Сказочные повести. Выпуск пятый, стр. 18

Но что было, то было. И торжество в саду продолжалось. Кто мог петь — пел, кто мог плясать — плясал. Храбрый Пешкин все время танцевал с красавицей Машей-Ромашей, и все любовались чудесной парой.

Пляска была с запевками. Маша взмахивала платочком, лихо топала ножкой и, гордо проплывая мимо Пешкина, бросала в него лукавую частушку:

Пешкин, Пешкин, ты герой,
Ты, как статуя, не стой,
Не греми медалями —
Похрабрей видали мы.

Всякого воина задели бы такие слова, но Пешкин был не из тех, кто остается в долгу. И, мигом сочинив свою частушку, он в упор стрелял ею в Машу:

Эх ты, Маша-простокваша,
Как затянешь — звон в ушах;
Голосок мне твой не страшен,
Объявлю тебе я шах!

При этом он делал шаг вперед, решительно брал Машу за руку и вел ее в следующий танец. Партнером он был завидным: плясал легко, пристукивал каблучками и никому не наступал на ноги. Фигуры, которые он выделывал, были не чем иным, как шахматными ходами. Они всех приводили в восторг, и каждый старался ему подражать. Когда же начался общий танец — сама собой возникла песенка:

Ну-ка, дружно станьте в ряд,
Спойте в лад,
Спойте в лад,
Шах вперед и шах назад
Пляшет наш солдат.

Новичку тоже посчастливилось протанцевать с Машей один танец. Вот здесь-то он и прочитал ей свои стихи. Новичок теперь говорил только в рифму. Когда он приглашал Машу на танец, то поклонился и сказал:

Раз, два, три, четыре, пять —
Пошли, Маша, танцевать!

А Маша ему ответила:

Пожалуйста
Можалуйста.

Новичок все свои стихи аккуратно нацарапал на березовых листиках и сшил в тетрадку, очень похожую на сборник настоящего поэта. На самом первом листике белыми буквами было написано слово «Ромашки» — название сборника, и все его стихи, от первого до последнего, были посвящены одной Маше-Ромаше. Он выбрал лучшее из стихотворений и нараспев, дрожащим голосом прочитал:

Ты мне всех цветов дороже,
И тебя красивей нет,
Даже солнышко похоже
На тебя, как твой портрет.
Ты не мямля, ты не плакса,
Не боишься ты мышей,
Ни одной чернильной кляксы
Нет на рожице твоей.

Последние две строчки, в которых говорилось о кляксах, были не совсем точными. После пальбы из невыливайки два больших синих пятна украсили Машин лоб и нос, но Новичок не видел клякс, ведь он смотрел ей прямо в глаза. Может быть, другим девочкам и понравились бы эти стихи, но Маша втайне считала себя мальчишкой, и поэтому ей больше понравились солдатские частушки Пешкина.

Однако настоящее веселье началось, когда явился сам генерал со своими адъютантами. Он поздоровался со всеми присутствующими за руку и подошел прямо к Пешкину. Он произнес короткую речь, обнял Пешкина, поблагодарил за службу и прикрепил к его груди медаль за геройство. Потом попросил разрешения остаться на празднике, поскольку имел в запасе пару свободных минут.

Генерал сам был когда-то солдатом, поэтому не гнушался простой компании и, когда снова грянула музыка, пустился вприсядку.

Вскоре появились мыши: тетушка Усыша с мышатами. Их было тринадцать, и они танцевали танец, который назывался «тринадцать хвостов». Потом качали Пика и кричали ему «ура», потому что он тоже был героем.

Были тут и знаменитые ученые-педагоги крапива и лопух. Они хоть и продолжали отстаивать разные взгляды на воспитание, все же в честь такого события наградили друг друга почетными грамотами.

Не было на этом веселье только индюка, по фамилии Берлыдуля-Берлыдан и индюшонка. Они считали, что это не их компания, и не явились. Впрочем, так всегда считают именно те, кого не приглашают в честное, хорошее общество.

Долго длилось в саду веселье. Здесь-то как раз, когда все закончилось, и обнаружили недостающие фигуры Коля и Петя.

Фигуры были водворены на место, на шахматную доску, где и был завершен разгром армии короля Смоля.

Сказочные повести. Выпуск пятый - i_052.png

Однако на доску вернулись не все. Не вернулся Новичок. После купания в луже цвет его стал другим, таким, как у всякой мокрой деревяшки. Да он теперь и сам не стал бы служить черному королю, даже если бы ему обещали генеральские погоны.

В шахматную гвардию генерала он тоже поступить не смог. Там все солдаты были в строю. Их всего восемь, девятый — лишний. Поэтому Новичок был списан в запас до нужного часа. Он стал поэтом и пошел на культурный фронт. Теперь он служил под началом книжной этажерки и заменял ей недостающую ножку.

Как только он приступил к своим обязанностям, этажерка перестала накреняться, и вся ее литература поднялась на должную высоту.

На этом и заканчивается вся история.

Знаю, теперь вы спросите, как я о ней узнал? Ведь для того чтобы быть свидетелем подобных приключений, нужно знать, откуда и как смотреть на вещи.

Отвечу.

Тот, кто рассказал вам эту историю, в дни знаменитых событий сам служил в шахматной гвардии генерала и находился при нем в должности адъютанта. Честное фантазерское.

Владимир Муравьев

Приключения Кольки Кочерыжкина

Сказочные повести. Выпуск пятый - i_053.png

Часть первая

Колька и старый дуб

Колька проснулся и, не открывая глаз, прислушался. В доме было тихо. Лишь часы громко тикали за стеной.

«Наверное, еще рано», — подумал Колька и перевернулся на другой бок. Но спать больше не хотелось. Он встал, потянулся, подошел к окну.

Было ясное солнечное утро — настоящее летнее утро, хотя до лета оставалась еще целая неделя.

Вдали, в самом конце улицы, Колька увидел ребят с портфелями и ранцами. Ребята шли в школу.

— Эх, опять проспал! — проговорил он с досадой.

Ноги — в брюки, тетради — в портфель, фуражку — на голову, булку — в рот, — и через три минуты Колька был уже на улице.

— Ребята-а! Подождите меня-а!..

За поселком сразу начинался лес.

Между деревьями в прозрачной тени вилась чистая, как будто подметенная, тропинка. То там, то здесь, пробившись сквозь негустую листву, падали на нее солнечные зайчики. Попрыгав немного на одном месте, они затевали веселую гонку по всему лесу: заглядывали в доверчиво растопыренные кленовые листья-ладошки, взбегали вверх по белым стволам берез, прыгали по хрупкой кислице и, словно озорные мальчишки, лезли в каждую лужу.

— Ребята-а! Ого-го-о! — кричал Колька на бету.

Сказочные повести. Выпуск пятый - i_054.png

Но ему отвечало лишь эхо: «Го-го-о!»

— Эй! — крикнул Колька еще громче.

«Эй! — подхватило эхо. — Эй! Эй!»

Колька остановился и прислушался. Эхо, словно прячась, перебегало от дерева к дереву и из-за каждого покрикивало: «Эй! Эй! Эй!»

Колька свистнул и запел во все горло:

Не слышны в саду даже шорохи,
Все здесь замерло до ура-а!