Капитуляция, стр. 60

Лукас ждал ее в библиотеке. Он стоял у окна и смотрел в сад — тот самый сад, где он встречался с ней в полночь. Виктория зашла в комнату и услышала, как тихонько затворилась за ней дверь. Похоже, Лукас успел навести страх на слуг, и весь дом затаил дыхание.

Виктория заметила, что все слуги, даже ее горничная и дворецкий Рэтбоун передвигаются по дому с большой осторожностью. Лукас всего несколько часов был ее мужем и в доме тети еще назывался гостем, но даже за такое короткое время он успел взять власть в свои руки: никто не хотел вызвать его гнев. Это право предоставили Виктории.

— Вы посылали за мной, милорд? — спросила она бесстрастным голосом. Безупречная вежливость и ледяной тон — вот отныне ее убежище…

Лукас следил, как Виктория входит в комнату, делает несколько шагов навстречу ему. Он явно с трудом сдерживал свои чувства.

— Ты еще не переоделась в дорожное платье.

Ей потребовалось больше смелости, чем она предполагала, чтобы высказать ему в лицо свое решение.

— У меня есть на то веские причины: я не еду с вами. Желаю вам доброго пути, милорд. — Она развернулась на каблучках и направилась к двери.

— Если ты сейчас выйдешь из комнаты, Викки, ты пожалеешь об этом больше, чем можешь себе вообразить.

Тихий угрожающий голос остановил ее, когда, казалось, уже ничто не могло ее остановить. Она обернулась и посмотрела ему прямо в глаза:

— Прошу прощения. Вы что-то еще хотели мне сказать?

— Очень многое. Однако у нас мало времени, и я предпочту, чтобы наш разговор состоялся в карете, а не в библиотеке твоей тети. А пока я скажу только одно: я прошу; прощения за столь несдержанное поведение Джессики Атер-тон. Уверяю тебя, я понятия не имел, что она способна закатить такую истерику.

— И к тому же весьма несвоевременно, не так ли? А когда ты сам собирался открыть мне правду?

— Какой правды ты ждешь от меня? Что я однажды просил Джессику выйти за меня замуж? Это дела давно минувших дней, Викки, к нам с тобой не имеющие никакого отношения.

— Черт тебя побери! — взорвалась она. — Ты прекрасно знаешь, какая правда нужна мне сейчас. Ты начал ухаживать за мной, позарившись на мое большое приданое. Посмей отрицать это!

Лукас выдержал ее яростный взгляд:

— Не отрицаю. Ты сразу догадалась о моих намерениях — разве ты забыла? А я прекрасно помню, как ты пыталась прогнать меня. И тем не менее ты желала получить то, что я тебе предлагал, верно? Ты играла в рискованную игру и проиграла, но играть ты начала по доброй воле. Разве ты сама не говорила мне: настоящей игры нет без настоящего риска!

— Ты используешь против меня мои же опрометчивые слова?!

— Почему бы и нет? Разве ты ждала от меня другого обращения? Я всего-навсего бессердечный охотник за приданым, который подцепил-таки богатую невесту.

Его слова больно ударили ее.

— И ты надеешься, что я безропотно приму это унижение?

В два шага он пересек комнату и схватил Викторию за руку повыше локтя. Глаза его горели, словно раскаленные угли.

— Черт тебя побери, я надеюсь, что ты мне поверишь. В последние недели ты доверяла мне и твою безопасность, и твою честь. Теперь ты моя жена, и ты обязана мне доверять.

— Доверять тебе? После того, что ты со мной сделал?

— И что же я сделал? Не моя вина, что нас раскрыли в первую же ночь. Я предупреждал тебя, что твой замысел опасен, но ты хотела эту ночь — ради научного эксперимента — любой ценой. Или ты забыла?

— Не смей издеваться надо мной, Лукас!

— Я не издеваюсь над тобой. Я напоминаю тебе, каким образом ты пыталась прикрыть свое желание заняться со мной любовью. Ты желала меня прошлой ночью так же сильно, как и я тебя. Проклятие, ты ведь сказала, что любишь меня.

Виктория покачала головой, в глазах у нее сверкнули слезы.

— Я сказала — мне кажется, что я тебя люблю. Увы, я ошиблась.

— Ты подарила мне твой рисунок Strelitzia reginae, и ты подарила мне себя — безоговорочно и безвозвратно. Я поверил, что ты любишь меня. Когда твоя тетя постучала в нашу дверь, первым моим движением было защитить тебя. Что же, по-твоему, я должен был сделать? Отказаться жениться на тебе?

— Не надо извращать мои слова. Ты воспользовался моментом, когда он тебе представился. И не трудись отрицать это.

— Я не отрицаю, что хотел жениться на тебе. Я не стал бы рисковать ни твоей, ни своей честью в эту ночь, если бы не был уверен, что рано или поздно мы поженимся. Мне очень жаль, что твоя тетя обнаружила нас и тем самым ускорила события, но в конечном счете брак был неизбежен.

— Он вовсе не был неизбежен! — в ярости выкрикнула она.

— Викки, будь хоть чуть-чуть разумнее. Ты же знаешь, так не могло долго продолжаться. Уже до этой ночи дела обстояли не лучшим образом. Люди уже начали поговаривать о нас, а ты ничего не собиралась предпринимать, чтобы пресечь слухи. Мы шли на страшный риск ради твоих полуночных капризов. Раньше или позже нас бы выследили, и тогда у нас не оставалось бы иного выбора. И потом, ты не подумала, что вполне могла забеременеть.

— Почему же ты не открыл мне всю правду прежде, чем затеять все это? — Она слышала, что ее голос вот-вот сорвется в истерику. «Веду себя как базарная торговка», — успела подумать она, пытаясь сдержаться.

— Если уж говорить откровенно, я не предупреждал тебя только потому, что ты была мне нужна, я боялся, что, если расскажу тебе о состоянии моих финансов, у меня не останется ни малейшего шанса. Ты так непоколебимо заявляла о своей решимости никогда не выходить замуж, так боялась охотников за приданым — у меня не было другой возможности ухаживать за тобой, кроме той, что ты сама мне предоставила. Ты никогда не поймешь, как тяжело дались мне эти несколько недель. Викки, ты могла бы проявить хоть немного понимания, хоть немного сочувствия ко мне.

— Сочувствия?! — Она не поверила собственным ушам. — Ты что, надеешься, что я тебя пожалею?

— Почему бы и нет? Ты ведь способна пожалеть кого угодно, даже Джессику Атертон. Я видел, ты пыталась ее утешить, когда она рыдала на твоей груди посреди оранжереи. — В растерянности Лукас провел рукой по волосам. — Неужели я не вправе рассчитывать на капельку жалости? В конце концов, я стал твоим мужем и — Господь ведает — мне предстоит отнюдь не легкая жизнь.