Последняя тайна, стр. 43

— Капкан! — чувствуя его холодные челюсти, простонал он. — Не могу поверить…

Острая боль вновь пронзила его, и он упал в снег. В душу проник страх. Если она оставит его здесь, с этим металлическим чудовищем на лапе, смерть его будет долгой и мучительной. Самая худшая смерть для зверя! Дикий зверь, угодив в капкан, перегрызает себе лапу, чтобы не лежать и ждать неминуемой смерти. Капкан хуже ружья. Хуже змеиного укуса!

— Не могу поверить, что ты пала так низко!

— Ну, между нами есть кое-какая разница, правда?

— Не говорю тебе про «Декларацию прав зверей», но даже… даже презренный Тамурлан-Тимяу, один из самых жестоких деспотов на свете, запретил использовать это ужасное приспособление! — преодолевая новый приступ боли, прохрипел он.

— Я знаю, — подойдя к Нюху, ответила Свелтлана. — Он был глупцом, правда? Убивал тысячи своей дурацкой саблей! Думаю, я хуже его, правда?

— Ты мерзкий дьявол! — выпалил Нюх в порыве негодования, отвращения и презрения. — Только подумать…

— Только подумать, что когда-то ты находил меня привлекательной, да? Я помню, как ты смотрел на меня, когда мы впервые встретились в Туманном. — Она щелкнула зубами. — Мои глаза всегда отлично служили мне! Бедный Остронюх! Наконец-то ты утонул в этих глазах, не так ли?

Внезапно, когда она поправляла шубу и накидывала на голову капюшон, ему в голову пришла мысль. В его колчане осталась последняя стрела!

— Они фальшивые. Ты ничего не добилась.

— Что? — отчасти удивленно, отчасти озабоченно спросила она. — О чем это ты?

— Я о туфлях! Это подделка!

— Ты говоришь это мне назло. Но ложь тебе не поможет.

— Я не лгу. Ты… Ты же хорошо меня знаешь, — с трудом произнес он. — Мое имя не Свелтлана Я никогда не лгу врагам, только друзьям — и то очень редко.

Свелтлана достала из кармана шубы туфли и надкусила каблук. От него откололся кусочек. Она выплюнула его себе на лапу и рассмотрела. Да, туфли были сделаны из чего угодно, только не из благородного нефрита. Нюх, как всегда, сказал правду.

Вскрикнув от ярости, она швырнула их в Нюха.

Однако при этом она сама потеряла равновесие. Ее задние лапы скользнули по льду, и она упала на сани. Удар был не такой уж и сильный, но сани тронулись. Свелтлана попыталась встать, но тяжелая шуба мешала ей, а сани все быстрее скользили. Нюх видел, как ужас исказил ее морду. Она поднялась, хватаясь за воздух, как раз тогда, когда сани перевалились через край пропасти…

Несколько секунд Нюх слышал ее пронзительный крик. Потом крик резко оборвался.

Нюх откинулся и набрал в рот снега. Капкан. Чтобы освободить кого-либо от его железной хватки, требуются немалые силы. Нужно всем своим весом навалиться на педаль механизма и одновременно разжать скобы. Ну а зверь, попавший в капкан, даже если он еще не обессилел от боли и потери крови, сделать это вообще не сможет. Нюх понимал, что пролежит тут до ночи, а потом замерзнет.

— Печальный финал! — с горечью прошептал он. — Умереть в капкане! Я представлял свою смерть в разных обличьях, но столь бесславную, как эта, — никогда! Ах, эта дьявольская Свелтлана! Устроила мне последнюю пакость! А сама умерла почти мгновенно! Вот смерть, за которую я не пожалел бы и жизни!

Сквозь боль он осознал иронию этой фразы и по достоинству оценил бы ее, если бы не лишился чувств.

Через некоторое время Нюх пришел в себя. Он лежал и смотрел в небо, а над ним кружили пушистые снежные хлопья. Вдруг между ним и небом возникла чья-то морда.

— Бриония! — радостно прошептал он. — Ты потащилась за мной, несмотря на запрет?

— Разумеется! И вообще, кто ты такой, чтобы приказывать мне? Я свободная ласка, да будет вам известно, господин Серебряк! Ай-ай-ай! Где же половина твоих бакенбард? Неужели они замерзли и отвалились?

