Последний чёрный кот, стр. 3

— Я тут нашёл потрясающий трёхзвёздочный мусорный бак! — сообщил нам этот неженка, сияя от радости.

Если кто не знает, мы, бездомные коты, делим мусорные баки на категории по их содержимому. Баки, в которых можно найти кучу всевозможных лакомств, относятся к пятизвёздочным. Баки, в которых съедобного очень мало и всё оно подпорченное, тянут самое большее на две звёзды. Что же до мусорных баков, в которых нет ничего, кроме опилок, ореховой скорлупы и туалетной бумаги (тьфу!), — они получают минус пять звёзд.

Встречаются, хоть и редко, такие чудесные мусорные баки, как тот, что стоит за домом главного судьи. Мы прозвали его баком изобилия. Каждый вечер мы опустошали его — а наутро он вновь был полон аппетитных объедков. Но постепенно об этом пронюхали все кошки острова. И ухватить кусочек теперь удавалось, только придя совсем рано, ещё затемно. В конце концов это надоело судье, и он поставил двух пожарных охранять соблазнительное место и поливать из шланга кошек, которые осмеливались к нему приблизиться.

По дороге нам с Куцым и Мурлыкой попался маленький котёнок, просто комочек какой-то.

— Я потерял свою маму, Маврилену, — пропищал он. — Вы её не видели?

— Нет, но ты не расстраивайся. Ты её обязательно найдёшь. Она наверняка где-то неподалёку, — принялись мы его утешать.

— Она пошла поискать мне еды и пропала. Её нет уже три дня...

— Ну ладно, пойдём с нами, перехватишь чего-нибудь вкусненького, — предложил Куцый, которому стало жаль котёнка.

У трёхзвёздочного мусорного бака на задворках молочной лавки мы узнали от сотрапезников, которые пришли туда раньше нас, что за последние дни бесследно исчезли ещё семь кошек. И все они были чёрными. Одна из них — бродяжка Смолка, моя давняя подружка. Это была невероятно умная кошка с косыми глазами, приводившими в ужас мышей: они никак не могли понять, в какую сторону она смотрит, и неминуемо попадались ей в лапы.

— Что ж это за напасть! Всё новые и новые, — сказал Куцый, высунув морду из баночки с йогуртом.

— Ума не приложу — что могло случиться со всеми этими кошками? — задумчиво протянул Мурлыка.

Я отослал прогуляться увязавшегося за нами котёнка и описал Мурлыке кошмарную сцену, свидетелем которой стал накануне.

— Ой-ой-ой! — воскликнул Мурлыка, слизывая с морды остатки йогурта. — Братцы, надо что-то делать!

С этим согласились все.

— Но что именно? — спросил Шишка.

У этого кота на голове вечно было полно шишек: в него постоянно швыряли чем-то из окон, когда он затягивал серенаду для очередной кошечки-красотки.

— Надо подумать. — Куцый копался в мусоре передней лапой в надежде отыскать ещё баночку йогурта.

— Знаешь что, Мурлыка, если ты случайно наткнёшься на коротышку в кепке, который пахнет йодом и мятой, сдержись, — посоветовал я. — Не бросайся тереться о его ноги, иначе тебе не поздоровится. Ты меня понял?

— Не беспокойся, если я где-нибудь и встречу этого коротышку в кепке, то ни за что не стану к нему ласкаться. Сдержусь. Я лучше незаметно буду следить за ним, — заверил Мурлыка.

Ну а меня тем утром куда больше пропажи несчастных кошек волновал красавчик Расмин. Действительно ли он так неотразим? Я решил заявиться к Исмине Парлавиде и увидеть это собственными глазами. Найду его — вызову на поединок и покажу, где раки зимуют, а где сардины нерестятся!

И вот под уважительным предлогом я распрощался с Куцым, Мурлыкой, Шишкой и другими сотрапезниками и осторожно перешёл дорогу, стараясь не попасть под колёса.

Пробираясь в густой траве среди ярких цветов, над которыми жужжали шмели и пчёлы, я мысленно разделывался с ним: «Вот тебе, Расмин! Получай! И ещё! Испробуй моих когтей! А вот эта царапина — мой тебе свадебный подарок!»

Уж я покажу этому хлыщу, чего стоят дворовые коты!

