Профессия – призрак, стр. 17

Потом я прочел «Путешествие Гулливера», над которым тоже призадумался. Разве я, мальчишка, не чувствовал себя в Малвеноре, как в стране великанов, чьи нравы, обычаи, мысли и цели мне порой было очень трудно понять?

Потом я с замиранием сердца прочел «Остров сокровищ», «Дэвида Копперфилда», «Последнего из могикан», «Пуритан» Вальтера Скотта и много других книг…

В замке Малвенор я и приобрел вкус к чтению и начал заниматься самообразованием, а если ты не ленив, это самая лучшая школа. Не будь книг, что сталось бы со мной при моей профессии, когда работать приходится тайно, редко и понемногу?

Чтобы умыться и привести себя в порядок, к полуночи я спускался в кухню, в той одежде, в которой ходил в этот день и которую выбирал смотря по настроению и по погоде. Потом я переходил в смежную с кухней кладовую, чтобы поесть — обстоятельства позволяли мне делать это всего раз в день, но зато пиршество мое иногда продолжалось часами: я отведывал понемногу от всех яств, а это способствует пищеварению и хорошему сну.

Эти ежедневные мелкие кражи должны были вызвать у меня угрызения совести, но я их вовсе не испытывал, несмотря на безукоризненное моральное воспитание, которое я получил. Между тем уворованные лакомства были олицетворением самого черного и самого опасного зла, ведь когда зло предстает в виде маленьких искушений, ему особенно трудно противостоять и легче всего приобрести неискоренимую привычку уступать соблазну.

Поверьте мне, дорогие мои внуки, это говорит вам старый пуританин [33]!

Мое поведение было тем более безобразным, что я обкрадывал британского лорда и пэра, который, несмотря на все свои несчастья, был гораздо богаче меня. Провидение поручило богачей честности и заботам бедняков, чтобы богатые могли без помех создавать себе рай на земле. В Писании говорится, что богатые будут всегда, а Писание знает, что говорит. Значит, мы должны мириться с этой категорией людей и содержать их по мере сил и возможностей.

Но вынужден смиренно признаться, что уразумел эту истину, только когда сам разбогател благодаря своему труду и, в особенности, своей удаче.

Уинстон часто приходил составить мне компанию, сообщая последние новости о том, что происходит в доме, учил меня, в какой последовательности истинный гурман отведывает разные блюда, и подкреплял мое усердие своим дурным примером.

Мало-помалу я лучше узнавал Уинстона — у него был компанейский и совершенно беззлобный нрав.

Поужинав при свечах, Уинстон отправлялся спать в комнату по соседству со своим учителем, сон которого был таким крепким, а я, чтобы улучшить пищеварение, совершал прогулку по первому этажу, стараясь ступать особенно неслышным шагом возле двери леди Памелы, которая, по слухам, спала очень чутко.

В детстве все предметы кажутся гораздо большими, чем на самом деле, а ночные тени еще увеличивают то, чего ты не видишь. Неудивительно, что Малвенорский замок казался мне огромным. Тем более что до сей поры я жил в маленьких домишках! Дом моих бедных родителей и дом мистера Гринвуда оба уместились бы в одной только кордегардии.

В действительности же, как я уже говорил, Малвенор был замком средней величины, который очень плохо содержали преданные, но слишком малочисленные слуги. Впоследствии я оказал честь своим посещением и своим талантом жилищам куда более роскошным, где и прислуги было вдоволь. Но не будем забегать вперед.

Мало-помалу я перестал бояться темноты, не боялся и тогда, когда горел огарок свечи, хотя он придавал потемкам еще более зловещий вид. Поскольку по ночам я передвигался ощупью, как крот или светлячок, я запомнил, где что стоит, и чувствовал себя почти как дома.

Глубокая мысль Уинстона, которую он высказал до того, как я напугал его голосом негодника Артура и загадками буфетной, укрепляла мое спокойствие и уверенность: пока никто не докажет обратного, сказал Уинстон, единственный призрак, бродящий по Малвенору, — это я! Если я перепугаюсь, не значит ли это, что я испугался собственной тени?

