Цацики и его семья, стр. 15
Прибежала Мамаша. Она опустилась на колени рядом с Мортеном.
— Господи, он же пьяный в стельку!
Она повернула его на спину. И тут Моргена вырвало. Это было ужасно противно. При виде этого Цацики самого чуть не стошнило. Бедная Мамаша — ей пришлось все это убирать. Переодев и вымыв Мор гена, она уложила его в постель Йорана. Там его снова вырвало.
— Только не говори ничего папе, — простонал Мортен, и глаза его закатились. Это выглядело жутко, видны были только белки глаз.
Мамаша вызвала скорую.
— Ничего ж себе, только из-за того, что он пьяный! — завистливо проговорил Цацики. Ему тоже хотелось прокатиться на скорой.
— Это смертельно опасно, — сказала Мамаша. — Ему же всего тринадцать. От алкоголя можно умереть.
— Зачем же он пил? — спросил Цацики.
— Он просто хочет казаться взрослым, — ответила Мамаша. — Бедный глупый Мортен!
«Мортен напился», — написал Цацики в своем письме. Потом ему больше ничего не приходило в голову. Кроме того, что папа Ловец Каракатиц не знал, кто такой Мортен. Он начал стирать, и бумага порвалась.
Цацики вздохнул. Он решил спросить Мамашу, нельзя ли ему позвонить папе. Это куда проще, чем писать.
И тут зазвонил телефон. Звонили Цацики, это была Мария Грюнваль.
— Ты так рано? — удивился Цацики.
Обычно Мария звонила только вечером, перед самым сном. Было очень уютно лежать под одеялом и шептаться с Марией Грюнваль. Они часто так делали. По телефону можно обсуждать почти любые тайны. Такое, что не всегда можно обсудить днем.
— Между нами все кончено, — сказала Мария Грюнваль.
— Как это кончено? — не понял Цацики.
— Я теперь люблю Юхана.
— Ясно, — сказал Цацики.
— Это все, что я хотела сказать. Пока.
— Пока, — ответил Цацики и повесил трубку.
И тут он разревелся. Он плакал так, что казалось, разорвется на части. Значит, не будет больше ни телефонных разговоров, ни тайных поцелуев, никакой Марии Грюнваль!
— Цацики, милый, что случилось? — спросила Мамаша.
— Мария Грюнваль меня бро-о-осила, — ревел Цацики. — Как можно вот так взять и бросить человека?
— Я не знаю, — сказала Мамаша. — Не знаю…
Разбитое сердце
На следующий день Цацики не смог пойти в школу, так ему было плохо. Они с Мамашей весь день провалялись в постели. Они смотрели кино и ели конфеты.
— Это лучшее лекарство, — сказала Мамаша. На следующий день он тоже остался дома, но еще через день ему стало лучше.
— Цацики! Как мы рады тебя снова видеть! — защебетала фрёкен. — Что с тобой было?
— Разбитое сердце, — на полном серьезе ответил Цацики. Так, во всяком случае, сказала Мамаша.
— Бедный, — ответила учительница, улыбнувшись. — Это очень больно.
— Нет, не то что больно, — сказал Цацики. — Скорее грустно.
Мария Грюнваль делала вид, что его не замечает. Цацики видел, как она улыбается своей прекрасной улыбкой Юхану, точь-в-точь, как когда-то улыбалась ему.
На глаза навернулись слезы, но Цацики быстро вытер их рукавом. Во втором классе нельзя плакать, когда тебе вздумается. Только Микаэла вечно ревела по любому поводу. Но к этому все привыкли, так что это не в счет. Реветь можно было только в первом классе. Счастливые первоклассники — реви не хочу, к тому же в первом классе сердца разбиваются редко.
На большой перемене Пер Хаммар и Цацики ходили взад-вперед по школьному двору, отморозили уши и промочили ноги. В такое время года только и остается, что месить ногами слякоть.
— Цацики! — возбужденно закричал Фреддан. — Скорее! Мария Грюнваль болтает о тебе всякие гадости!
— На лестнице, — задыхаясь, добавил Виктор, прибежавший вслед за ним.
Мария Грюнваль забралась на самый верх и устроилась поудобней.
— Цацики урод, — кричала она. — Не понимаю, как я могла с ним встречаться.
Девчонки, стоявшие внизу, довольно захихикали.
