Петтер и поросята-бунтари, стр. 8

Когда-то, рассказал он мне, Ева замечательно играла на пианино, и все думали, что из неё выйдет знаменитая пианистка. Она так играла, что ни одна живая душа на свете не могла бы остаться равнодушной.

— Тебе, может, этого и не понять, — сказал мне Оскар, — но когда Ева играла, хотелось кричать, смеяться и плакать — всё сразу.

По вечерам, подоив коров, соседи собирались в их доме послушать игру этой девочки. Вытянув уставшие за день ноги, попивая кофе, они отдыхали телом и душой — для них это был настоящий праздник. «Сыграй нам что-нибудь, доченька», — просили они.

А раз был такой случай. Один старик слушал-слушал — и не выдержал. Он схватил керосиновую лампу и швырнул её прямо в стену — чуть не устроил пожар, — а сам сел на пол и заплакал, так подействовала на него эта музыка. И старик-то ведь был чурбан чурбаном, вовсе, кажется, бездушный был мужик. Вот что могла наделать Ева своей игрой.

Оскар, тогда ещё совсем молоденький деревенский паренёк, тоже приходил к ним послушать Евину игру. Он усаживался прямо на пол, спиной к горячей печке, и глядел на Еву за пианино. Так вот и получилось, что под конец они уж и не могли друг без друга.

А Ева была тогда настоящая красавица, от кавалеров отбою не было. Один парень из дальнего села прибежал как-то раз ночью сыграть ей серенаду под окошком. Была лунная, морозная ночь — двадцать семь градусов, — а он стоял на снегу под её окошком и играл на тромбоне. А она даже окошка не открыла. Он чуть все губы себе не отморозил. Потом уж Евина мама впустила его погреться перед обратной дорогой.

Когда Оскар и Ева съехались и стали жить вместе, Ева совсем забросила свою игру. Ещё до того ей даже стипендию хотели дать, только чтоб она училась дальше. Но она поехала за Оскаром. Сначала он всё думал, как бы подарить ей пианино. Но ничего из этого не получалось, всё что-нибудь да мешало. А потом он и думать про это забыл. И вот только когда мы со Стаффаном устроили этот злосчастный юбилей, он твёрдо решил, что уж теперь-то он это обязательно сделает.

…Один товарищ Оскара по работе помог нам сгрузить пианино и затащить его в гостиную. У нас ещё оставалось немного времени до прихода Евы с Лоттой. Я вышел, нарвал немного цветов и поставил на пианино. Одеяла мы не стали снимать. «Откроем, когда она придёт», — сказал Оскар.

Я прямо не мог дождаться этой минуты.

Ева пришла около шести. Она, видно, очень устала.

— Фу! — вздохнула она. — Ну и денёк.

Оскар взял полотенце и завязал ей глаза.

— Ты чего это? — сказала Ева.

— В жмурки будем играть? — обрадовалась Лотта.

— Ищи пиани… — начал было я.

— Тихо! — Оскар с видом заговорщика приложил палец к губам.

Он ввёл Еву в гостиную. В передней она споткнулась об его ботинки и чуть не упала. Мы подошли к самому пианино. Оскар развязал ей глаза.

— Поздравляю! — сказал он. — Маленький подарочек к годовщине свадьбы.

— Что бы это такое могло быть? — сказала Ева и с любопытством поглядела на укутанную в одеяла махину. — Может, чучело бегемота? А может, доильная машина?

— Погляди сама, — сказал я.

Она осторожно потянула за одеяла. Блеснул чёрный лак. Одеяла упали. Ева молча смотрела на пианино. Она ласково поглаживала кончиками пальцев блестящее дерево, будто это не пианино вовсе, а какой-нибудь там шелковистый жеребёночек или симпатичный поросёночек. Она долго так стояла и молчала.

— Ах, Оскар! — вздохнула она наконец. — Это просто чудо, а не пианино! Я давно о таком мечтала, только не хотела говорить.

— Сыграй что-нибудь, — попросил Оскар.

— Прямо и не знаю, — сказала она. — Я, наверное, разучилась. Так давно не играла, да и руки совсем уж не те, пальцы как деревянные. Ничего не получится. Да и нот у меня нету. Сначала надо поупражняться.

