Сказочные повести. Выпуск четвертый, стр. 24
Тихонько подошла бабушка, погладила меня по голове.
— Нашелся, значит, наш маленький, — вздохнула бабушка. — Ох, какие-то вести принес?
Бабушка обняла меня за плечи, и мы стояли и глядели, как спит Алошка.
Вы подумаете, почему она мне бабушка? Потому что мой папа — ее сынок.
Вот почему.
Мы с бабушкой решили никому пока про Алошку не говорить.
Я погасил свет, и мы вышли на кухню. Огонь там не горел, но было светло от чужих окон.
— Ничего, — сказала бабушка и запела тихонько:
Вдруг поднялся ветер. Не такой сильный и холодный, а теплый, ласковый.
— Бабушка, — сказал я, — погляди в окошко, что на улице делается.
Бабушка кивнула:
— Знаю, знаю.
— Бабушка, гляди: над городом гуси-лебеди летят!..
Они летели тихо да стройно. И все, что было в городе, перестало спешить. Остановилось. И все подняли вверх головы, потому что не каждый же день такое случается.
Над трамваями и над автобусами, маленькими домами и над высотными, среди проводов и антенн — разве бывает такое? — летели гуси-лебеди!
Вдруг они развернулись и стали кружить над нашим окном.
— Бабушка! Они к нам летят! — крикнул я.
Бабушка высунулась в форточку:
— Тега! Тега! Гуси-лебеди, домой! Нечего вам тут, летите домой, в Авдотию…
Гуси-лебеди махнули крыльями и стали подниматься все выше и выше.
Вот и скрылись гуси-лебеди. Улетели.
И тогда я заметил: по улице шагает человек. Очень высокий и очень мне знакомый. Он шел прямо к нашему подъезду.
Я побежал через коридор в комнату, и вдруг за входной дверью: тук-тук-тук!
Все так и повскакивали с мест.
Все так и побежали к двери. И закричали:
— Кто там?
И вошел человек.
Он был очень высокий — выше мамы, выше бабушки и даже немного выше тети Веры.
— Мама! — крикнул он и приподнял над полом… бабушку. И поцеловал ее в седые волосы.
Но я пока не верил.
— Любушка! — сказал он и снял с одного из зайцев маску.
Он не гадал, где какой заяц: под маской была мама. Он поцеловал ее в нос, а мама заплакала.
Но я еще не верил.
Потом этот человек подошел ко мне. Я ничему еще не верил.
Человек нагнулся, и вдруг я полетел вверх, к самому потолку, и все закружилось, поплыло — и пальтовая вешалка, и шкаф, и пыль на шкафу.
— Сынок! — говорил он. — Медвежонок! Большущий мой! Милый мой ПУРЗЯ.
— Папка! — закричал я.
Я знал… Теперь я точно знал — это папа!
И, вместо того чтобы обрадоваться, засмеяться, я почему-то тоже заплакал.
Папа
Я притащил папе мой барабан, и мы тихонечко побарабанили.
— А где твоя погремушка с попугаем? — спросил папа.
Я нашел погремушку. Я уже давно в нее не играю, но раз папе так хочется…
— А где лошадка-качалка, Любушка, ты помнишь…
Папа и мама что-то такое помнили, чего я не знал даже. И как это папа все помнил?
Мы сели за стол, я прижался к папиному боку…
И как это мы жили без папы?
Папа рассказывал, как он там работал на своей речке Ладоге, а может, и не на Ладоге. Папа скучал без нас.
А потом папа сказал, что он очень обрадовался, когда прибежал Алошка.
— Как он тут живет? — спросил папа.
— Нет нашего Алошки, — ответила мама. — Нет его.
— Как же так? — Папа даже вскочил со стула. — Как же так? — Он очень заволновался: — Ведь Алошка давно ушел от меня. И я просил его передать…
В комнате стало тихо, как будто это не был веселый-превеселый праздник Новый год. А тетя Вера скорее погасила елку. Взяла и огоньки все задула.
В комнате стало совсем темно. Тут мы с бабушкой как закричим:
— Есть! Есть Алошка!
И все увидели: там, в Алошкином домике, горит ЗЕЛЕНЫЙ ОГОНЕК.
Алошка снова запел свою песенку
Все побежали к Алошке, а он выскочил из домика и как бросится… вы думали к кому? Прямо ко мне! Обхватил меня за шею и смеется! А у него в руке колокольчик.
— Алошка! — говорю. — Где же ты пропадал, милый Алошка?
А он ткнулся носом мне в плечо и все смеется:
— ЧиПОчиТОМ, чиПОчиТОМ чиРАСчиСКАчиЖУ.
— Эй, эй, Алоха, — говорит папа. — Это что за секреты?
— Папка, ведь ты еще ничего не знаешь, у нас с Алошкой есть тайный язык!
— А меня научите? — спросил папа.
— ЧиНАчиУчиЧИМ! — крикнули мы с Алошкой. — Научим. — И мы сразу начали учить папу нашему тайному языку. Но вдруг все услышали:
Это громко скучала тетя Вера.
— Друзья мои, — сказал папа. — А помнится мне, у нас на третьем этаже жил такой человек с усами — Иван Иваныч. Где он?
— Он на пенсии сидит, — сказала бабушка.
— Он, наверно, у чуда-телевизора сидит, — сказал я.
— Тары-бары-бум, — заворчала тетя Вера. — Он ОДИН сидит, и позвать его некому… И зачем я — щелк-щелк — делала этот хвостик… И зачем мне — щелк-щелк — эти ушки. — Она сняла свою заячью маску, надела очки, повязала голову полотенцем.
Вдруг мы услышали: динь-динь-динь!
— Ты что, Алошка!
А он быстро-быстро зашептал мне на ухо:
— ЧиЯ чиСБЕчиГАчиЮ.
— Куда сбегаешь? — не понял я.
— ЧиЗА чиНИМ.
— А, за Иваном Иванычем? Ну, давай!
Алошка спрыгнул на пол, побежал по коридору, снова пролез в щель почтового ящика, и вот уже на лестнице зазвучал его голосок:
Все вместе
Как пришел Иван Иваныч с третьего этажа. Ох! Как улыбнулся он в свои рыжие усы… так сразу нам стало видно: добрый он и молодец!
— Ну, с Новым годом! С Новым счастьем! — сказал Иван Иваныч.
И он взял тетю Веру за руку и меня за руку, а я бабушку, а бабушка — маму, а мама — папу. А папа потянул нас к елке. А маленький Алошка забрался ко мне на плечо и держался за мое ухо.