Днем в среду 15 августа мой дневной сон был прерван грохотом автомобиля, который становился все громче, — казалось, машина вот-вот врежется в Малвенорский замок. Я бросился к своему наблюдательному посту и увидел машину с откидным верхом — как лошадь на полном скаку, она неслась к парадному входу в замок. Остановился этот роскошный экипаж с медной отделкой, надраенной, как кастрюли миссис Биггот, у каменного мостика. Из машины вышли шофер и лакей, они открыли задние дверцы, и из них появились два господина, навстречу которым почти тотчас вышли Джеймс, лорд Сесил, близнецы и Уинстон.

Когда автомобилисты сняли громадные очки, я в свой театральный бинокль разглядел, что одному из приезжих было лет пятьдесят. Другой казался помоложе и поживее. Пятидесятилетний был, без сомнения, женихом несчастных близняшек-сестер, о котором Уинстон рассказал мне накануне. Но кто был его спутник?

Словно в знак траура по злосчастной судьбе Алисы и Агаты, небо затянули черные тучи. Поэтому чай пили не у озера, а в доме. И я до полуночи не смог удовлетворить свое жгучее любопытство.

Потусторонняя беседа

Когда я снова увидел Уинстона, вид у него был озабоченный и даже подавленный.

— Ужасный вечер, дорогой Джон! Трубоди наконец остановил свой выбор на Алисе. Отец прикрепил ей к волосам голубой бант, чтобы жених мог ее узнать. Алиса в отчаянии, зато Агата вздохнула с облегчением…

— Вы хотите сказать, что Трубоди начнет с Алисы? Уинстон непонимающе уставился на меня. Он уже позабыл свою зловещую шутку, но мой невинный вопрос напомнил ему о ней.

— Гм-м… да, само собой! Агата получит драгоценную отсрочку. Но так или иначе обед в кои-то веки был великолепный. Сегодня я не пойду с тобой в кладовку. Разве что съем ложечку-другую апельсинового джема, просто чтобы тебе не было так одиноко…

Я спросил Уинни, кто был второй приезжий джентльмен.

— Его нельзя назвать настоящим джентльменом. Это журналист из эдинбургской газеты «Труба», мэтр Дашснок заарканил его по телефону. Мэтр Дашснок поспешил оповестить о своих фотографических достижениях всю Англию, он рассылал телеграммы, а если ему казалось, что телеграммы идут слишком долго, названивал по телефону.

— И лорд Сесил ему разрешил?

— Отец очень раздосадован. Он боится, что дело тут нечисто, и, если обман вскроется, скандала не миновать. С другой стороны, он не уверен, что это обман, а так как всякая реклама может пойти нам на пользу, он предоставляет событиям идти своим чередом — что ему еще остается? Я и сам весьма обеспокоен. Эта дурацкая история, судя по всему, будет иметь неожиданное продолжение. Если мы попадемся теперь, это нам дорого обойдется.

— А вы не пытались угомонить мэтра Дашснока, Уинни?

— Еще бы! Как не пытался! Но фанатики не замечают, когда над ними смеются. Понимаешь, эта фотография — свет его подслеповатых очей, его позднее дитя. Такое долгожданное! Теперь он желает, чтобы весь мир разделил с ним его радость. Я принес тебе один отпечаток…

Если не считать, что на фотографии не было головы, снимок был очень четким — только «историческое» бильбоке было несколько смазано.

— Если бы я был уверен, Джон, — сказал Уинстон с некоторым смущением, — что в воскресенье ты уберешься отсюда, мне было бы спокойнее. Я говорю так в твоих же интересах!

Я подтвердил, что и сам намерен поскорее убраться из замка. Но, чтобы позлить Уинстона, добавил:

— Однако я не могу обещать, что милорд Артур опять не примется за свое. Вы же знаете, какой у него характер — капризный, непредсказуемый…

— Ой, тьфу, тьфу, тьфу, типун тебе на язык! Два призрака, настоящий и поддельный, — право же, это многовато для одного замка! Так или иначе, поклянись мне, что будешь вести себя очень осторожно. Настали опасные времена, Джон. Мы на вулкане. Я бы очень хотел, чтобы, пока ты еще в замке, при Трубоди и этом журналисте, забыл, как его зовут, ничего не случилось. А потом будь что будет — мне все равно! Вещественное доказательство — corpus delicti, как выражается мэтр Дашснок — к тому времени исчезнет…