Корделия, стр. 64

Иногда побеждал он, иногда — она. Это еще нельзя было назвать кризисом. Открытая стычка произошла лишь однажды, когда Корделия поздно вернулась из поездки по магазинам и обнаружила, что свекор настоял, чтобы Яна посадили ужинать за общий стол со всеми, а когда ребенок опрокинул стакан с водой, ударил его по руке рукояткой столового ножа. Она как раз застала эту душераздирающую сцену. Последовал обмен колкостями в присутствии слуг.

— Ребенку всего полтора года! — бушевала Корделия.

— Дитя нужно приучать к дисциплине до двухлетнего возраста! Потом мне ни разу не приходилось наказывать моих. Когда ребенку два года, главной заботой родителей становится дисциплинировать самих себя.

— Неужели вы думаете, что таким образом можно добиться любви ребенка к отцу и матери?

— Мне никогда не приходилось жаловаться!

— Мой отец никогда не наказывал меня, — стояла на своем Корделия, — но мне ни разу не пришло в голову ослушаться.

— Да уж, действительно, — сказал мистер Фергюсон с той особенной интонацией, которую усвоил, говоря о ее отце.

— Я его безгранично уважаю!

— Уважение к отцу, — наставительно произнес мистер Фергюсон, — не есть какая-то особая добродетель, а священная обязанность. Для меня само собой разумеется, что вы уважаете отца. Что касается воспитания вашего собственного сына, то я допускаю, что материнское чувство мешает вам объективно судить. Вот тут-то и может пригодиться мой совет. У меня огромный опыт семейной жизни, тогда как вы — новичок в этом деле.

Как же с ним трудно спорить!

— В дальнейшем, — обратилась Корделия к няне Гримшо, — Ян будет принимать пищу в детской.

— Да, миссис Фергюсон, — ее интонация не оставляла сомнений в том, на чьей она стороне.

Мистер Фергюсон пристально посмотрел на невестку, и она впервые выдержала этот долгий, напряженный взгляд.

— Я потолкую об этом с Бруком, — буркнул он.

Глава IV

Корделия сидела за фортепьяно и наигрывала кое-какие несложные пьески из собрания нот своего мужа.

Сквозь распахнутые окна виднелась лужайка, залитые солнцем кусты.

Дядя Прайди, сидя в гостиной на коврике, строил рожицы внучатому племяннику.

Сие занятие было ему в новинку и все чаще отвлекало от мышей. В нем неожиданно проснулись разнообразные таланты по части развлечения маленького мальчика, которому только что исполнилось два года. В настоящий момент дядя Прайди таким образом сложил свой костлявый кулак, что он казался лицом старой женщины, с пуговками вместо глаз и носовым платком вместо шали.

Кончик большого пальца высовывался наподобие маленького красного язычка. Корделия прекратила играть, слушая веселый смех сына.

В комнату вошла Бетти — та, что сменила Веру, которая, в свою очередь, пришла на смену Патти, вышедшей замуж за водителя омнибуса.

— Прошу прощения, мэм, двое джентльменов хотят видеть мистера Томаса Фергюсона.

Дядя Прайди взял свободной рукой визитную карточку и впился в нее взглядом.

— Саймон? Саймон? Никогда о таком не слышал. Должно быть, это ошибка. Ведите их сюда. Нет-нет, юная леди, оставайтесь у фортепьяно.

Он все еще сидел на корточках перед Яном, когда вошли двое мужчин в сюртуках и шелковых шляпах. Солидные люди. Тот, что постарше и повыше ростом, заморгал, оглядел гостиную и обратился к Корделии:

— Нам нужен мистер Томас Прайд Фергюсон. Кажется, мы не туда попали?

— Это я, — подал голос дядя Прайди с коврика. — Меня так назвали в честь дяди, у которого была ферма и чьи овцы погибли во время бурана. Он застрелился — правда, значительно позднее.

— Мистер Томас Прайд Фергюсон? Автор книги "Наследственные и благоприобретенные навыки поведения у мышей"? Дорогой сэр, позвольте представиться. Моя фамилия Саймон, профессор Саймон, директор Лондонской Школы Биологических Исследований. А это мистер Грабтри Пирсон, чьи статьи, как вам, должно быть, известно, частенько публикуются в научных журналах.

Поскольку правая рука Прайди, обернутая платком, все еще изображала старушку, он протянул гостям левую. Ее почтительно пожали.

— Исё, — потребовал малыш. — Сделай так исё.