— Эка важность, — сказал Оскар. — Давай садись. Как получится, так получится.

Ева посмотрела на свои руки. Это были настоящие рабочие руки, широкие, грубые, тёмные. Эти руки привыкли делать всё: шить, мыть, завязывать, держать, гнуть, носить, но только не извлекать музыкальные звуки.

— Мы заткнём уши, если получится очень уж плохо, — сказала Лотта.

Ева тронула клавиши и стала неуверенно перебирать их. Сначала это была никакая даже не мелодия, а просто поток звуков, очень нежных и красивых. Они вспыхивали и переливались как капельки росы на солнце. Потом эти звуки стали цепляться друг за друга, сливаться в узоры, и получилась мелодия. Такого я никогда ещё не слышал. И я понял, про что говорил Оскар, когда он сказал, что от Евиной музыки хочется сразу и смеяться, и плакать.

Оскар сидел на полу. Он не отрываясь глядел на Еву. Может, он опять видел ту девочку за пианино, которая играла ему, когда он был молодой. Да она и правда стала какая-то совсем другая.

Я посмотрел в окно и увидел там целую стаю птиц. Будто они слетелись сюда на музыку.

Перед тем как улечься в постель, я поставил рядом с собой на стул деревянного поросёнка.

Я погладил его по гладкой красивой деревянной кожице.

— Милый поросёночек, — сказал я. — Мне так хорошо. Сделай так, чтобы всегда было, как сейчас. Я хочу, чтобы всегда-всегда так было.

6

Блестящий, отливающий зелёным жук деловито взбирался по руке Стаффана. А больше ничего не происходило в нашем Дальбу. Солнце светило, дым поднимался из фабричной трубы и великанской пятернёй старался закрыть солнце; и сколько ни смотри вокруг — нигде ничего интересного. Хоть бы какое завалящее приключеньице. Всё, конечно, было хорошо и прекрасно. Тихо и мирно, благополучно и спокойно — но скука смертная. Весь Дальбу погряз в блаженном бездействии.

— Что бы такое предпринять? — сказал я Стаффану.

— Не знаю, — сказал он и стряхнул с руки жука, который жужжа улетел в небо.

Ну и ну, подумал я. Если даже Стаффан ничего не может придумать, значит, плохо наше дело. Ведь Стаффан был великий маг и волшебник и мог в любую минуту вытряхнуть из рукава небольшую катастрофочку. Кримбле-крамбле-бум! — и самый скучный воскресный вечер превращался в весёленький скандал с криками, визгами, стонами, проклятьями и дамскими плясками у фонтана.

Ну, правда, «пляски дам у фонтана» — этот номер исполнялся только однажды. Это случилось год назад и всё из-за того, что Стаффан дал вот какое объявление в местной газете:

Объявление вызвало, понятно, живой интерес. К бассейну на сквере явилось с десяток дам, и, в надежде быть «избранными», они вовсю отплясывали на нашем мелководье. Эти их пластические водные упражнения собрали, понятно, целую толпу зрителей. Но «известный режиссёр» так и не объявился и не умчал их в своём личном самолёте в Голливуд, Париж или Рим.

Они потом устроили небольшой скандальчик, но, как объяснил мне Стаффан, цель-то была в том, чтобы показать женщинам, до чего глупо давать себя так обманывать и попадаться на такие дурацкие крючки. Это было типично для Стаффана — у него всегда находилось веское оправдание для любого из его предприятий.

А в другой раз, например — и таких примеров можно запросто привести хоть целый десяток — он чуть не довёл до инфаркта Линнею Ханссон, владелицу магазина «Шубы и меха» на главной улице нашего Дальбу.

Он пробрался в магазин уже перед самым закрытием и спрятался там за шубами. А когда остался один, живо принялся за дело и такое соорудил из всяких там шкур, воротников, шуб и охапок, что получилось, будто магазин оккупировало целое полчище кровожадных хищников, алчущих мести. Он просто-напросто набрал газет, обёрток и картонок, наделал чучел и расставил их в разных позах по всему магазину.