Первое имя, стр. 65
— Красиво здесь, хорошо! — сказал Степан.
— Весной пойдем в тайгу… — стал мечтать Паня. — За Потеряйкой сплошь самоцветные угодья. Там, где вода высокий берег размыла, халцедоны попадаются…
Тихо было кругом. Лишь со стороны Потеряйки доносилась музыка да в небо звучно прокричали птицы, уносившие лето на своих неутомимых крыльях.
Тайны гор
К середине октября осень совсем размокла.
В день большого сбора, как и накануне, как и всю неделю до этого, зарядил неторопливый, надоедливый дождик, уныло постукивающий по оконнице. Лишь вечером, к радости Пани, он затих. Конечно, сбор состоялся бы в любую погоду, а все же без дождя лучше.
Паня снял с плитки вскипевший чайник, раскрыл пачку печенья и разбудил отца:
— Батя, пора чай пить, а то опоздаем… Ты в самое лучшее оденешься, да? Мама твой синий костюм отутюжила и рубашку белую. Галстук в клеточку, тот, что в Москве мы купили… И все ордена и медали.
— Значит, полный парад? А не совсем мне рука, Панёк. Из школы, видишь, я в горком партии пойду на совещание пропагандистов, — будет народ удивляться, почему я так оделся. Придется объяснять, что пионеры приказали… Много вас на сборе будет?
— Все отряды шестых классов. А ты, батя, речь скажешь?
— Уж и речь!.. Скажу ребятам о предоктябрьской стахановской вахте да о моем соревновании со Степаном Полукрюковым. Правильно?
— Хорошо будет! У нас каждый день сводку вывешивают, кто лучше сработал. Вчера Степан Яковлевич опять вперед вышел, а ребята все равно говорят, что ты не уступишь.
— Ну-ну! — попридержал его отец. — Это, знаешь ли, дымом в небе написано.
Все шло без запинки до той минуты, когда Григорий Васильевич увидел, что Паня подает ему недавно купленную зеленую велюровую шляпу. Эту щегольскую штуку Григорий Васильевич невзлюбил и надевал лишь по настоятельному требованию Марии Петровны.
— Дай синюю кепку! — приказал отец. — Куда она с вешалки девалась?
— Батя, мама велела эту шляпу надеть. А кепку мама спрятала, может быть даже выбросила. Я не знаю… Уже поздно, мы на сбор опоздаем!
— Давай!
Отец с размаху надел шляпу, и Паня последовал за ним, радуясь одержанной победе и любуясь своим батькой: какой франт!
В школу они пришли за несколько минут до начала сбора.
Проводив отца до кабинета директора, Паня заспешил в зал. У двери, украшенной хвоей, его ждали Гена и Вадик.
— Ты не мог прийти позже? — сказал Гена. — Все отряды уже на месте.
— Пань, у тебя есть носовой платок? — с невинным видом спросил Вадик. — Большой или маленький?
— Обыкновенный. А что?
— Приготовься слезки вытирать. «Умелые руки» успели буровой станок смонтировать и железную дорогу опробовать. Ванька Еремеев хвалится: «Забьем каменщиков-краеведов, как маленьких».
— Да не слушай ты его! — сказал Гена. — Пошли в зал.
Уже встревоженный, Паня переступил порог и почти ничего не увидел, так как в зале горела лишь одна маленькая, да к тому же затененная лампочка. А затем, привыкнув к полумраку, он разглядел, что ребята построились четырехугольником, лицом к середине зала.
И было так тихо, что лишь для формы председатель совета дружины Ростик Крылов сказал: — Тишина! — И, помолчав, приказал: — Свет!
Над сценой загорелся прожектор. Слегка радужный луч протянулся через зал, и на стене зажглись золотые буквы:
«Слава героям труда! Да здравствует предоктябрьская вахта мира!»
Затем луч раскинулся во всю стеку, и ребята увидели большие портреты знатных людей Горы Железной: Григория Пестова, Степана Полукрюкова, горнового Самохина, сталевара Носова и многих других. Пионеры приветствовали их аплодисментами.
