Семейная библиотека. Выпуск восьмой, стр. 5
Вот это открытие! О таком открытии стоит, пожалуй, прочирикать на весь двор. Да что на весь двор — на весь город, даже на весь мир!
Я распустил свои крылья! Я выкатил грудь! Я повернулся в сторону Кости Малинина — и замер с разинутым клювом.
Мой друг Костя Малинин продолжал сидеть на лавочке, как самый обыкновенный человек… Косте не удалось превратиться в воробья!.. Вот тебе раз!
Событие десятое. Что на воробьином языке означает…
Малинину не удалось превратиться в воробья!
Он пыжился, жмурился, все время ощупывал себя руками, чуть слышно шептал себе под нос: «Вот я! Вот я! Превращаюсь в воробья!» — и все безрезультатно. А еще торопил меня, а еще кричал на весь двор: «Давай скорее превращаться в воробьев! Давай быстрее! Давай сейчас же!» А сам как был Малининым, так и остался. Только покраснел как рак, и больше ничего.
— Малинин! — закричал я на Костю. — В чем дело? Почему ты не превращаешься в воробья?..
Но вместо этих слов из моего рта вылетело обыкновенное воробьиное чириканье: «Чик-чирик! Чьвит-чьвит! Чиу-чиу!»
Повернув голову, Костя посмотрел в мою сторону и с изумлением вытаращил глаза.
— Баранкин! — сказал он. — Это ты, Баранкин?
— Чио! Чио! Чья! Чья! — ответил я ему по-воробьиному, что означало: «Конечно, я! Не узнаешь, что ли?!»
Убедившись, что я не вру и что я уже действительно не я, а самый настоящий воробей, Малинин покраснел еще больше — наверное, от зависти! — и чуть даже не разревелся.
— Как же это у тебя получилось? — спросил он, часто моргая глазами.
Я сказал:
— Чень-чень-чень! Чик-чик-чик!.. (Очень просто! Чик! Чик! Чик! И готово!)
Затем, между мною и Костей произошел следующий разговор на разных языках:
Костя(со слезами на глазах). Значит, превратился! Вот здорово! А почему же я не превратился?
Я.Чирик! Чим-чирим! (Откуда я знаю!) Чирик-чиквить-чить! (Наверное, хотел не по-настоящему!)
Костя. Что ты на меня чвикаешь? Говори по-человечески!
Я.Р-р-р-рчик! Чуть-чуть-чьвим-чим! (Как же я могу говорить по-человечески, если я воробей!) Чепчик! Чи-чи-нип!
Костя.Еще «чепчиком» обзывает!
А я совсем его не обзывал «чепчиком». Я ему сказал: «Не падай духом, Малинин! Еще раз попытайся».
Костя стал ругать меня за то, что я, не дожидаясь его, превратился в воробья, но я ему не стал ничего чирикать в ответ. Мне самому тоже было это неприятно. Уговаривались вместе превратиться в воробьев — и вот вам, пожалуйста. Конечно, быть воробьем одному не так интересно, как вдвоем.
Я махнул крыльями. Взлетел. Уселся на заборе злой-презлой и повернулся спиной к Косте Малинину. И надо же было, чтобы в эту минуту на улице из-за угла показался на велосипеде Мишка Яковлев.
Я схватился крыльями за голову. Все пропало!
Теперь Малинин уже ни за что не успеет превратиться.
— Вот я! Вот я! Превращаюсь в воробья! — донесся до меня снизу голос Кости Малинина.
Не сводя глаз с Мишки Яковлева, я крикнул Косте с забора:
— Чим-чим-чим! Чер-чилим! Чер-чилим! Черес-чур! Черес-чур! (Поздно! Мишка на велосипеде едет! Сейчас он тебя учиться поведет!)
Сам чирикаю и вижу, как Мишка уже въехал во двор и к лавочке подъезжает, на которой сидит несчастный Костя Малинин, то есть не сидит, а должен был сидеть… Я говорю «должен был», потому что, когда Мишка Яковлев подрулил к лавочке, Кости на скамейке уже не было. Вместо Кости на скамейке стоял на полусогнутых лапах воробей, и, судя по всему, этот воробей был не воробей, а бывший Костя Малинин. Значит, пока я переживал и уже ни во что не верил, Костя Малинин взял и тоже превратился в воробья со второй, а может, и с третьей попытки. Впрочем, неважно, с какой попытки, важно, что превратился.
