Я - Янис, стр. 13

Когда он повернулся ко мне, я увидела, что это тот, кто просил меня принести ящик с инструментами. Мне захотелось вскочить на велосипед и удрать. Обернувшись, я увидела, что он вытирает руки тряпкой и смотрит на меня.

Из шатра доносилась музыка. Парни в тренировочных костюмах вышли оттуда и зашли в вагончик. На вид они были потные и усталые.

Я увидела ее издалека, на сухой траве по другую сторону шатра. Глория сидела вместе с господином Алем.

Он был на поводке, который Глория привязала к колышку в земле.

— Как лошади, — сказала я.

— Так делают, когда приходится ездить, и нет загонов.

Я опустила велосипед на землю и села рядом с ней. Дул ветер, я мерзла, но рядом с Глорией можно было спрятаться от ветра. Мы молчали. Она ела шоколадную вафлю. Потом отломила кусок и протянула мне.

— Спасибо, — сказала я, хоть в горле и стоял ком. И я не собиралась рассказывать Глории почему. Я решила спрятать фотографии и забыть, что у меня есть почти родной брат, которому можно сидеть на плечах у папы. Избалованный сопляк, у которого велосипед, конечно, лучше моего, хоть он сам и младше. Которому покупают все, что он захочет. Все, что взбредет в голову.

— Как твой брат? — вдруг спросила Глория.

— Ненавижу его, — выпалила я, не успев подумать.

Она удивленно взглянула на меня.

— Я думала, ты помогаешь ему забираться в окно по вечерам.

— А, ты про Зака, — я откусила кусок вафли.

— А у тебя есть еще братья? — спросила она.

Мне не пришлось отвечать, потому что в ту самую минуту кое-что произошло. Из одного вагона для животных вышел мужчина в зеленом комбинезоне. Он пятился по трапу и держал в руке веревку. Повторяя ласковые слова, он тянул за нее изо всех сил. Вскоре показалась светло-коричневая морда, пара больших ушей и большие, большие глаза, которые оглядывались по сторонам.

Глория вдохнула и выдохнула:

— Гоби!

Верблюд важно спускался по трапу. Кажется, раньше я видела верблюдов только по телевизору. Он был гораздо выше, чем я думала, и шаг у него был шире. Большие ноги, как будто в каких-то тапках с двумя пальцами.

— Верблюды такие красивые, — прошептала Глория. — Такие умные. И никогда не забывают друзей. — Гоби? — позвала она, когда верблюд проходил мимо нас. Потом повторила еще, и еще, но верблюд и ухом не повел.

Мужчина в комбинезоне отвел верблюда на луг. Там он вбил в землю железную трубу и привязал к ней веревку. Верблюд замер и огляделся по сторонам, словно не спеша с выводами о том, где находится. Такое существо не спешит. Не несется по жизни, задрав хвост.

— Это, конечно, не Гоби, — пробормотала Глория себе под нос. — Когда он жил у нас, ему уже было двадцать лет. А с тех пор прошло еще шестьдесят… Верблюды, конечно, живут долго, — сказала она, обращаясь ко мне, — ноне так долго. Ты почему плачешь?

— Не знаю, — я утерла слезы рукой. — Может, потому что он сидит на привязи.

— Вид у него одинокий, — согласилась Глория. — Наверное, у них нет денег на второго верблюда.

— Его надо отпустить на свободу. Где-нибудь, где есть другие верблюды.

— Сейчас плохое время для верблюдов, — вздохнула Глория.

Я не очень поняла, что она имеет в виду, но не стала ничего говорить. Наверное, верблюды — это для нее больная тема. Как папы — для меня. Особенно такие, которые сначала сбегают, а потом вдруг зовут к себе. На неделю, побыть дочкой. Если хорошо себя вести и не надоедать, тебя, может, позовут и на следующее лето. И тогда он вообразит, что он хороший папа и вовсе никого не забывал.

Мы сидели и думали. Сейчас плохое время для животных и уж точно плохое для пап. Может быть, для страха сейчас хорошее время. Вспомнить хотя бы Зака, который так боится, что соглашается на все, что предлагает Адидас.

Верблюд жевал и как будто не очень интересовался тем, что происходит вокруг. Не то чтобы я ждала, что он спросит, где находится лучшая пиццерия, но мог бы просто повернуть голову и немного посмотреть на меня. Наверное, было бы приятно. Если бы верблюд стал меня разглядывать.

