Собрание сочинений. Т. 5, стр. 20

Кот в углу глядит понуро

На каминное ребро…

На столе под лампой Юра

Разложил свое добро.

Девятьсот сто двадцать марок!

Восемнадцать сам купил,

Остальные все в подарок

От знакомых получил.

Польша — белая пичужка,

На литовских — конный шах,

На эстляндских — завитушка,

На финляндских — лев в штанах.

С каждым часом все их больше.

Мемель, Венгрия… Сочти!

Погляди, — одной лишь Польши

Всех сортов до тридцати.

И потом еще несчастье:

Чуть надорван где зубец,

Значит рви ее на части,—

Не годится и конец…

А легко ли на бумажках

Их наклеивать в альбом?

И вздыхает Юрик тяжко,

Наклонившись к маркам лбом.

Эту — можно для обмена,

Эту — можно подарить.

Надо будет непременно

Ватиканских раздобыть…

Входит мама. Села рядом.

Замурлыкала романс

И, окинув марки взглядом,

Мастерит из них пасьянс.

Дверь поет. Подходит папа:

«Юра, друг мой, а урок?»

Мальчик книжку взял из шкапа

И уселся в уголок.

«Птичка, бур-бур-бур, не знает

Ни заботы, ни труда…»

Папа марки разбирает:

Те — туда, а те — сюда.

Синеглазый хитрый мальчик

Притаился и глядит,

Улыбается в пенальчик,

Сам с собою говорит:

«Да, уроки… Тоже комик…

Знаем этих мам и пап,—

Заведут себе альбомик

И готово, — цап-царап!»

С Александром Куприным

(Знаменитым рыболовом!)

По пруду скользим, как дым,

Под наметом тополевым.

Я вздымаюсь на носу

И веслом каскады рою,

Он, зажав в руке лесу,

На корме сидит с блесною.

Сердце, — бешеный комок,—

Отбивает: щука-щука!

Оплываем островок,

На корме, увы, ни звука…

Только ивы шелестят,

Запрокинув в воду шапки,

Только кролики глядят,

В изумленье встав на лапки.

Вдруг, взглянув из-за плеча,

Я застыл и крякнул… Ловко!

Александр Куприн, рыча,

Из воды сучит бечевку…

Кровожадные глаза

Полны трепетного мрака:

— Напоролась, егоза!

Не уйдешь… Шалишь, собака! —

Тянет, тянет. Не легко.

Пузырем вскипает влага:

Распластавшись глубоко,

На крючке висит… коряга.

В день Вашего рождения

Дарю Вам сие произведение.

Когда Вы будете, моя дорогая,

Совершенно большая —

И будете иметь своего мальчишку,—

Можете подарить ему эту книжку.

Поэтому не мажьте ее ни маслом, ни вишневым

                                                                                       соком

И раскрывайте всегда прямо, а не боком.

Целую Вас в носик, в глазки, в правую щечку,

Желаю Вам десять пудов счастья — и ставлю точку.

Я люблю стихи ужасно…

Сяду с книжкой на крыльце:

Строчки катятся согласно,

Рифмы щелкают в конце,—

           Словно умный соловей

           На тенистом деревце

           Распевает средь ветвей.

Только тот стихов не любит

Ни печальных, ни смешных,

Кто, как мясо, строчки рубит

И не ставит запятых…

           Зубрит, зубрит свой урок

           И, не слыша слов живых,

           Знай вздыхает, как сурок.

Посмотри, цветы сквозные

Распускаются в садах.

Это все стихи цветные,

Божьи рифмы на кустах!

           Вот веселый барбарис

           В мелких желтеньких стишках,

           Вот сирень — поэт-маркиз…

Ну, а птицы, — ты послушай!

Пусть без слов, но от души

Над расцветшей старой грушей

Не стихи ль звенят в тиши?

           Как хрустальный водопад,

           В зеленеющей глуши

           Плавно льется мерный лад…

Не задумавшись над темой,

Вздув волнистые бока,

В небе белою поэмой

Проплывают облака…

           И ручей, нырнув в лесок,

           В тесной раме бережка

           Распевает свой стишок.

Даже бедный лягушонок

Что-то квакает в пруду…

Неужели я, ребенок,

Слов согласных не найду?

           Даже сны мои — стихи:

           Звезды, феи, какаду

           И во фраках петухи…

Завела себе тетрадку

И решила наконец,—

Засушила в ней я мятку,

Надписала: «Мой дворец».

           Утром спрячусь и сижу,

           А потом на ключ в ларец,

           Никому не покажу!