Большая книга ужасов 2013 (сборник), стр. 21
Плохо, что ни о чем толком подумать не получается – когда изо всех сил скребешь по льду передними лапами, никакие мысли в голову не лезут. То есть лезут – поскорей бы все это закончилось, поскорее.
В груди кольнуло. То ли ребро окончательно пробило легкое, то ли все-таки сердце, какая разница, не очень сильно. Правда левая передняя лапа повисла, я перестал ее чувствовать, она повисла, и я снова уцепился за лед зубами, и удержался секунд двадцать. После чего лед, конечно же, раскололся.
Ну, а я утонул.
Ага, так оно и получилось.
Глава 9
Ожидание
– Бродяга!
Я открыл глаза.
Фельдшер здешний, воняет мхом. У него и фамилия подходящая, не то Машков, не то Мошков, одним словом, человек дремучих просторов. Человек.
– Бродяга…
Фельдшер улыбнулся.
Интересно, как догадался?
– Морозец сегодня – лапы отваливаются.
Это он так шутит.
Фельдшер по привычке подергал меня за передние лапы.
– Все с тобой ясно, – зевнул Фельдшер. – Скоро как новенький станешь. Ладно, посмотрим на Кузю…
Фельдшер вытянул из кармана мороженую рябину, просунул в клетку Кузе. Кузя – это снегирь. Толстый, ленивый и наглый. Но рябину любит, сразу клевать стал.
– Я и тебе принес, кстати.
Фельдшер достал кусок сахара, протянул мне. Я не взял – он бы еще зубом прицыкнул, ага, сейчас, не буду с рук, я не Разбегай какой. Фельдшер улыбнулся и положил сахар на подоконник.
– Ладно, потом возьмешь. Сахар тебе нужен.
Фельдшер ушел, я поднялся. Левая лапа не работала. То есть она попросту висела, и я ее совсем не чувствовал, она сделалась как тряпка, то есть совсем как тряпка, волочилась за мной везде и только мешала, ее бы отгрызть. Фельдшер говорит, что восстановится, однако я знаю, что так не будет, это навсегда. Впрочем, легко отделался.
Не удержался и собрал со стола сахар.
Показался Костик с автоматом – он теперь без него никуда.
– Как дела? – спросил.
Я кивнул.
А он ухо свое автоматически потрогал. Вряд ли он на меня как-то серьезно обижается, но все равно.
– У меня тоже. На кухне сегодня дежурил, вот.
Костик притащил мне кусок пирога с картошкой, вкусно.
– Через двадцать минут собрание, – сказал Костик. – В ангаре. Всем велено быть.
Непонятно, кому он это сказал, то ли мне, то ли вообще, сказал и вышел. Я подобрал крошки от пирога и тоже поковылял через весь лагерь к ангару. Он сильно засыпан снегом и похож на огромный сугроб, из которого с чего-то торчат трубы, похожие на валенки. И пахнет вкусно – пиленой древесиной. Наверное, здесь раньше располагалась лесопилка, и теперь тут всегда будет пахнуть смолой и стульями.
Люди уже все собрались, и устроились на скамейках, и сидели, держа на коленях карабины, и автоматы, и ружья, а под ногами у них были рюкзаки с припасами, и все выглядели решительно.
Я занял свое постоянное место на ящике с опилками. Фельдшер постучал в сковородку, затем пересчитал всех по головам. Сто восемь человек, и я сто девятый. В конце ангара, под самодельной керосиновой люстрой из старых ящиков, был сложен помост, на него взобрался Репей, он у нас предводитель.
Репей вооружился указкой и стал говорить. Говорил он плохо. То есть старался он говорить хорошо, красиво, но получалось у него плохо. Наверное, поэтому он часто делал паузы и в этих паузах мычал, подыскивая правильные слова. Но все его слушали, потому что он был очень уважаемым человеком. Он, кстати, меня и спас. Прыгнул в полынью и вытащил. Это он только с виду такой невзрачный, а на деле сильный – кузнецом работал, лапы – как клещи.
– Так вот оно, – начал Репей. – Все, значит, потихоньку и прояснилось, да-да. Позавчера сюда пришла группа, вы все знаете…
Репей указал в стену.
– С ними пришел человек один, – продолжал Репей, улыбаясь. – Он работал в правительстве и все рассказал… Они уже давно подбирались, потихоньку, и везде они были, в каждом городе, а некоторые и в семьи пролезли… Вот ко мне…
Репей поморщился носом.