Я закрыла дверь как можно тише и разулась. Мама и Зак сидели за кухонным столом. Перед ними лежали фотографии и письмо. Мама изо всех сил постаралась улыбнуться мне.

— Папа ждет вас на первой неделе каникул.

— Я не поеду, — ответила я и налила стакан воды.

— Смотри, он прислал фотографии, — сказал Зак. — Это дом, который он построил. И наши брат и сестра.

Мама встала из-за стола и подошла к раковине. Она стала мыть овощи. Потом достала большой нож и разделочную доску и принялась резать и рубить с громким, ритмичным стуком. А Зак сидел и пялился на фотографии.

— Я не поеду, — сказала я. — Ненавижу их!

Мама положила нож в раковину, я видела ее спину. Она медленно обернулась и горько посмотрела на меня.

— Я не хочу, чтобы ты так говорила, Янис. Это твои брат и сестра. Они ничего плохого тебе не сделали, правда?

— Ну…

— Дети не выбирают себе родителей, так? — продолжала мама.

— Нет. И очень жаль, — ответила я.

— Иначе бы люди вымерли, — пробормотал Зак. — Нормальных-то мало.

Мама снова повернулась к раковине и стала резать. На этот раз намного спокойнее.

— Я хочу, чтобы неделю вы провели с папой и его новой семьей. Если не знаешь обоих родителей, то ты не целый человек, а половина.

— Но я хотел бы только с папой, — пробормотал Зак.

— Без тех, остальных.

— Он же написал, что придумал что-то для вас троих, только троих. Например, поехать в Копенгаген. Сходить в парк Тиволи… или что-нибудь еще, если захотите. Дайте ему шанс. Он же ваш папа. Не забывайте.

— А ты? — спросила я.

— Я не поеду, это ни к чему.

— Но что ты будешь делать всю эту неделю?

— Может быть, поработаю побольше, заработаю денег, и мы сможем поехать куда-нибудь вместе.

— А по вечерам? — беспокойно спросил Зак.

— Что я буду делать, по вечерам, вместо того, чтобы ругаться с вами? Посмотрим, остались ли у меня друзья… С которыми можно сходить в кино. Или что-нибудь еще… Побыть одной тоже интересно.

Мне захотелось рассказать маме о Глории. Но я удержалась. Там же был Зак. Он бы ни за что не понял.

13. Про сейчас и раньше

На следующий день Глория открыла дверь очень бледная. Не спалось ночью, как она объяснила.

— Во сне ко мне приходил папа, — прошептала она, проходя в гостиную. Там она тяжко опустилась на диван.

— Иногда это приятные сны… Я просыпаюсь и чувствую себя маленькой девочкой, снова в нашем доме-повозке. Но сегодня ночью…

Она посмотрела на меня и надолго умолкла. И я поняла почему: иногда надо подумать, прежде чем рассказать сон — вдруг потом пожалеешь.

— Мы свернули шатер, разобрали карусель, завели Гоби в его повозку. Собаки и кошки ездили с людьми. Кроме одной собаки, большого сенбернара, который всегда оставался вместе с Гоби. А мы спешили, я не знала почему, но папа нас подгонял. Он кричал и сердился на нас. Так мне приснилось. А потом… когда мы запрягли лошадей, и заработали моторы грузовиков, вдруг пошел дождь и засверкали молнии. Мы с мамой решили подождать, пока погода разгуляется, но папа кричал, что нет времени, что надо спешить.

Мы сидели на бархатном красном диване Глории. У нее были и красные шелковые подушки. Господин Аль запрыгнул ко мне на колени, я погладила его по голове и почесала за ушами, как ему нравится, но он вдруг зашипел и спрыгнул на пол. Глория не заметила — она смотрела в окно, как будто все, что случилось в ее сне, происходило там.

— И когда мы уже выехали — а дождь все лил, ничего не было видно — прямо перед нами на дороге возникли люди. Они остановили повозки и всех выгнали. Даже Гоби. Папа разозлился и что-то им сказал. Тогда раздался такой сильный хлопок, что у меня уши заложило, и папа оказался на земле. Из головы текла кровь. Гоби стоял рядом и смотрел, а потом лег рядом с папой. Мама втолкнула меня в один из грузовиков и увезла нас прочь. Они стреляли нам вслед.