Сказочные повести. Выпуск девятый, стр. 14
Все разглядывали произведение искусства. На высоком, выше самого Формалая, пьедестале возвышалась надменная в черном костюме фигура. Рядом с ней, свесив разноцветные уши, замерла собака.
— Хвала Формалаю! — изрек Распорядитель приемов и праздников.
— Хвала! — подхватила фигура, стоявшая на пьедестале, а собака махнула хвостом и тявкнула.
Все уставились на оживший памятник. Распорядитель праздников привстал на цыпочках и дернул фигуру на пьедестале за сюртук.
— Не трогай меня. Я сам спрыгну, — сказала фигура, и все узнали судью Нашим-Вашим.
— Что ты здесь делаешь? Зачем ты сюда залез? — высунулись вперед два повара.
— Ты сломал памятник, — подхватил Хранитель платья.
И только тут все увидели, что на пьедестале нет никакого памятника.
— Что ты здесь делаешь, шут гороховый? — грозно спросил Формалай.
— Я… Я стараюсь. Я выполняю задание царя, твое задание, государь.
— Ловлю нашего врага Петрушку, — ответил Нашим-Вашим. — У меня имеются самые точные сведения, что сюда под полотно собирается спрятаться Петрушка, и я его поджидаю. Но никакого памятника я здесь не видел.
— Что же тогда делал гончар? — вскипел царь.
— Я поручил смотреть за памятником Хранителю памяти, — пробормотал в ответ Распорядитель приемов и праздников.
— Я приказал посмотреть парикмахеру, — кивнул Хранитель памяти.
— Я послал садовника, — лепетал парикмахер.
— Я доверил дворнику, — свалил с себя вину садовник.
— Отправить всех на свалку! — разъярился Формалай. — На свалку!
Два стражника понесли Распорядителя приемов и праздников к воротам свалки.
Слуги повалились на колени.
— Простите нас, — зазвучал недружный хор дребезжащих голосов. — Мы заставим гончара поставить настоящий памятник.
— Ладно, прощаю, — согласился Формалай. Он вспомнил, что мастер Трофим в тюрьме и ни за что не сделает ему нового парикмахера, дворника, садовника и других слуг. — Ладно, прощаю, — еще раз повторил он. — Только найдите мне гончара и не спускайте с него глаз, пока он не сделает памятника.
«ХВАЛА ПРАВИТЕЛЮ ФОРМАЛАЮ»
Царский садовник был уже стар. Ему все трудней и трудней становилось ухаживать за цветами в дворцовом саду. Он очень боялся, что, как только он не сможет работать, его отправят на свалку, поэтому все старался делать очень тщательно, чтобы царь всегда был им доволен. Только поэтому прямо перед своим домом вот уже пять лет он разбивал цветник, и каждую весну на его клумбах появлялись сделанные из цветов надписи, прославляющие правителя.
«Да здравствует царь!» — кричали красные маки, качая на ветру головками.
«Пусть живет долгие годы наш Формалай!» — такую надпись составляли лиловые астры.
А в этом году садовник решил сделать новую надпись. В своей теплице он вырастил рассаду особенно крупного ярко-желтого львиного зева. Когда растения набрали бутоны и готовы были вот-вот распуститься, садовник высадил их в цветник, составив такое предложение: «Хвала правителю Формалаю!»
Садовник любил свою работу и сажал цветы умело. Они выстроились ровно-ровно, и надпись выделялась очень четко.
«Конечно, теперь, видя мое старание, царь не отправит меня на свалку, — успокаивал сам себя садовник. — И я буду всегда работать в царском дворце».
Садовник отправился домой, надеясь, что кто-нибудь из придворных уже увидел эту надпись и доложил о ней Формалаю. Он уже мечтал о том, как правитель пришлет метра три сукна на теплую шубу и, может быть, разрешит построить еще один дом.
Но мечтам садовника не суждено было сбыться. Утром, когда только чуть-чуть рассвело, садовник собрался на работу. Едва он вышел из своих ворот, как увидел толпу жителей, стоявших у его клумбы.
«Вот как здорово я сделал», — мысленно похвалил он себя и, довольный собой, стал пробираться к самой клумбе, взглянул и не поверил своим глазам: желтый львиный зев, яркий, как солнечный луч, составлял четкую фразу: «Хвала грабителю Формалаю!»