– Такое по всей стране у нас. – Репей обвел пальцем окрестности. – Везде…
– Так кто они? – спросил кто-то из людей. – Откуда?
– Это эксперимент вроде такой, – ответил Репей. – Его запустили в пятидесятых, изучали…
Репей поглядел на Фельдшера.
– Ретрогеном, – пояснил Фельдшер.
– Ага, ретрогеном. Эти ретрогеномщики, они как бы будили в человеке темные начала… Хотели создать суперменов, так вот…
Репей закурил.
– Этих суперсолдат много наделали, – продолжил рассказывать он. – Их хотели в войне использовать, но нормальной войны так и не случилось, вот их на подземных базах и держали. А потом они взбесились и разбежались… Э-ээ… а сам проект… Его как бы закрыли и забыли… А эти стрыги потихоньку себе жили в лесах и потихоньку их становилось все больше и больше…
Репей почесался и опять забыл, о чем следует рассказывать.
– Они жили в лесу и создали что-то вроде…
– Цивилизации, – пояснил Фельдшер.
– Во-во, – кивнул Репей. – Они там жили, а все думали, что их нет. Думали, что это все бродяги. А они постепенно пробирались… в эту…
– Инфильтрация в политическую элиту, – сказал Фельдшер.
– Ну да, внедрение. В политику, в армию. И вообще… Законы себе удобные принимали. Собак вот перебили, эпидемии распространяли…
Тут все поглядели на меня.
Я в нашем отряде пользуюсь большим уважением. Потому что я последний пес. Многие считают, что вообще самый последний – что другие все погибли, твари нашли их и уничтожили. А я себя последним не считаю, так крайним немного.
Может, и правда, не знаю. Знаю, что меня все любят и подкармливают. Я не против.
– Говорят, что некоторые из них забрались очень высоко, – сказал Репей. – Очень-очень. И вроде как эксперимент опять запустили…
Не то. Я знал, что не то. Никаких лабораторий, никаких секретных исследований, какой, к черту, ретрогеном, чушь все это. Это просто… Другие. Они всегда были среди нас.
Те, кто любит мясо.
Были те, кто выкапывал коренья, и были те, кто ходил в лес за мясом. Охотники. А потом пришел холод, сполз ледник, и мяса не стало совсем, и хищники спрятались, ушли в землю, в глубины, остались собиратели. Они вырубили леса, засеяли поля и построили города там, где раньше жили мясоеды. А в этом году пришла жара. Температурные рекорды. Такой не было в последнюю тысячу лет, или в пять тысяч? Короче, не было никогда, солнце проснулось и проникло в самые глубокие щели, и разбудило тех, кто спал слишком долго.
И они хотели есть.
Все просто.
– Но Господь милостив. – Репей поглядел в потолок ангара, и все остальные тоже туда поглядели. – Он послал нам холод – и чудовища уснули. И теперь у нас есть время. Мы возвращаемся на свою землю. Туда…
Репей сновал указал на стену, на юг.
– Мы отправимся туда и очистим еще один город. А потом другой. Вот так вот. Я все сказал.
Он слез с помоста. Остальные начали собираться, надевали шапки, надевали рукавицы, закидывали за плечи винтовки, закуривали папиросы. Отряд уходил на зачистку.
Я оставался. На трех ногах не очень-то побегаешь, и вообще, я стар, дряхл и не готов. В поход идут молодые и сильные. Я останусь здесь и буду охранять лагерь. Вскарабкаюсь кое-как на лабаз и стану слушать окрестности.
Собственно, в этом теперь и состоит моя работа – нюхать да гавкать. Хотя гавкать совсем не приходится – за последние несколько месяцев к лагерю приближались только люди. Много людей, не думал, что столько осталось. И каждый день приходят, бредут через снег, являются полуобмороженные и полуживые, Репей всех принимает. Так что теперь нас много, почти сто человек. А сейчас они отправляются обратно, к югу.
Они отправляются к югу. Фельдшер, Репей, все остальные. Костик с ними. У каждого по два ружья и патроны, много патронов. А еще ножи, топоры, взрывчатка. Остаются только совсем малые да женщины. И я.
Они уйдут, снег заметет следы, я залезу в лабаз и буду слушать воздух. Это очень хорошо – слушать воздух и ждать своих. Они уходят, а я их дожидаюсь. И знаю, что дождусь.