Викинг, стр. 3

О, как я ошибался!

Глава третья,

в которой герой встречает аборигенов и пытается выстроить диалог

Первым делом я обнаружил вырубку. Кто-то прошелся с топором по молодому березняку. Причем сделал это довольно неряшливо: сучья, ветки и даже целые березки помельче в беспорядке валялись на земле.

Тропка обогнула вырубку (роскошные чистые подберезовики украшали ее «обочины») и вывела на поле. То есть полем этот засаженный каким-то злаком лужок можно было назвать с большой натяжкой. Площадь его была — соток десять, не больше. Вокруг имелись деревья с обожженными стволами и в углу — куча обгоревших пней.

Тут меня озарило. Да вы, батюшка Николай свет Григорьевич, никак в прошлое провалились! Подсечно-огневое земледелие — вот как это называется. Присуще примитивным культурам. Технология, кстати, проста: вырубаем лес, то что покрупнее — убираем, то что помельче — оставляем на годик, потом сжигаем. Еще через год (куда торопиться?) на участке слегка прибираемся, потом бороним, сеем и снимаем скудный урожай. Почему скудный? Потому что так мне помнилось из учебника истории. Это с историческим фехтованием у меня все хорошо, а вот с сельским хозяйством — так себе. По верхам. Уж извините.

Впрочем, не важно. Важнее было, что дальше, за полем открывался замечательный вид на небольшое озеро, на берегу которого сушились на палках сети и чернела рядом с мостками тушка перевернутой лодки. А повыше, на пригорке, гордо возвышался крепкий рубленый дом, окруженный не менее крепким забором. Дополняли сельскую идиллию щиплющие травку домашние животные: головастая мелкая лошадка и такая же мелкая коровенка, около которой вертелся пятнистый бычок размером с давешнюю собаку.

Ага! А вот и собака!

Кудлатая псина летела мне навстречу со знакомым грозным рыком… Неужели забыла урок?

Нет, не забыла. Притормозила на почтительном расстоянии, но яриться не перестала.

Я поразмыслил, не сделать ли набедренник из березовых веток, но представил, каким будет мой видок в этаком наряде и решил: лучше остаться голым. Кому не по нраву натурализм — может отвернуться.

Меня встречали. Приземистый, поперек себя шире, бородач, похожий на гнома-переростка, и стриженный в скобку парень, столь пышной растительностью на лице еще не обзаведшийся (по молодости), но такой же широкий и коренастый. В руках молодой держал здоровенный лук с наложенной стрелой-срезом. Вся его поза выражала готовность стрельнуть.

У старшего лука не было. Зато наличествовало копье с толстым древком и листообразным наконечником размером с клинок гладия [5]. Судя по хвату и стойке, в копейном бою бородач новичком не был.

А лапищи у него были такие, что древко (потолще моего запястья) казалось в них детской лопаткой.

Я остановился.

Некоторое время мы рассматривали друг друга под аккомпанемент собачьего лая.

Чресла старшего прикрывали кожаные, порядком поношенные штаны свободного покроя, а торс — застиранная рубаха с вышивкой. На волосатой, обширной, как теннисный стол, груди «гнома» вместо крестика наличествовала связка оберегов. Подобного добра у ролевиков-реконструкторов навалом, однако я нюхом чуял: никакие это не реконструкторы. У этих и одежда, и оружие отличались от «реконструкторских», примерно как театральная шпага — от настоящей. Парочка была насквозь достоверной, исконной и естественной, как дубок на соседнем взгорке. Что ж — еще один кирпичик в здание моей гипотезы о провале в прошлое.

— Ага, — с оргинальным выговором, но вполне по-русски наконец изрек старший. — Ты, значит, на девку мою напал. Нехорошо.

Молодой мигом вздернул лук. Я изготовился. Но сумею ли отбить стрелу, выпущенную с двадцати шагов? Бо-ольшой вопрос…

— Это еще как посмотреть — кто на кого напал, — возразил я. — А собачкой меня травить — хорошо?

— Сам из каких? — тут же сменил тему «гном».

Хмм… Сильный вопрос.

— Человек.

— Сам вижу, что не лешак, — проворчал бородач.

— А Снежок-то на него — как на волка брешет, — подал голос молодой.

Псина, угадав, что речь идет о ней, зашлась в приступе утробной ярости.

Да уж, Снежок. Впрочем, если эту кучу шерсти как следует постирать…

— Нишкни! — рыкнул «гном».