Бриония была закутана в шарф и несколько накидок, одну из которых она тотчас же сбросила.

— Ну-ка посмотрим, удастся ли нам освободить тебя из этих железных челюстей!

Она наступила на педаль капкана и попыталась когтями разжать скобы. Однако пружина была чересчур тугой, да и на морозе механизм замерз.

— Я попробую подышать на пружину, чтобы она немного согрелась, — сказала Бриония. — Как твоя лапа?

— Совсем онемела. Наверное, отморожена. Во всяком случае, боли я не чувствую.

— Это хорошо.

На самом деле Бриония понимала, что это вовсе не хорошо. Как ветеринар, она знала, что боль имеет одну функцию — сообщать зверю, что лапа по-прежнему связана с его нервной системой и посылает сигналы в мозг. Онемевшая же лапа может никогда не восстановиться. Хватит ли у нее мужества ампутировать лапу своему лучшему другу? Она не была уверена в этом. Вероятно, придется довериться ветеринарам-панголинам, которые, правда, слыли хорошими специалистами.

Целых десять минут она дышала на механизм капкана, потом с силой налегла на педаль. Раздался треск, — похоже, пружина подалась. Бриония нажала еще сильнее, и наконец ей удалось чуть-чуть раздвинуть скобы.

— Ты… можешь… вытащить… лапу? — задыхаясь, спросила она.

— Пока нет. Там зубья… Погоди… Да!

Нюх передними лапами изо всех сил потянул из капкана заднюю. Еще и еще раз он дернул лапу, и наконец она была свободна. Вместе с лапой вернулась и боль. Нюх немного отполз от капкана, бессознательно желая оказаться подальше от этого чудовищного приспособления. Он оказался почти на краю обрыва и не мог удержаться от искушения поглядеть вниз. На дне пропасти что-то темнело.

— Что ж, ей-то больше не больно, — скрипя зубами, произнес он. — Больше ей никогда не будет больно!

Бриония подскочила к нему, чтобы оттащить от обрыва, и тоже взглянула вниз:

— Это она?

— Да.

— Ты убил ее?

— Она упала сама… Несчастный случай.

— Жаль! Я бы предпочла, чтобы ее убил ты и она знала бы это!

— Бриония, месть — это блюдо, которое подают холодным… По правде говоря, лучше его и вовсе не пробовать!

— А я бы не прочь посмотреть на ее страдания!

— Ручаюсь, она пережила лишь мгновенный страх! А это еще кто? Боже правый, я совсем потерял авторитет! Уже никто не подчиняется приказам руководителя экспедиции! Очень мило!

Эта тирада была произнесена, когда на гребне появились Грязнуля с Плаксой. За собой они тащили сани.

Друзья бережно уложили Нюха на сани и начали осторожно спускаться с горы. Чтобы развеселить хозяина, Грязнуля затянул песню.

— Люблю я гулять по узким козьим тропкам, люблю я петь… — выводил он.

— Замолчи! — проворчал Нюх. — Я могу терпеть боль в лапе, но голова моя такого скрежета вынести не в состоянии!

— Вот отблагодарил, называется! — щелкнул зубами Грязнуля. — А моя тетушка очень хвалит мой голос!

— Твоя тетушка, наверное, глуха как пень! Если ты не замолчишь, я тоже оглохну!

Спуск был долгим и трудным, как из-за холода и темноты, так и из-за начавшейся бури. Нюх то приходил в себя, то впадал в беспамятство. Но усилия были вознаграждены, когда ласки увидели наконец огни дворца и, абсолютно изможденные, проползли несколько последних метров, таща сани с Нюхом.

— Положите его в постель! — задыхаясь, приказала Бриония встретившим их слугам. — Его необходимо быстро согреть.

То же требовалось и всем им. Пошатываясь, трое ласок разбрелись по своим комнатам и юркнули в теплые постели.

— Обычно я жаловался, что мне жарко! Больше никогда не скажу такого! — дрожа под несколькими одеялами, заявил Плакса.

— Еще как скажешь! — ответил Грязнуля, хорошо знавший друга. — Я уверен в этом так же, как в том, что меня зовут Грязнуля!