Первое имя, стр. 69
— Не испугалась, потому что ничего не понимает, — объяснил Паня. — А поняла бы — и скатилась вниз…
Мальчики вытащили брус на борт и отправились на соединение со второй партией спасательной экспедиции, оглашая пустырь криком «Вадька, Федя!» и пронзительным свистом.
Перед вахтой
Из техникума в этот день Наталья возвращалась позже, чем обычно, но еще засветло.
Девчата, ее подруги, стрекотали наперебой: о зачетах, о вечере с танцами, о приближающемся празднике и еще о тысяче вещей, и Наталья не отставала в общем разговоре.
Одна за другой девушки разошлись по домам; Наталья осталась с Фатимой Каримовой.
— Ты что? — спросила Фатима, когда они прощались на углу улицы Горняков и Мотористов.
— Смотри… видишь?
Далеко-далеко, в долине Потеряйки, над Ста протоками, откуда тянуло ленивым сырым ветром, что-то белело, будто там, прильнув к земле, залегло небольшое облачко.
— Туман поднимается. И ветер с той стороны, — сказала Наталья. — Понимаешь, сегодня на руднике вахта мира начинается, а тут туман…
— Плохо, конечно, — согласилась с ней Фатима, впрочем не придавая этому особого значения. — Ну, бегу домой, проголодалась!
— Я тоже…
Но пошла Наталья к дому медленно и на углу Почтовой улицы снова остановилась, долго смотрела в сторону Ста протоков. Уже наступали сумерки, а белое облачко над Потеряйкой было хорошо видно, потому что оно стало больше и выше.
«Идет, надвигается, скоро захватит карьеры, — подумала девушка. — А он, наверно, не знает работы в тумане, у него привычки нет. Неужели работа сорвется перед самой вахтой? А если еще случится какая-нибудь беда, что же это будет?..»
Теперь мысли кружились, нагоняя одна другую, и Наталья чувствовала, что надо, не откладывая, принять какое-то решение, чем-то ответить на свой растущий страх.
Она уже была возле дома. Оставалось подняться на крыльцо, взяться за ручку двери…
«Только бы мама не увидела! — вдруг опасливо подумала Наталья. — Нет, окна уже завешены. Не увидит… И соседей на улице нет. Хорошо!»
Она промелькнула мимо дома, очутилась на пустыре и, заталкивая на ходу выбившуюся косу под шляпу, побежала вниз, вниз, к площади Труда.
С самого начала смены Степан почувствовал, что вся работа на траншее идет особенно ладно, четко. На хвостовом экскаваторе, «Пятнадцатом», старательно разворачивался земляк и фронтовой друг Степана — машинист Дмитрий Баталов. Из своей кабины, поверх конуса породы, приготовленной для перегрузки в вагоны, Степан иногда видел его раскрасневшееся широкое лицо. «Старается, — думал он. — Не оплошает перед вахтой!»
На тупиковой ветке через равные промежутки времени появлялись составы. Разрешив очередному нагруженному составу уйти из траншеи, Степан останавливал секундную стрелку часов, вносил показатель в свой колдунчик — время погрузки вагонов по сравнению со вчерашним заметно сократилось.
С разъезда прибежал помощник Степана, выпускник ремесленного училища Саша Мотовилов, и сразу очутился в дверях кабины за спиной Степана.
— Степан Яковлевич, на разъезде чисто. Составам ждать нас не приходится, не успевают они за нами! — доложил он с торжеством в голосе. — Там Колмогоров сейчас был. Говорит, что надо будет еще подбросить состав.
— Дело идет к тому. Жмем на пятки транспорту! — сказал Степан. — А ты, Александр, не думай, что тебе безобразие даром пройдет. Почему ко мне забрался на ходу машины? Лихач!
— Имеете дело с бывшим лучшим акробатом ремесленного училища номер десять, — напомнил Саша.
— Мне в бригаде не акробаты нужны, а дисциплинированные работники, чтобы не приходилось за них беспокоиться. Понятно?
— Есть, все понятно! — покорно сказал Саша, благоговевший перед своим бригадиром.
Степан взглянул на него через плечо и посоветовал:
— Чуб под кепку убрал бы, до самой губы свисает. И когда ты только успел такой вымпел себе завести?
— Есть убрать чуб! — уже весело ответил Саша.
Скрыв улыбку, Степан дал рычаги подъема и напора. Ковш, не сильно нажимая на грудь забоя, пошел вверх, быстро сгрызая породу и ровно заполняясь.
