Невероятные истории. В Тридевятом царстве и другие сказочные повести, стр. 68

В толпе там и тут рыскали видоки — шпионы-свидетели, прислушивались, о чём люди глаголят, не ведёт ли кто крамольных речей. Держи лучше язык за зубами, не то возьмут тебя в плети! Строители.

Следом за Олегом на высокое крыльцо вывел юный князь своих гостей — Таню и Игоря. Они видели, с каким удивлением уставились на них сотни глаз, а сотни ртов зашептали: «Гляди-ко! Во диво!»

Глашатаи зычно закричали, прикладывая к губам ладони коробочкой:

— Ти-их-о! Замри! Слушай, народ новгородский, злато слово князя Олега!

И сразу такая тишина наступила, что стало ясно слышно, как далеко в заречье каркал ворон. Вот уж, окаянный, не ко времени закаркал, словно беду накликает!

Олег, высокий, статный, в платно небесного цвета, расшитом бурмицким [26]жемчугом, стоял на виду у всего веча. Ветер шевелил его волнистые русые волосы. Он провёл рукой по волосам, потрогал пальцами бородку. Спокоен был князь Олег, лишь на белом лице, под левым глазом, предательски дрожала голубая жилка.

Позади князя стал вечник с тонкими железцами и берестяными свитками в руках. Искусно и быстро нацарапает вечник на бересте своими железцами всё, что скажет князь народу, а потом запечатает в особый ларь.

Низко-низко поклонился Олег собравшимся.

— Братие! Вы, вольный народ новгородской, призвали меня княжить на сей стол, — громко и отчётливо заговорил Олег. — Вы поручили заботам моим сироту — младого князя Игоря. Вырастил я младого князя на виду у вас в нашей вере, в законах и обычаях наших добрым русичем. Однако княжил я, помышляя не токмо о благе Игоря, но и о вашем благе, о благе народа новгородского, народа русского.

— Так еси! — хором сказали бояре.

— Так еси, — одним могучим вздохом, словно эхо, повторило все вече.

— От глада мрем! — вдруг кто-то крикнул из задних рядов, но крикуна тут же подмяли, и он умолк.

Олег кашлянул и продолжал:

— Не раз водил я вас на рать супротив врагов новгородских и бился с ними, как простой воин, плечо к плечу с вами. Из моих и ваших ран, братие, лилась и смешивалась кровь, и стали мы одной крови, как родные!

— Так еси, — прошелестело вече, захваченное красноречием князя.

— Одной мы крови, — повторил он, — и я, ваш князь, спрашиваю вас: верите ли вы мне, братие?

— Верим! — выдохнуло вече.

— Велика земля новгородская, но ещё больше все земли русские! И земля ростовская, и рязанская, и смоленская, и полоцкая, и киевская — суть земли русские! От самого Русского моря до моря Варяжского и далее до Ледового окияна, где живут малые народы Чудь, Мери и Веси, кои бились плечо к плечу с нами супротив варягов, называется земля одним святым словом — Русь!

— Рру-усь! — ликующе пророкотало вече.

— Вельми обильна земля русская, братие! И жито родит, и гречиху, и леса наши полны дичью, и реки рыбой. За три моря ходят на своих лодиях купцы наши с товарами русскими на зависть и варягам, и германцам, и франкам, и грекам! И возвращаются на Русь с товарами иноземными!

— Так еси! — рявкнули довольные похвалой купцы.

— Но скорбно мне, братие, что порядка ещё мало на Руси! — понизил голос Олег. — Ныне кто-то из вас крикнул: «От глада мрем»… Бывает и так, и потому больно сердцу моему! Бывает так, что не гречихой засевают русичи поле, а белыми костями; не водой поливают землю, а кровью своей! Сходятся на рати русич с русичем, племя с племенем, а оттого слабеет Русь на радость врагам иноземным. Не едины мы, братие, а врагам легче одолеть каждое племя порознь.

Вече молчало, словно заворожённое словами князя.

— И особо скорбно мне, — с горечью продолжал Олег, — что наименьше всего порядка на полуденной украине [27]Руси, на земле киевской, коей правят князья, два брата Аскольд и Дир!

— Осрама! — тонким голоском крикнул маленький боярин Путята, потрясая серебряным посохом.

