Белый замок, стр. 3
Солнце золотило стены и башни замка, луна серебрила их, и тогда, на фоне зелени, он казался сложенным из снега и льда. Днем толстые стены не пропускали в замок жару.
Ночью темные окна не пропускали внутрь лунный свет.
А вот холоду толстые стены не служили преградой. В камнях было много невидимых трещин, и холод проникал сквозь них.
Также и дождевые капли находили щели в медной крыше.
И осенний ветер пробегал украдкой по залам и чуть слышно вздыхал в портьерах.
Королева часто дрожала от холода в своих покоях. Тогда она садилась поближе к камину и протягивала руки к огню.
Только лето не могло проникнуть в Белый замок. Светлые летние месяцы незаметно пролетали над Бескрайним садом, не заглядывая в замок.
Лето дышало солнечным жаром. Деревья купались в аромате цветов. Над лугами и полями стояло марево, но в Белом замке всегда было холодно.
Никто не знал, сколько этажей было в замке. Лестницы связывали их в единое целое. На каждом этаже вдоль и поперек, сходясь и опять разбегаясь, тянулись коридоры. И их названия предупреждали об опасности: «Берегись, не заблудись!», «Сюда пойдешь — пропадешь!», «Ни туда, ни сюда!». Но на многие коридоры названий не хватило, они так и остались безымянными.
И хотя снаружи замок сверкал белизной, внутри в нем всегда царил сумрак.
Медные крыши замка пылали на солнце, что вставало из-за зимних рябин и садилось за Тополевой рощей.
Пылающий жар медных крыш был обращен к небу.
Ослепительная белизна стен — к лесам и рощам.
3
Что такое родиться?
— Ты многого еще не знаешь, — сказала ему Лелия.
Эльм и сам это понимал.
Они сидели спрятавшись за вечерними розами. Тени удлинялись, и листья горели на солнце.
Лелия появилась в жизни Эльма вскоре после того, как ему стукнуло двенадцать. Она вдруг вышла из-за золотисто-медвяного дерева и сказала:
— А вот и я!
Эльм испуганно уставился на нее. Потом еще более испуганно перевел взгляд на черные окна Белого замка.
В Бескрайнем саду, окружавшем замок, никогда не было посторонних.
Она засмеялась, и смех ее почему-то показался Эльму алым, как вечерние розы, он сразу успокоился.
— Можно подумать, что ты вчера родился, — сказала она.
— Что такое родиться? — спросил он.
Улыбка исчезла с ее лица. Оно вдруг засветилось нежностью, и Эльм подумал, что глаза у нее похожи на луну. Оказывается, луна может быть теплой и ласковой.
Лелия молча взяла его за руку и повела через Тополевую рощу, через ручей, мимо зимних рябин. Она шла так, словно хорошо знала дорогу к вечерним розам. Там она села в зеленую тень и заставила Эльма сесть рядом с собой.
Здесь они были скрыты от глаз Белого замка, неусыпно наблюдавшего за Бескрайним садом.
И там она объяснила ему, что значит родиться.
Эльм внимательно слушал ее, вникая в смысл незнакомых ему слов. В нем то просыпалось любопытство и он с интересом ловил слова Лелии, то ему становилось неприятно и хотелось убежать.
Один раз он даже попытался вырвать у нее свою руку. Она замолчала, но не Отпустила его.
— Эльм! — прошептала она, и он даже не удивился, что она знает его имя. — Эльм!
Он поднял на нее глаза. В глазах Лелии он увидел и дождь, и солнце, и луну, и слезы.
Потихоньку он успокоился и стал слушать ее рассказ.
Однако в нем проснулось недоверие. Ну как могла Королева носить его в животе? Неужели он был такой маленький?
И как он мог находиться там рядом с той пищей, которую любит Королева, ведь ему все это кажется очень невкусным?
А ему не было там холодно? А ноги у него не мерзли?
Ведь там, конечно, было темно? Наверное, ему было страшно, ведь больше всего на свете он боится темноты. Он бы никогда не забыл об этом.
Значит, там горела лампа! Такая же, как у него на комоде. Горела и днем и ночью.
Неужели он мог спать, когда Королева ходила? Ведь его должно было сильно качать? Может, они с Королевой даже смеялись, когда их вместе качало? Почему же она теперь совсем не смеется?