— Ну, братцы, изокружок сработал неплохо! — признал Вадик. — А теперь, Пань, приготовь платочек.
Зал осветился.
— Ничего себе техника! — чуть слышно проговорил Гена.
«У нас бы так», — подумал Паня.
Техника окружала костер, разложенный на невысоком постаменте. Здесь был и экскаватор № 14, совсем настоящий, если не считать величины, и домна Мирная, и станок ударно-канатного бурения, а на полу блестела железнодорожная колея. Паня бросил взгляд на Уральский хребет, стоявший на большом столе возле сцены и закрытый холщовым чехлом, и омрачился. До чего же скромно, даже неказисто все это! А ведь приближается, неумолимо приближается минута, когда надо будет предъявить коллекцию дружине, услышать ее суд. Что-то будет!
Председатели отрядных советов уже отдали рапорты Ростику Крылову. Перед фронтом участников сбора под звуки барабана пронесли знамя дружины. Запылал костер, а попросту говоря — взвились поддуваемые вентилятором, освещенные снизу красные и желтые шелковые ленты.
Ребята сели на стулья, поставленные рядами под стенами, и возле костра появился Григорий Васильевич Пестов. Он поклонился сбору и сделал вид, что греет руки у костра. Ребята встретили эту шутку смехом, и аплодисменты затихли.
— Не знал, что вы к вахте настоящий рудничный карьер приготовили, — сказал Григорий Васильевич и спросил у старосты кружка «Умелые руки» Вани Еремеева: — Работает техника.
— Работает. Григорий Васильевич! — отрапортовал Еремеев, и его лицо, усеянное крупными веснушками, раскраснелось.
— Начали! — сказал Пестов.
Тотчас же техника ожила, зашумела. Ковш экскаватора зачерпнул из кучи песка, и когда экскаватор повернулся на сто восемьдесят градусов, песок посыпался золотой струей. Из-под широкого постамента, на котором бездымно пылал костер, выбежал паровоз с тремя вагонами, и под колесами защелкали стрелки. Станок ударно-канатного бурения принялся стучать долотом в кусок известняка. Из летки домны полилась огненная струйка чугуна, а на колошник домны по наклонному мосту пошли вагончики-скипы, подающие руду и кокс.
— Надо было мне в кружок «Умелые руки» записаться, их верх! — завистливо сказал Вадик, хлопая в ладоши.
— Чего ты панику разводишь? — сказал Гена и сердитым блеском глаз выдал свое волнение.
Раздались требовательные голоса:
— А коллекция почему закрыта? Почему краеведы прячутся?
— Кто прячется? — в ответ зашумели краеведы. — Старосты, откройте коллекцию!
— Держись, несчастный! — напутствовал своего друга Вадик.
Старосты краеведческого кружка Паня и Гена подошли к коллекции и взялись за края холщового чехла. Лишь теперь Пани увидел Николая Павловича, стоявшего у двери рядом с директором школы. Николай Павлович улыбнулся старостам и вскинул голову, призывая их к спокойствию. Паня заставил себя подтянуться, а Гена и без того был внешне невозмутимо спокоен и держался прямо, как в строю.
— Подождите, старосты, — сказал Ростик Крылов и объявил: — Ребята, послушайте стихи о предоктябрьской вахте.
Длинное и в общем дельное стихотворение написал прославленный школьный поэт Миша Анциферов.
Заканчивалось его произведение так:
«Ох, еще стихи!» — подумал Паня, которому уже хотелось поскорее открыть коллекцию — будь что будет!.. Но стихотворение другого, тоже знаменитого школьного поэта. Светика Гладильщикова, ему понравилось, потому что славно подошло к случаю:
выкрикнул поэт, и в ту же минуту Паня и Гена быстрым движением убрали холщовый чехол, точно сняли с Уральского хребта лесной покров.
Дальше неподвижный, оцепеневший Паня будто со стороны наблюдал происходящее. Тут и там раздались аплодисменты и сразу оборвались, затихли. Почему? Потому что ребята вскочили, бросились к коллекции и окружили ее, возбужденно переговариваясь.