Заткнулись оба. И молодой, и псина. Как отрезало.

— Кто ты есть? — сурово произнес бородач. — Людин? Иль холоп беглый?

— Людин.

Выбор, как вы сами понимаете, очевиден.

«Гном» хмыкнул. Скептически.

— Чего хочешь?

Ага, это вопрос по существу.

— Одежда, еда, покусатости полечить! — Я продемонстрировал повязки на руках.

— Виру, что ли, стребовать желаешь?

Молодой гыгыкнул, но тут же снова сделал суровое лицо.

Я шутки не понял.

— Помощи прошу, — смиренно произнес я. — Отработаю.

— Умеешь что?

Я пожал плечами:

— Многое.

— Откуда знаешь, что я врачевать могу?

— Врачевать я и сам могу. Было бы чем…

— Добро, — бородач опустил копье. — Быська!

Из ворот выглянула давешняя блондинка.

— Дай этому порты и рубаху старую. А то ходит будто в бане.

Мы еще немного поиграли в молчанку, пока блондинка бегала за одежкой.

В дом меня не звали, а сам я не напрашивался.

Блондинка вернулась и принесла заказанные порты и рубаху.

Штаны были своеобразные: ни карманов, ни пуговиц. На поясе — дырочки, сквозь которые продели веревку. Рубаха оказалась еще примитивнее: два куска грубой холстины, кроенные сразу с рукавами и сшитые вместе. Для головы оставлена дырка.

Все трое, включая блондинку, внимательно наблюдали, как я одеваюсь.

Ну и хрен с вами, дорогие хозяева! Нет, это просто удивительно, насколько наличие штанов прибавляет уверенности в себе. Еще бы обувку какую-нибудь…

Я поглядел на ноги моих благодетелей. Ага, у старшего что-то вроде кожаных сандалий, а у младшего… лапти! Из бересты!

А чего я, интересно, ждал? Это же прошлое! До «найка» с «адидасом» еще жить и жить. Хотели, уважаемый господин Переляк, попасть в эпоху меча? Вот вам! И лапти в придачу. То есть как раз лаптей-то мне и не дали. Ладно, перебьемся. Босиком по лесу ходить — я привычный. Даже нравится.

— Зовут как? — поинтересовался бородач.

— Николай.

Мужики переглянулись. С одинаковым выражением. Очень похоже. Наверняка отец и сын.

— Ни Кола? — переспросил старший.

— Нет, Николай!

Снова переглянулись.

Младший гыгыкнул:

— Ни кола ни двора, вот это в масть.

Старший спросил серьезно:

— Николай — это что значит?

Ишь ты, какие мы любопытные.

— Это значит — сильный.

Вообще-то «Николай» в переводе с греческого — «победитель народов», вариант — «победитель людей». Но я — человек скромный.

— Так ты не словенин! — воскликнул молодой. — То-то у тебя говор чужеватый!

Интересный вывод. Сам ты — чужеватый, подумал я. Но смолчал. За порты и не такое стерпеть можно.

— Меня Ковалем зови, — разрешил бородатый. — А это сын мой, Квашак. Значит, отработаешь?

— Я же сказал!

— За еду и одежу, — уточнил Коваль. — До листопада.

Я прикинул по времени. Сейчас август. Вернее, там, в томвремени — август. Хотя здесь, похоже, аналогично. В крайнем случае, июнь, потому что вокруг однозначно лето. Значит, от двух до четырех месяцев получается. Нормально. Как раз разберусь, что тут к чему.

— Договорились.

Коваль перехватил копье в левую руку, вытянул правую… Я сообразил, что надо не пожать, а хлопнуть.

— Волох ряду видок! — торжественно изрек бородач. Рожа хитровато-довольная. Надо полагать, я упорол какой-то косяк. Ладно, прорвемся.

Коваль сунул копье сыну.

— Пошли, Ни Кола, раны твои врачевать будем.

Глава четвертая,

в которой герой по незнанию приступает к женской работе и получает под зад

Лечение оказалось нехитрым. Сначала промывка какой-то едкой настойкой, потом — повязка из смеси жеваного подорожника с какой-то мазью омерзительного вида и запаха. Вся процедура — весьма болезненная. Мерзкая мазь жгла, как кипяток. Я мужественно терпел истязания. Мужество мое оценено не было. Думаю, зашипи я от боли, Коваль бы удивился.