«Должно быть, родиться это все равно, что совершить путешествие, — решил Эльм. Пройти долгий-долгий путь, например, от Королевских ворот до Белого замка». — Эльм представил себе, как он идет по темной аллее и наконец выходит на свет.
Да, но как же он узнал, что ему пришел срок родиться?
Может, Королева просто за что-то рассердилась на него и не захотела больше носить его в себе?
Эльму было неприятно так думать, и однажды, когда серебристые лилии благоухали под летним дождем, он поделился с Лелией своими сомнениями.
— Какой ты сообразительный! — улыбнулась Лелия. — Ты очень хорошо все объяснил.
Эльм чувствовал себя с ней как равный, хотя и не знал, сколько ей лет. Впрочем, тогда он еще не знал даже ее имени. Свое имя она сказала ему гораздо позже, когда они лезли по вьющимся розам к окну Круглой башни.
Неужели Король с Королевой никогда не рассказывали тебе, как ты родился? — спросила она.
Эльм покачал головой.
— Все люди когда-нибудь родились, в том числе и Король с Королевой, — сказала Лелия.
Странно, значит, она знает о Короле с Королевой? Но еще больше его удивило другое:
— Все люди? А разве их много? — спросил он.
Лелия поежилась, откуда-то потянуло ночным холодом.
— Да. Эльм, людей очень, очень много.
Эльм растерялся.
— А я видел только Короля, Королеву, тебя и… и…
Он вспомнил мальчика с красным мячом, девушку в башне, всадника на белом коне и замолчал. Нет, их он видел во сне, поэтому они не в счет.
— Ты их всех видела? — тихо спросил он, почему-то ему стало страшно.
Она кивнула.
— Все они живут там, откуда ты пришла?
— Да. Там живет очень много людей.
Эльм обхватил колени руками, положил на них голову и заплакал.
Лелия осторожно погладила его по голове.
— Я знала, что тебе трудно, вот я и вернулась к тебе, — сказала она.
— Кто ты? — спросил он, икая от слез. — Разве ты уже была здесь? Что ты здесь делала? Откуда ты пришла? Зачем?
— Я пришла, чтобы быть рядом с тобой. — Она тихонько покачивала его в своих объятиях, они молчали.
В тот вечер они засиделись так долго, что Эльм чуть не опоздал на мраморную лестницу встречать Короля.
Когда он сел на ступени и за спиной у него послышался черный шорох, все уже было залито лунным светом.
4
Эльм не помнил, как он родился, и очень жалел об этом. Но может, так оно и лучше? Наверное, он, как всегда, противился и его бранили? А уж то, что он плакал, так это точно!
Светлый летний день, заглянувший в окно, застал Эльма в слезах. Он услышал тихую песню и постепенно успокоился. Сперва это был просто напев, потом песня обрела слова. Кто-то легонько покачивал его колыбель.
Тогда Эльм окончательно перестал плакать и начал глядеть по сторонам. Комната была светлая и вся золотилась от солнца.
Ветер, принесший с собой аромат земляники и нагретой солнцем земли, шевелил занавески. В саду пели птицы, в сирени под самым окном гудели шмели.
Там кто-то смеялся, и Эльму захотелось туда, в сад, к этому заливистому смеху.
Его ласкали чьи-то нежные руки. Он поднял глаза и встретился взглядом с женщиной, это была Королева.
— Тебя будут звать Эльм, — прошептала она. — Эльм.
И она снова запела, а за окном шумел летний ветер и не смолкал смех.
Эльм заснул в солнечной комнате.
И там же проснулся.
Первое время он знал только эту комнату, окна которой смотрели на летний день.
Вокруг него было солнце, и воздух казался золотистым. Но и ночью в комнате было светло. На окне стояла лампа и не пускала в комнату ночную тьму.
Шли дни и недели.
Эльм спал, просыпался и засыпал снова.
Он плакал, если ему хотелось есть, и его кормили.
Если он был мокрый, его мыли, вытирали и переодевали в чистое.
Нежные руки прикасались к нему и тихонько качали. И он слышал песню. Всегда одну и ту же, одни и те же слова, которых не понимал.