Ночные бродяги, стр. 32

— И где же такое местечко? — заинтересовался норка.

— Нет, тебе я этого сказать не могу. Тебе станет плохо. Я собственными глазами видел, как взрослые здоровые горностаи падали в обморок, едва я начинал рассказывать им о том, где побывал. Тебе бы тошно стало, вздумай я поделиться с тобой воспоминаниями. Ты вот думаешь, что ты очень жестокий, но на самом деле ты даже не представляешь, что такое настоящая жестокость.

— Ха! — пробормотал норка, хотя было видно, что его заинтриговало, где же находится такое ужасное место и что в нем такого ужасного. Впрочем, он понимал, что если начнет настаивать на том, чтобы ему немедленно все сообщили, то потеряет всякое уважение заключенных. Так что он решил, что подождет, пока ласка сам ему все не расскажет. А ласка тем временем уплетал скудный ужин с таким аппетитом, словно ему предложили отобедать в лучшем ресторане. Поев, он растянулся на матрасе и, уставившись в потолок, со счастливым вздохом сообщил:

— Вот это жизнь! Ну и повезло же мне!

А надсмотрщик посмотрел на своего напарника и сказал:

— Я из него сегодня же вытрясу, где он побывал. Помяни мои слова, он будет умолять, чтобы я его выслушал!

22

А пока наши друзья бедствовали на севере Поднебесного, Бриония занималась самыми обычными делами в столице. Она принимала больных в работном доме в самой бедной части Туманного. Конечно, у нее были и богатые пациенты из Шквалистого Поместья, которые платили ей за услуги, и платили весьма неплохо. Вот на эти-то деньги она и смогла устроить бесплатную клинику для бедняков. Разумеется, она работала не одна, но с двумя такими же бескорыстными, как и она, врачами, которых звали Роза и Медуница. Бедняки выстраивались в огромную очередь, чтобы попасть в их клинику. С какими только жалобами сюда не приходили! У одного распухла лапа так, что бедняга не мог ходить, у другого воспалился глаз, у третьего болело ухо. В общем, что бы ни случилось, все спешили в клинику Брионии.

Она любила свою работу, каждый день ласка с радостью принимала больных, лечила воспаления, накладывала швы и перевязывала раны. Единственным, что раздражало ее в клинике, был ласка-помощник, выполнявший обязанности регистратора. Нет, он отлично справлялся с работой, и в общем-то все три врача были бы им довольны, если бы не его ужасная привычка свистеть сквозь зубы. А если он не свистел, то напевал вполголоса или по меньшей мере мурлыкал себе под нос. С этим можно было бы смириться — у кого из нас нет недостатков? — но дело в том, что он знал всего лишь одну песню «Все хорошо, прекрасная маркиза», а в этой песне помнил только последнюю строчку. И повторял ее снова и снова. В итоге ласки-врачи ставили компрессы и пластыри, мерили температуру и осматривали больных под непрерывный аккомпанемент: «Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!» Вместо остальных слов, которых помощник не помнил, он мурлыкал нечто вроде «ля-ля-ля».

Когда ему приказывали прекратить пение, он начинал насвистывать. Но надо отметить, что ласки свистят не так, как другие животные. У них при свисте получается такой пронзительный звук, который далеко не всякий может вытерпеть. Вот и этот ласка оглашал приемную таким свистом, который можно было сравнить лишь со скрежетом гвоздя по стеклу или с визгом тормозящего поезда.

— Когда-нибудь настанет день, — сказала Бриония Розе и Медунице, — когда я выдерну нашему регистратору зубы и выкину их в реку. Только тогда, наверное, он перестанет терзать наш слух.

— А мы тебе охотно поможем. Будем держать его за лапы, — хором ответили ее подруги.

Когда в этот день очередь подошла к концу, Бриония со своими коллегами устроила перерыв. Есть они не хотели — Бриония вообще считала, что обработка ран, вросших когтей и чистка фурункулов не способствует аппетиту, — зато все трое с удовольствием начали пить какао. Бриония как раз маленькими глоточками пила горячий напиток и наслаждалась относительной тишиной и покоем, когда в комнату вошел их ласка-регистратор и сообщил:

— С вами хочет поговорить какой-то крыс.