— Рассаживайтесь, где понравится, — сказал дядя Прайди. — Я куда-то дел одну пуговицу. Это мой внучатый племянник. Тиш будет недовольна, если пуговица потеряется.

— Давайте я возьму его, дядя Прайди, — предложила Корделия.

— Нет-нет. Он первым попросил. Они могут подождать.

— Позвольте поздравить вас, мадам, — сияя, произнес профессор Саймон, — с таким замечательным дядей. Его книга произвела настоящий фурор. Осмелюсь назвать ее научной сенсацией.

— Сенсацией, — проворчал дядя Прайди, когда Ян вдоволь насмеялся. — Она вышла полтора года назад, и никто не обратил на нее внимания.

— Это, я бы сказал, досадное недоразумение. Теперь все изменится. Мистер Грабтри Пирсон посвятил вашей работе две хвалебные статьи.

— Одну статью, — уточнил дядя Прайди, прилаживая пенсне, — только такую длинную, что ее пришлось печатать в два приема.

— Мы надеемся уговорить вас прочитать лекцию на ежеквартальной конференции.

— Лекцию, — повторил дядя Прайди, выколупывая у старушки глаза. — Смотри, не бери этого в ротик. Бяка! Застрянет в горлышке!

— Дядя Прайди, давайте его мне.

Старик поднялся на ноги; хрустнули суставы.

— Это исключительно опасно, — продолжал он. — Во всяком случае, для большинства людей. Но у меня есть приятель по фамилии Корнелиус, который в молодости регулярно глотал булавки на спор. Помню, он страшно разозлился, когда кто-то предположил, что это одна и та же булавка. — Дядя Прайди исподлобья поглядел на посетителей. — Это не розыгрыш?

— Неужели мы похожи на шутников? По моему глубокому убеждению, главы из вашей книги, посвященные анатомии землероек, будут сочтены классическим вкладом в современную биологию.

— Гм.

— Должен заметить, ваш издатель не пользуется особой популярностью, поэтому книга разошлась далеко не так, как заслуживала; по счастливой случайности, один экземпляр…

— Стало быть, землеройки. А что вы скажете о наследственных признаках у мышей?

— Весьма интересный и полезный очерк, заслуживающий самого пристального внимания. Но главы о землеройках позволяют провести аналогию с человеком.

— Это неоценимый вклад в новейшую теорию эволюции, — перебил мистер Пирсон, доставая пенсне. — Я взял на себя смелость послать экземпляр вашей книги мистеру Гексли, с которым меня связывает нечто большее, нежели шапочное знакомство.

— Ах, мистер Гексли, — сказал дядя Прайди, то хмуря, то разглаживая брови. — Это в высшей степени странно. Нет, юная леди, не уходите, пожалуйста. Куда это запропастился мой кулек с конфетами? Ах, вот он. Должен ли я понимать это так, что вы говорите серьезно? Будьте добры, повторите еще раз. Угощайтесь. Что-то я вас не совсем понимаю.

Они повторили, а дядя Прайди меж тем пощипывал свою эспаньолку и шуршал кульком. Время от времени он бросал взгляды на Корделию: верит ли она?

— Если позволите, сэр, — сказал мистер Грабтри Пирсон, надевая пенсне, — мне хотелось бы записать кое-какие биографические сведения, чтобы я мог упомянуть о них в своих статьях. Я бы также почел за величайшую честь побывать в вашей лаборатории, чтобы описать ее…

— У меня нет никакой лаборатории, — заявил дядя Прайди.

— Ну, может быть, вы ее как-то иначе называете… В общем, то помещение, где вы работаете. Как вы начинаете процедуру вивисекции?

Прайди вытащил огромный складной нож.

— Я точу его при помощи обыкновенного корунда. Удобная вещь, знаете ли: напильник, штопор, буравчик, отвертка. Единственное, для чего он не годится, это для гравировки надписей на камине. У моей племянницы есть для этого специальные инструменты.

— Вы работаете дома, сэр?

— В спальне. Это очень удобно. Когда один из моих маленьких друзей умирает, я кладу его на умывальник и препарирую. Видели когда-нибудь чучело крысы? Я учился на дохлой серой крысе по имени Лорд Палмерстон. По окончании работы она выглядела как живая. Я поставил ее на комод, однако очень скоро она начала вонять. Пришлось выбросить. До сих пор не понимаю, что я сделал не так. Так вы приехали из Лондона?