Невдалеке послышалось хлопанье крыльев. Я замер, внимательно осмотрелся — и увидел, как в камышах еле ковыляет раненый дятел со сломанным крылом.

Какое лакомство само ко мне идёт! В предвкушении еды я облизнулся.

Одним скачком я перерезал птице дорогу. Дятел дёрнулся, но был не в силах бежать. Я наступил ему на крыло; теперь он не мог пошевелиться и смотрел на меня с паническим страхом.

— Не надо! — взмолился он сдавленным голосом.

— Что-что?

— Не трогай меня! Я... я...

— Что — ты?

— Влюблён...

Хм, и он... Я невольно почувствовал к дятлу симпатию. Мне уже не хотелось его есть.

— Тебя как зовут?

— Трифон, — еле слышно пропищал дятел.

Сам не знаю, что на меня нашло, — мне вдруг стало жалко беднягу.

— И как же ты сломал крыло, Трифон?

— В меня попали камнем. Из рогатки.

— Кто?

— Какой-то мальчишка с разбитыми коленками.

Вот паршивец,! А скажи-ка мне, где ты живёшь?

— В лесу влюблённых дятлов.

— Там у тебя гнездо?

— Да, на ореховом дереве с двенадцатью сердечками.

Что на меня нашло? Приступ доброты? Обострение великодушия? Сам не знаю.

Не бойся, — сказал я, убирая лапу с его крыла, — я тебя отведу.

И я аккуратно прихватил Трифона зубами и понёс его прямо в лес влюблённых дятлов. Там, в этом лесу, повсюду цвели маленькие синие и жёлтые цветочки, опьяняюще пахла лаванда и щебетали неугомонные птицы. На всех деревьях были вырезаны сердечки с инициалами.

М-да, если бы мне кто-то сказал ещё вчера, что я стану спасать дятла, я бы не поверил...

Я забрался на ореховое дерево со свежими зелёными листочками, на которое мне показал Трифон, и аккуратно положил его в гнездо на краю густой ветви.

— Надеюсь, я когда-нибудь смогу отблагодарить тебя за твою доброту! — сказал он мне на прощанье.

— Да уж ладно, благодари судьбу за то, что вчера я ел барабульку, а сегодня посетил трёхзвёздочный мусорный бак, и поэтому не особо голоден...

И я направился к дому госпожи Парлавиды, полный решимости свести счёты с Расмином.

КРАСАВЧИК РАСМИН

Глава четвёртая,

Придя к Исмине Парлавиде, я обшарил весь цветущий сад, потом вскарабкался на черепичную крышу, прошёлся по мраморным верандам с витыми колоннами, пробрался в стеклянную оранжерею, залезал в беседки и домики, увитые виноградными листьями, запрыгивал на все каменные скамейки и на все балконы, — но нигде не обнаружил и следа Расмина. Тогда я ещё раз обошёл дом кругом — и через стеклянную дверь увидел впечатляющую картину.

Среди экзотических растений всех цветов радуги трапезничал белоснежный кот. Он лениво пробовал разнообразные лакомства с фарфорового блюда. А на блюде затейливыми буквами с росчерками было выведено его имя — Расмин. Я даже немножко позавидовал этому баловню судьбы. Никогда в жизни я не ел из такой красивой посуды. Да и вообще из посуды не ел — если, конечно, не считать посудой крышки мусорных баков.

И тут в комнату вошла рыжеволосая горничная в отутюженном платье с накрахмаленным передником. Она несла атласную подушечку изумрудного цвета. Вслед за горничной вышагивал франтоватый господин, на нём был жилет персикового цвета с перламутровыми пуговицами, брюки с идеально ровными стрелками и шейный платок из пурпурного шёлка.

Расмина бережно опустили на мягкую подушечку, и франт, который оказался — о-о! — кошачьим парикмахером, стал причёсывать его тремя разными щётками с золотыми ручками. При этом стоящий в углу граммофон с красной трубой наигрывал менуэты.

— Тебе нравится музыка? — раздался вдруг рядом голос.

— Предпочитаю мусаку [1], — буркнул я, обернулся — и увидел прелестную кошечку.

Ах, какая это была красавица! Блестящая чёрная шёрстка, тонкий хвост и сияющие синие глаза. На шейке — бархатная розовая ленточка с серебряным колокольчиком, который сверкал и переливался в лучах солнца. Не будь я влюблён в Глорию, ни за что не прошёл бы мимо.