Бриония вспомнила, что Нюх со своими помощниками имел встречу с крысами, так что, наверное, ей теперь хотят сообщить что-то важное. Она вышла и обнаружила, что у крыльца и впрямь стоит создание с голым хвостом, лежащим на мостовой. На крысе была одета белая шелковая рубашка с лентами и кружевами, изящные панталоны и пара высоких сапог, которые люди называют ботфортами. На поясе у него висела короткая шпага, а голову прикрывала черная широкополая шляпа, украшенная воробьиными перьями, которые задорно торчали под самым невероятным углом.

Придерживая шпагу, крыс изящно снял шляпу и отвесил низкий поклон — в лучших манерах Средневековья. Плюмаж его шляпы подмел мостовую, кружева манжет взметнулись вверх — Бриония слегка поклонилась в ответ. Она была совершенно очарована — после перевязок и прочих лечебных процедур вежливость и грация этого посетителя были как глоток свежего воздуха.

— Миледи, — вежливо сказал крыс, — мое имя Тоддлебек, и я предводитель всех крыс, живущих под этим прекрасным городом. Я понимаю, что пришел к вам без приглашения, но единственным оправданием моему нежданному визиту может служить то, что я пришел сообщить вам о таинственных деяниях, кои совершаются в канализационных туннелях и колодцах города.

— Деяниях? — с некоторым недоумением переспросила Бриония, она вовсе не была уверена, что правильно поняла витиеватую речь крыса.

— Деяниях, свершениях, действиях — словом, о том, что происходит внизу. Джер Остронюх Серебряк просил меня сообщить ему, если внизу вдруг начнется какая-либо подозрительная активность. Как я выяснил, он уже успел покинуть пределы нашего города, который можно сравнить лишь с драгоценной жемчужиной в короне Поднебесного королевства, и отправился на север. Но я помню, о чем он просил меня перед отъездом. А он предупреждал, что в случае необходимости я могу обратиться к вам, миледи, искусной врачевательнице больных и страждущих. Вот поэтому я и здесь.

— Как мило с вашей стороны, — сказала Бриония, ловя себя на мысли, что с трудом удерживается от того, чтобы не перейти на такую же витиеватую речь. — И что же вы хотите мне сообщить?

— Под городом строят какие-то инженерные сооружения — протягивают металлические трубы. Опасаюсь, что в конце концов они окажутся подведены под все дома и во все уголки города, так что могут пострадать все сооружения: башни и стены, шпили и шпицы… Кстати, вы не можете мне объяснить, какая разница между шпилем и шпицем? Мы неоднократно обсуждали этот вопрос на наших заседаниях по пятницам, во время званых ужинов с пряностями и блюдами восточной кухни. Но так и не пришли к единому мнению. Некоторые полагают, будто шпиль — гладкий, а шпиц — многогранный, но точно никто не может сказать. А что вы думаете?

— М-м-м, — глубокомысленно отозвалась Бриония.

Он вздохнул:

— Вы тоже не знаете. Печально. Я был уверен, что дама с таким замечательным образованием сумеет разрешить этот важнейший вопрос раз и навсегда, чтобы мы больше не мучились над его решением. Но ничего. Нам необходимо сконцентрировать внимание на том, что происходит под улицами города.

— Да, — пробормотала Бриония, думая о Баламуте. — Интересно, что там на самом деле происходит. И кто строит эти коммуникации? Не один ласка, полагаю?

— По нашим трубам бродит целая армия инженеров и рабочих, и они бесчисленны, как звезды в небе над Туманным. Они трудятся над созданием адской машины, протягивая все новые и новые трубы, которые исходят из пышущего паром котла. Я слышал лишь два имени, которые эти животные часто упоминали, это — Эдди Сон и Джо Уль. Как я понял, эти особы — самые главные и именно они наблюдают за созданием всей конструкции.

— Паровой и пружинный двигатели работают вместе? — изумилась Бриония. — Как странно. Благодарю вас, мастер Тоддлебек. Я весьма признательна вам за помощь.