— Не я, не я это сделал! Я не виноват! — стал оправдываться садовник, хотя никто не требовал от него ответа. — Я три раза читал. Было написано: «Хвала правителю Формалаю!»
— Ври больше, — усмехнулся трубочист Яша. — Я сам видел, как ты вчера на коленях ползал да надпись выписывал.
— Позвольте, я писал правильно: «Хвала правителю Формалаю!»
— Ишь ты… правильно, — засмеялся огородник Терентий. — Я тоже видел, как ты вчера тут работал.
— Неужели я ошибся? — Старик потер лоб, опустился на колени и принялся восстанавливать испорченную надпись. — Кто это сделал? Кто посмел?
А это, конечно, было делом рук Петрушки.
Садовник отряхнул грязь с колен, еще раз проверил надпись. Он прочитал сначала по буквам, потом по слогам: все было правильно.
А ночью Петрушка снова исправил слово «правитель» на «грабитель».
На следующее утро садовник, еще не успев как следует проснуться, выглянул в окно. У клумбы с надписью опять стояла толпа. Едва натянув черные чулки и поправив костюм, он подбежал к клумбе.
Увы! Желтые цветы львиного зева снова кричали: «Хвала грабителю Формалаю!»
Старик молча опустился на колени и, поправив надпись, с тяжелым сердцем пошел на работу.
Целую неделю по утрам копался садовник, пересаживал цветы на злополучной клумбе, и, наконец, терпение его лопнуло. Однажды, проходя на работу, ткач Сидор громко сказал:
— Братцы. Смотрите, а надпись-то какая: «Слава куклам!»
— Правильно, — поддержал трубочист Яша. — Давно бы так надо.
И эта надпись сияла желтым светом все лето, потому что каждый, кто проходил мимо, вырывал появившуюся в клумбе сорную травинку и не ленился лишний раз принести ведро воды на грядку.
СНОВА СУДЬЯ
Разъяренный Нашим-Вашим подобрал первую валявшуюся на дороге палку, и пошла палка гулять по спине Тузика.
— Ах, негодник! Ах, врун! — ругался судья. — Из-за тебя я окончательно потерял доверие царя. Как я буду теперь жить, если он не возьмет меня обратно во дворец?
— Простите, больше не буду, — визжала собака. Но судья ничего не слушал. Его ярость была так велика, что он готов был разорвать собаку на клочки. Он так сильно ударил ее палкой, что кривой сучок впился в материю и вырвал клок вместе с ватой.
— Я тебя разрежу на куски, — пригрозил он. — А из твоей шкуры сделаю занавеску, если ты не найдешь сегодня Петрушку.
Тузик, понуро опустив хвост и голову, побрел по улице. Прохожие наступали ему на лапы, толкали его — он ничего не чувствовал. Тузик не знал, что делать.
Нашим-Вашим с Тузиком обошли весь город. Они проходили улицу за улицей, переулок за переулком, но Петрушки, конечно, нигде не было. «А вдруг он на базаре?» — подумал Нашим-Вашим и направился к базарной площади.
Судья и Тузик медленно пробирались вдоль рядов. Шли мимо кадушек с медом, мимо сит для просеивания муки, мимо саней с оглоблями, телег, кастрюль и чугунов. Нашим-Вашим заметил в самом центре базара кучу жителей. Он просунул в толпу вначале голову, потом плечи и пробрался в середину круга. Там карусельщик стоял около крестьянки Матрешки и держал в руках чудесный ковер, на котором были вышиты озеро, коричневые камыши и белые лилии. А Матрешка складывала в платок монеты.
Судье стало завидно, что комнату глупого карусельщика украсит такая хорошая вещь.
— Отдай ковер. Я его покупаю, — сказал он.
— Не отдам.
— Гав! Гав! — затявкал Тузик и, желая заслужить милость хозяина, вцепился карусельщику в ногу.
— Ай! — карусельщик отдернул ногу, бросил ковер и побежал.
— Ай да. Тузик! Ай да, молодец! — похвалил судья собаку и бережно поднял ковер. — Кто сделал этот ковер, голубушка? — спросил судья.