— Тонкая стружка и быстрота, — как бы про себя отметил Саша. — И вот, граждане, перед вами абсолютно полный ковшик…
Зашумел поворотный механизм.
В окне кабины мелькнул борт траншея, затем показался «Пятнадцатый», и Степан выключил мотор. Машина продолжала поворот по инерции. Работая рычагами, Степан выдвигал рукоять вперед и одновременно снижал ковш. Ковш подплыл к вагону, и еще на ходу машины Степан нажал кнопку мотора-дергача, чувствуя, что это надо сделать сейчас, в эту десятую долю секунды. Откинулось днище. Порода ринулась в вагон, ложась ровным слоем от задней стенки вагона к передней, будто перинка развернулась.
Саша, тонкий и вытянувшийся, уже стоял на валуне за вагоном, заломив кепку на затылок. Когда Степан положил в вагон последний ковш, Саша сорвал кепку с головы и нахлобучил ее себе на кулак. И действительно, вагон получился «с шапкой» — загруженный ровно, до краев. Брось еще хоть одну горошину — не удержится, скатится прочь.
Приходили и уходили составы, и Степан, сам того не замечая, пел, подгоняя голос к шуму то одного, то другого двигателя, радуясь ощущению своей власти над машиной и своего мастерства, когда удается сделать все чисто и красиво.
«Что это темнеет так быстро? — удивился он. — Как будто пора прожектор зажигать».
Он привез ковш из забоя, выгрузил породу, вгляделся в «Пятнадцатый» — и замер: на его глазах машина таяла, начиная снизу. Сначала утонули в чем-то белом, клубящемся гусеницы, корпус машины повис в воздухе, потом расплылся и… исчез.
«Туман!» — мелькнуло в сознании Степана.
Широко открыв глаза, он, не двигаясь, смотрел на то белое, косматое, что ворвалось в траншею, отрезая Степана от мира. Туман наконец прильнул к стеклу кабины, и стало тихо, глухо, невыносимо…
Стиснув зубы так, что в скулах отдалось, Степан выругался и стряхнул оцепенение.
— Что делать, товарищ старший сержант?
Этот вопрос задал машинист «Пятнадцатого» Дмитрий Баталов, только что пришедший на головную машину.
— Сейчас посмотрим… Я даже ковша не вижу, — ответил Степан.
Он поднял стекло кабины и включил прожектор. Яркий свет блеснул отражением на мокрой стреле экскаватора и, столкнувшись с туманом, расплылся круглым слепым пятном.
— Саша, где ты? — крикнул Степан.
— У правой гусеницы… Степан Яковлевич, состав подают. Что делать?
— Свисти им, чтобы они хвостовой вагон за тупик не посадили, а я постараюсь разобраться!
Включив на малой скорости мотор поворота, Степан повез ковш в забой, одновременно укорачивая рукоять, подтягивая ковш к себе.
— Ковш вижу! — удовлетворенно отметил он и вслед за этим увидел грудь забоя, исчерченную вертикальными бороздками, оставленными зубьями ковша.
— Черпаю! — сказал Степан.
Он наполнил ковш и повез его из забоя к конусу, понемногу выдвигая рукоять.
— Все! — даже крякнул с досады Баталов.
Ковш скрылся, точно завеса светящегося тумана отрезала его от рукояти.
— Конус не вижу — и вагон, значит, тоже не увижу… Грузить нельзя. Та-ак… — И Степан выключил мотор поворота.
Наступила тишина, особая тишина безлюдья и оторванности. После радостного подъема, испытанного Степаном, это было тяжело, обидно до злости. Уставившись вперед, он напрягал мысль, стараясь разобраться в обстоятельствах, найти выход.
— Состав идет, — сказал Баталов.
— Мастер свистеть мой Сашка! — Степан прислушался и похвалил его: — Молодец, остановил состав, кажется, правильно… А дальше что?
— Был бы пулемет под рукой, так я бы все ленты в этот туманище выпустил, — скрипнув зубами, проговорил Баталов. — Навалился, проклятый, накануне вахты!
— Не пулями, а ковшами бить его будем. — В голосе Степана прозвучала живая нотка, обрадовавшая Баталова. — Сидеть сложа руки не намерен. На Горе Железной, я слышал, и в тумане работают… Слушай, Дмитрий, что надо сделать. Рискованно, а попытаться надо…