— Да еще целоваться с ним.
Виктор, который до смерти опасался девчачьих микробов, ужаснулся:
— Ты что, с ней целовался? Правда целовался? Фу-у-у!
— Замолчи! — крикнул Цацики Марии Грюнваль. — Замолчи немедленно!
— А еще у него есть кузина, которую зовут Элена, и с ней он тоже целовался. Вот не повезло бедняге!
— Ты что, ей тоже рассказал? — спросил Пер Хаммар, который думал, что об этом знает он один.
— Да, — простонал Цацики, — но она обещала никому не говорить. Это было, когда мы рассказывали друг другу разные секреты по телефону.
— А еще он считает, что Нира — самая симпатичная в классе после меня.
Нира благодарно посмотрела на Цацики.
— Замолчи! — снова крикнул Цацики и кинул в Марию снежком. Но, к сожалению, промахнулся. Мария Грюнваль только рассмеялась и продолжила:
— А Пер Хаммар…
— Заткнись! Ты же обещала!
— А Пер Хаммар писается в постели, — проорала Мария Грюнваль, не заботясь о том, что дала клятву никогда и никому об этом не рассказывать.
Слушателей становилось все больше, и Мария разошлась не на шутку.
— Ты что, и это ей рассказал? — Пер Хаммар покраснел от гнева. — Зачем?
— Прости, — жалобно проговорил Цацики. — Это как-то само собой получилось.
Он был самым плохим другом. И он ненавидел Марию Грюнваль!
— Иди ты к черту! — сказал Пер Хаммар. — Предатель!
— А Мария боится темноты и верит в привидения, — решил отомстить Цацики. — А еще она надевает лифчики своей старшей сестры и набивает их ватой. Она ждет не дождется, когда у нее вырастет грудь.
— Неправда! — закричала Мария.
— Ты сама так сказала, — крикнул Цацики в ответ. — А еще она втюрилась в Юхана!
О, как это было приятно — делать гадость в ответ. Его разбитое сердце начинало заживать.
— Мария втюрилась в Юхана, — распевали Фреддан и Виктор. — Мария втюрилась в Юхана!
Лицо у Юхана стало такого же красного цвета, как его шапка.
— Я ее не люблю! — крикнул он.
— Но мы же с тобой встречаемся! — крикнула Мария Грюнваль.
— Между нами все кончено, — сказал Юхан.
— Правильно, — сказал Цацики. — Держись от нее подальше. Ей нельзя доверять.
— Девчонки в пролете, как мухи в самолете, — вопили Фреддан, Виктор и Пер Хаммар.
— Неправда, — кричали им в ответ девчонки. — Это мальчишки в пролете!
Так началась война между мальчишками и девчонками второго класса.
Война
Фрёкен очень любила пересаживать учеников. Для того, чтобы все могли посидеть друг с другом. Правда, это не касалось Фреддана и Виктора — они слишком много болтали.
На следующий день после объявления войны Цацики, Мария Грюнваль, Ким и Тоббе должны были сидеть рядом и работать в одной группе.
— Я не сяду с Марией, — заявил Цацики и придвинул свою парту к группе Пера Хаммара. Кроме Пера, в эту группу входили Фреддан, Микаэла и Юлия.
— Цацики, что это еще за глупости? — спросила учительница и поставила его парту обратно.
— Не сяду, и все! — крикнул Цацики и вцепился в парту Пера Хаммара. Пер Хаммар вцепился в Цацики.
Фрёкен была сильная. У нее хватило сил, чтобы отнести Цацики вместе со стулом обратно.
— Ну хватит, — строго сказала она.
— Дурак, — фыркнула Мария Грюнваль.
— Сама дура, — ответил Цацики и заплакал.
— Плачешь — значит, любишь, — поддразнила его Ким.
Цацики громко вздохнул и, опустив голову на парту, сделал вид, что спит.
Не успела фрёкен прочесть и полстраницы, как на весь класс раздался плач Микаэлы.
— Что случилось? — устало спросила фрёкен.
— Пер Хаммар ест козявки, — выла Микаэла. — Это так противно!
— Ага, — радостно сказал Пер Хаммар. — Хочешь попробовать?
Он протянул ей на пальце мерзкую зеленую склизкую козявку. Фреддан залился хохотом, а Мика’эла и Юлия пронзительно заверещали.