— Осрама! — разноголосо закричало, зашумело, задвигалось вече.

Олег поднял руку, успокаивая людское море.

— Ныне прибыли ко мне гонцы из земли древлянской, из града Искоростеня. Замучили князья Аскольд и Дир войнами соседей своих — древлян. Но того мало: разоряют грады и веси древлянские хазары окаянные! А князья Аскольд и Дир не токмо не защищают братьев наших — русичей-древлян, а более того — завели дружбу с иноверцами дикими, с хазарами окаянными. Просят древляне с поклоном защиты у Великого Новгорода!

И снова зашумело, задвигалось, заплескалось взволнованными голосами людское море:

— Поможем братьям русичам!

— Веди нас, княже, на Киев! Окраина.

— Осрама Аскольду и Диру!

— А они-то небось и не русичи совсем!

— Нет у русичей такого имени-прозвища — Аскольд!

— Аскольд и Дир — варяги!

— Изгнать их с земли русской!

— Смерть Аскольду и Диру, псам варяжским!

От толпы купцов отделился рослый молодец в голубом кафтане.

— Игорь, — сказала брату Таня, — смотри, ведь это тот самый купец, которого мы сегодня утром видели на пристани. Помнишь, на грузчиков покрикивал?

Рослый молодец снял шапку и поклонился Олегу, опуская до земли правую руку.

— Дозволь, княже, слово вымолвить, — бойко крикнул он.

— Говори, купец, — улыбнулся Олег. Он был доволен, так как понимал, что первое сражение за Киев выиграно сейчас благодаря его ораторскому искусству.

В глубине души Олег побаивался веча, как побаивались его все новгородские князья. Попробуй возмутить неосторожным словом эту голытьбу, и рухнет она тебе на голову, как обвал каменный! И Перун не поможет — костей не соберёшь!

Глаза Олега, такие же большие и серые, как у племянника Игоря, вдохновенно поблёскивали. Мыслями своими тридцатилетний князь уже был далеко на полуденной украине Руси.

— Говори, говори же, купец!

— Братие! — крикнул купец, оборачиваясь лицом к вечу и вновь кланяясь. — Мы, купеческое племя, верой и правдой служим Великому Новгороду. Ныне собрал я караван лодий с товарами новгородскими. А плыть нам далече, до самых греков. Как подумаю, что придётся плыть нам мимо славного русского града Киева, сердце сжимается. Стоит славный русский град Киев на горе, над самым Днепром славутичем. А засели на той горе не русские князья, а злыдни, змеи подколодные! Туда плывёшь — плати куны, обратно плывёшь — опять плати! А то и вовсе отымут товары дружинники Аскольда и Дира, а людей наших перебьют! Хуже хазар, кои тоже с нас выкуп берут, когда мы лодии наши через пороги днепровские перетаскиваем в степях полуденных! Доколе же будет такое, братие? Иди, княже, на Киев, перебей змей подколодных! Освободи землю нашу от хазаринов!

— На Киев! — загремело вече.

— Смерть татям [28]!

Олег поднял руку:

— Спасибо, братие, за доверие. Повелел мне Перун идти на Киев, объединить полуночные и полуденные украины воедино! Построим мы на границах наших города и острожки, и не будет нам страшен никакой враг! Будет у нас одна великая Русь от Русского моря до Ледовитого окияна!

— Слава князю русскому Олегу! — закричал восторженно боярин Путята, наливаясь краской и закатывая глаза. — Слава Руси Великой!

— Сла-ава-а!.. — дружно откликнулось вече.

Сотни шапок полетели в воздух.

Вечник торопливо черкал железцем по берестяному свитку.

ШАГИ ЗА ДВЕРЬЮ

Наконец-то Игорь и Таня остались одни! В отведённой для них светёлке стояли две лавки с перинами, от которых исходил пряный запах мяты. Воры. С бревенчатого потолка на пуховые перины спускались лёгкие пологи из розового заморского шелка. Отбрось полог, ляг на такую постель и небось утонешь в ласкающей тело мягкой неге.

Стемнело. На потолке дрожали красноватые отблески — то в граде и в предградье жгли новгородцы боевые костры, пили мёд и ол [29]во славу Олега, за его победы в полуденной Руси. Сквозь открытые окна доносились неясные крики и пьяные песни.