно! — рассердился Хома. — И не проси!
И стали они жить по-прежнему. На других не надеялись, всё сами делали: готовили, убирали. Без тёток. Ну их!
Но самое интересное: Заяц-толстун пожил-пожил, без друзей, и назад свою тётку — домой, в школьный «живой уголок», — отправил. Еле уговорил. Ей, мол, там веселее!
Тоже мудрый он, Заяц. Хоть и толстун.
Плохо жить без друзей.
КАК ХОМА КОТА ВСТРЕТИЛ
Ворвался Хома в нору к Суслику.
— Беда! В роще объявился Кот-т-т! — застучал зубами Хома.
— Кот-т-т! Домашний? — испугался Суслик.
— Кот! Бездомный! И очень дикий!
— А что он делает? — юркнул под кровать Суслик.
— А он ничего не делает. Он мышей ловит.
— Ах, мышей? — вылез Суслик. — А как он выглядит?
— Такой, знаешь… — растерялся Хома. — Ну, рожа круглая и усы.
— Такой красивый? — удивился Суслик. — Такой красивой наружности!
— Вот ты можешь вскоре увидеть его изнутри, — рассердился Хома, — а не только снаружи!
— А разве он меня ест? — снова глухо спросил Суслик, опять из-под кровати.
— Ест, ест, — заверил Хома.
— Я ж не мышь, — задрожал Суслик. И кровать задрожала.
— Это я знаю, что ты не мышь. А он не знает.
— Ты так считаешь? — забеспокоился Суслик.
— Это не я так считаю, — сказал Хома. — Это, наверно, так Кот считает.
За оконцем ночь наступила. Стало темно, так темно, как тёмной ночью под тёмным одеялом. Две звезды зажглись. Зелёные, яркие. Ну, прямо живые — так и мигают. Почему только две? Вероятно, потому, что больше в Сусликово оконце не вмещалось.
Заспешил Хома домой. Не успел и двух шагов пройти, схватил его кто-то лапой за шиворот.
И прямо перед Хомой два глаза горят — Кот домашний, бездомный. Ходит, высматривает, в окна подглядывает.