Большая кошачья сказка, стр. 1
Карел Чапек
Большая кошачья сказка
Как король покупал Неведому Зверушку
Правил в стране Жуляндии один король, и правил он, можно сказать, счастливо, потому что, когда надо, — все подданные его слушались с любовью и охотой. Один только человек порой его не слушался, и был это не кто иной, как его собственная дочь, маленькая принцесса.
Король ей строго-настрого запретил играть в мяч на дворцовой лестнице. Но не тут-то было! Едва только ее нянька задремала на минутку, принцесса прыг на лестницу — и давай играть в мячик. И — то ли ее, как говорится, бог наказал, то ли ей черт ножку подставил — шлепнулась она и разбила себе коленку. Тут она села на ступеньку и заревела. Не будь она принцессой, смело можно было бы сказать: завизжала, как поросенок. Ну, само собой, набежали тут все ее фрейлины с хрустальными тазиками и шелковыми бинтами, десять придворных лейб-медиков и три дворцовых капеллана, — только никто из них не мог ее ни унять, ни утешить.
А в это время шла мимо одна старушка. Увидела она, что принцесса сидит на лестнице и плачет, присела рядом и сказала ласково:
— Не плачь, деточка, не плачь, принцессочка! Хочешь, принесу я тебе Неведому Зверушку? Глаза у нее изумрудные, да никому из не украсть; лапки бархатные, да не стопчутся; сама невеличка, а усы богатырские; шерстка искры мечет, да не сгорит; и есть у нее шестнадцать карманов, в тех карманах шестнадцать ножей, да она ими не обрежется! Уж если я тебе ее принесу — ты плакать не будешь. Верно?
Поглядела принцесса на старушку своими голубыми глазками — из левого еще слезы текли, а правый уже смеялся от радости.
— Что ты, бабушка! — говорит. — Наверно, такой Зверушки на всем белом свете нет!
— А вот увидишь, — говорит старушка, Коли мне король-батюшка даст, что я пожелаю, — я тебе эту Зверушку мигом доставлю!
И с этими словами побрела-поковыляла потихоньку прочь.
А принцесса так и осталась сидеть на ступеньке и больше не плакала. Стала она думать, что же это за Неведома Зверушка такая. И до того ей стало грустно, что у нее этой Неведомой Зверушки нет, и до того страшно, что вдруг старушка ее обманет, — что у нее снова тихие слезы на глаза навернулись.
А король-то все видел и слышал: он как раз в ту пору из окошка выглянул — узнать, о чем дочка плачет. И когда он услышал, как старушка дочку его утешила, сел он снова на свой трон и стал держать совет со своими министрами и советниками. Но Неведома Зверушка так и не шла у него из головы. «Глаза изумрудные, да никому их не украсть, — повторял он про себя, — сама невеличка, а усы богатырские, шерстка искры мечет, да не сгорит и есть у нее шестнадцать карманов, в них шестнадцать ножей, да она ими не обрежется… Что же это за Зверушка?»
Видят министры: король все что-то про себя бормочет, головой качает да руками у себя под носом водит — здоровенные усы показывает, — и в толк никак не возьмут, к чему бы это?! Наконец государственный канцлер духу набрался и напрямик короля спросил, что это с ним.
— А я, — говорит король, — вот над чем задумался: что это за Неведома Зверушка: глаза у нее изумрудные, да никому их не украсть, лапки бархатные, да не стопчутся, сама невеличка, а усы богатырские, и есть у ее шестнадцать карманов, в тех кармана шестнадцать ножей, да она ими не обрежется. Ну что же это за Зверушка?
Тут уж министры и советники принялись головой качать да руками под носом у себя богатырские усы показывать; но никто ничего отгадать не мог. Наконец старший советник то же самое сказал, что принцесса раньше старушке сказала:
— Король-батюшка, такой Зверушки на всем белом свете нет!
Но король на том не успокоился. Послал он своего гонца, самого скорого, с наказом: старушку сыскать и во дворец представить. Пришпорил гонец коня — только искры из-под копыт посыпались, — и никто и ахнуть не успел, как он перед старушкиным домом очутился.
— Эй, бабка! — крикнул гонец, наклонясь в седле. — Король твою Зверушку требует!