— Костя, — крикнул Мишка, слезая с велосипеда, — Малинин! Ты куда спрятался? Странно! По-моему, я его только что видел на лавочке. Конечно, видел. Вот его учебники и тетради!
Мишка, собрал тетради и учебники и, не обращая никакого внимания на рядом сидящего воробья (который был вовсе не воробей, а Костя Малинин — вот смехота!), оглядел весь двор, потом посмотрел на наше окно, из которого показалась голова моей мамы.
— Здравствуй, Миша! — сказала мама. — А где же Юра и Костя?
— А я как раз хотел вас об этом спросить! — сказал Яковлев. — Учебники и лопаты на лавочке лежат, а их нет…
— Вот сорванцы! — сказала мама. — Наверное, на улицу убежали… Ты, Миша, заходи в комнату, они сейчас вернутся!
Мишка положил Костины учебники на седло и скрылся в подъезде, а я слетел с забора на лавочку к Косте Малинину.
— Ир-чик! Ир-чик! Чуть-чуть-чуть! — сказал я Косте. (Молодец, Малинин! Превратился все-таки!)
На что мне Костя прочирикал:
— Че-че-че? (Честное слово?)
— Че-че-че! — сказал я. — Чуф-чуф-чуф! Чи-чи-чи! (Честное слово! Открой глаза и увидишь!)
И Костя открыл свои голубые, как у девочки, глаза… Глаза у него так и остались голубыми! Воробей с голубыми глазами! Здорово! Стоит на лапках, качается, хвостом сам себе равновесие помогает держать и от удивления все еще прийти в себя никак не может.
А я вытер крылом пот со лба и сказал:
— Все в порядке! (Ч-уфф!)
— Ч-уфф! (Все в порядке!) — сказал Костя Малинин и тоже вытер крылом лоб.
Мы обнялись и, подпрыгивая от радости, закружились по скамейке…
Событие одиннадцатое. Встреча с бесхвостым
— Сей-час наедимся овса, — сказал я Косте Малинину, — и пом-чим-чим-ся! Полетим!
— Куда?
— Можно направо, можно налево. Раз мы с тобой превратились, то теперь все можно. — Я поднял крыло, отставил лапку и прочитал с выражением: — «Мы вольные пти-ти-ти-цы! Пора, брат, пора! Туда, где за морем белеет гора!..» Одним словом, куда захотим-тим, туда и поле-тим-тим! Вот какая жизнь!
Малинин засмеялся.
— Юр-чи-чик! — сказал он. — В воробья ты превратился, а клюв у тебя остался курносым. Чу-чу-деса!
— Врешь!
— Ни-чуть, ни-чуть!
— А у тебя глаза голубыми остались, как у дев-чон-ки! Чеп-чик!
Я спорхнул с лавочки к луже и стал смотреться в воду. Клюв у меня действительно остался курносым, и вообще я весь получился какой-то серый, и перья у меня топорщились во все стороны, и на лбу торчал хохолок… Костя Малинин выглядел совсем по-другому: у него была нарядная белая грудка с галстуком, сам он был весь чистенький, аккуратненький, с приглаженными перышками, как будто он только что из парикмахерской вылетел.
Впрочем, я ничуть не расстроился: я, когда был человеком, тоже не отличался особенной красотой и аккуратностью. Подумаешь, курносый так курносый. Взъерошенный так взъерошенный.
Не в этом дело. Дело в том, что я во-ро-бей и что теперь мне никто и ничто не может испортить моего замечательного воробьиного настроения. А настроение у меня было действительно замечательное! Еще бы! В голове совершенно пусто — ни забот, ни мыслей, ни тревог! И так будет весь день! Целый день-день-день-день! Ну и день-день-день! Вот так день-день-день. За-ме-ча-ча-тельный день. Че-че-рес-чур за-ме-ча-тельный.
Я напился дождевой воды и ударил крылом по своему отражению, обдав брызгами Костю Малинина, скакавшего по ту сторону лужицы.
— Костю-чок-чок-чок! Ну, как жизнь?
— За-ме-ча-тельная! — чирикнул Малинин, брызгая в меня водой.
— А что я тебе говорил? А ты говорил: «Превратимся лучше в бабочек!» Давай искупаемся!
— Холодно! Давай лучше овес искать. Очень-очень есть хочется.
Найти овес на нашем дворе оказалось делом нелегким. Мне попадались и конопляные зернышки, и арбузные семечки, и семечки обыкновенные, а вот овса все не было.