— Получит он, что желает, — говорит старушка, — если он мне столько талеров пожалует, сколько чистейшего на свете серебра чепчик его матушки прикрывает!
Гонец обратно во дворец полетел — только пыль до неба заклубилась.
— Король-батюшка, — доложил он, — старушка Зверушку представит, если ей ваша милость столько талеров пожалует, сколько чистейшего на свете серебра чепчик вашей матушки прикрывает!
Ну что ж, это не дорого, — сказал король и дал свое королевское слово пожаловать старушке ровно столько талеров, сколько она требует.
А сам тут же отправился к своей матушке.
— Матушка, — сказал он, — у нас сейчас гости будут. Надень же ты свой хорошенький маленький чепец — самый маленький, какой у тебя есть, чтобы только макушку прикрыть!
И старая матушка его послушалась.
Вот старушка вошла во дворец, а на спине у нее была корзина, хорошенечко завязанная большим чистым платком.
В тронном зале ее ожидали уже и король, и его матушка, и принцесса; да и все министры, генералы, тайные и явные советники тоже стояли тут, затаив дыхание от волнения и любопытства.
Не спеша, не торопясь, стала старушка свой платок развязывать. Сам король вскочил с трона — до того не терпелось ему поскорее увидеть Неведому Зверушку.
Наконец сняла старушка платок. Из корзины выскочила черная кошка и одним прыжком взлетела прямо на королевский трон.
— Вот так так! — закричал король. — Да ведь это всего-навсего кошка! Выходит, ты нас обманула, старая?
Старушка уперла руки в бока.
— Я вас обманула? Ну-ка гляньте, — сказала она, указывая на кошку.
Смотрят — глаза у кошки загорелись, точь-в-точь как драгоценнейшие изумруды.
— Ну-ка, ну-ка, — повторяла старушка, разве у не изумрудные глаза, и уж их-то у нее, король-батюшка, никто не украдет! А усы у нее богатырские, хоть сама она и невеличка!
— Да-а, — сказал король, — а зато шерстка у нее черная, и никаких искр с нее не сыплется, бабушка!
— Погодите-ка, — сказала старушка и погладила кошечку против шерсти. И тут все услышали, как затрещали электрические искры.
— А лапки, — продолжала старушка, — у нее бархатные, сама принцесса не пробежит тише нее, даже босиком и на цыпочках!
— Ну ладно, — согласился король, — но все-таки у нее нет ни одного кармана и тем более никаких шестнадцати ножиков!
— Карманы, — сказала старушка, — у нее на лапках, и в каждом спрятан острый-преострый кривой ножик-коготок. Сосчитайте-ка, выйдет ли ровно шестнадцать?
Тут король подал знак своему старшему советнику, чтобы он сосчитал у кошки коготки. Советник наклонился и схватил кошку за лапку, а кошечка как фыркнет, и глядь — уже отпечатала свои коготки у него на щеке, как раз под глазом!
Подскочил советник, прижал руку к щеке и говорит:
— Слабоват я стал глазами, король-батюшка, но сдается мне — когтей у нее очень много, никак не меньше четырех!
Тогда король подал знак своему первому камергеру, чтобы и тот сосчитал у кошки когти. Взял было камергер кошечку за лапку, но тут же и отскочил, весь красный, схватившись за нос, а сам и говорит:
— Король-батюшка, их тут никак не меньше дюжины! Я собственнолично еще восемь штук насчитал, по четыре с каждой стороны!
Тогда король кивнул самому государственному канцлеру, чтобы тот посчитал когти, но не успел важный вельможа нагнуться над кошкой, как отпрянул, словно ужаленный. А потом, потрогав свой расцарапанный подбородок, сказал:
— Ровно шестнадцать штук, король-батюшка, собственноподбородочно сосчитал я последние четыре!
— Что ж, тогда ничего не попишешь, — вздохнул король — придется мне кошку купить. Ну и хитра же ты, бабушка, нечего сказать!
Стал король выкладывать денежки. Взял он у своей матушки маленький чепец — самый маленький, какой у нее был, — с головы, высыпал талеры на стол и накрыл их чепцом. Но чепец был такой крошечный, что под ним поместилось всего лишь пять серебряных талеров.