Корделия, стр. 55

Я стала жертвой замысла, при котором не приняли в расчет мое собственное счастье. И если я стану искать свою дорогу к счастью, их мир сокрушит меня. Но это неважно. Все равно мое место — не здесь, а рядом со Стивеном, куда бы он ни направился. Наше хрупкое счастье… наша жизнь…"

— Господи! — выдохнула Корделия, очнувшись от грез. Она подошла к камину и поворошила поленья.

Не было никакого соблазна. Никакого импульса к действию. Одни лишь мысли, не дававшие ей покоя. Она представила себе — перед Бруком лежит больная, беспомощная женщина, с черными волосами и тонким лицом, постоянно жалующаяся на свою жизнь, не пришедшаяся ко двору… а возле кровати стоит здоровый Брук, и эта женщина — помеха на пути к свободе…

Ее внимание привлек какой-то слабый звук. Корделия подняла голову и увидела, как Брук крадется к столу, на котором стоял пузырек с лекарством от кашля. Откуда только силы взялись? Он двигался, как призрак, приняв отчаянное решение.

Корделия вскочила на ноги, подбежала к нему и схватила за руку.

— Дорогой мой…

— Оставь меня в покое! — не крик, а дуновение ветерка; толкни — и нет его…

— Пожалуйста, Брук! — он рухнул, как подкошенный, ей на руки, но продолжал тянуться за бутылочкой. Чтобы он успокоился, Корделия вложила пузырек ему в руку и отвела его обратно. Для этого потребовались все силы. Брук повалился на кровать, дрожа всем телом и забыв о своей первоначальной цели. Корделия отнесла лекарство от греха подальше, вернулась к мужу, укрыла его костлявые ноги. Брук снова лежал на спине, обложенный подушками. Жизнь в нем еле теплилась. Он силился что-то сказать.

— Они… обещали… опубликовать мои стихи…

— Я очень рада, Брук. Уверена, они будут иметь успех.

— Нагнись, я… — она наклонилась к нему, он прошептал: — Мне очень жаль… столько хлопот, дорогая… туман вреден…

— Да. Очень вреден.

— Я не составил… завещания, Делия. Как-то… боялся… Но папа… позаботится… чтобы все было в порядке.

— Да, дорогой. Но ты поправишься.

— Слишком поздно. Я так устал. Вы с папой… поладили друг с другом, да?

— Да, — ответила Корделия.

— Я рад. Ты не такая, как… Маргарет. Она… не пыталась понять отца. Он очень добр… если попробовать понять…

— Конечно, дорогой. Но тебе вредно столько разговаривать.

— Я должен… Я люблю тебя, Делия… хочу, чтобы ты была счастлива. Когда я уйду… я уже не увижу солнца.

— До рассвета всего два часа, — возразила она.

— Не плачь, дорогая. Все будет… хорошо. Прошлой ночью… во сне… я пил чай в саду… с мамой. Она была совсем молодая… как будто… Она сказала: "Наконец-то, Брук. Я ждала тебя".

Он некоторое время молчал, сжимая ее руку. Прощальное пожатие. Время от времени его рука дергалась. Потом он попросил:

— Поцелуй меня, Делия.

Она снова наклонилась и исполнила его просьбу.

— Ты славная девушка, — прошептал Брук. — Слишком хороша для меня. Возможно, ты снова… выйдешь замуж… у тебя будут дети… Я не возражаю.

— Хочешь, я позову отца?

— Нет. Так лучше… с тобой. Подержи меня за руку, Делия. Я… Отец Небесный, прими раба Твоего… Это совсем не страшно. Я умираю…

Его пожатие ослабело, и он провалился в сон. Холодный пот на его лице высох; рот остался открытым. Корделия сидела рядом и наблюдала за ним. Иногда до нее доносилось его слабое дыхание.

Когда утром приехал мистер Плимли, он сказал, что температура начала снижаться и появилась слабая надежда на выздоровление.

Глава XXIII

Еще пять дней положение оставалось критическим. Преодолев, с поразительной цепкостью, главное препятствие, Брук оказался неспособным двигаться дальше. Огонек его жизни едва мерцал и постоянно грозил угаснуть, но каким-то чудом продолжал гореть.

Все с той же самоотверженностью, в основе которой, помимо всего прочего, лежала и нечистая совесть, Корделия выхаживала Брука так, словно от этого зависела ее собственная жизнь. Она еще раз написала Стивену; он ответил, что здоров и только ждет, чтобы срослась кость. Тогда его станут вызывать на допросы.

К следующему понедельнику появились первые признаки выздоровления. Брук начал принимать пищу. Корделия решила, что может позволить себе попытку увидеться со Стивеном. В ней подспудно жило подозрение, что он преуменьшает свои страдания, чтобы не причинять ей беспокойства. Мистер Фергюсон уехал на фабрику; Корделия доехала до Пиккадилли и, отпустив карету, пешком дошла до госпиталя. Ей сообщили, что мистер Кроссли вчера выписался.

Корделия растерялась.

— Он оставил адрес?

— Да, мэм. Он уехал домой. Вот, пожалуйста.

— Спасибо, я знаю, где он живет.

Вновь очутившись на улице, Корделия заколебалась. Удобно ли навестить Стивена? Вдруг там окажется его отец? Но ведь он и так все знает. Может быть, ей удастся развеять его предубеждение? Все равно эта новость скоро станет достоянием гласности.

Ей долго не удавалось найти кэб, и она подъехала к дому Стивена около четырех часов. Нужно поторапливаться, чтобы успеть вернуться домой раньше мистера Фергюсона.

Девушка, открывшая дверь, с хорошо усвоенной невозмутимостью посмотрела на нее.

— Скажите, пожалуйста, мистер Кроссли дома?

— Да, мэм. Как прикажете доложить?

Корделия подождала несколько минут в гостиной, а затем вслед за горничной поднялась наверх. Сердце бешено колотилось в груди: наконец-то она его увидит!

Стивен лежал в постели. При виде Корделии на его лице вспыхнул румянец; она еще не видела, чтобы он так краснел. Пока не ушла горничная, они держались официально; Стивен выказывал легкую тревогу. Потом они очутились друг у друга в объятиях.

— Любимый!

— Делия! Я не ожидал… Откуда ты узнала?..

— Я была в госпитале. — Что-то в его голосе побудило ее объяснять дольше, чем было нужно. Он был все так же красив и энергичен, не то что Брук. Не болен, только ранен, это большая разница.

— Я вчера выписался. Но, Делия, ты немного поспешила с приездом. Я тебе написал…

— Это имеет какое-то значение? Твой отец здесь?

— Нет, но он может нагрянуть. Расскажи мне в двух словах… Как Брук?

— Немного лучше. Ну, не дуйся.

— Не хочу лицемерить. Могу поклясться, это ты своими заботами вытащила его из могилы.

— Я лишь выполняла свой долг. Это была ужасная неделя.

Он взял ее руку в свою — теплую, с красивыми длинными пальцами.

— Могу себе представить. Бедняжка!

— Не будем больше об этом говорить. Я так боялась, что твоя рана опасна!

Он засмеялся.

— Я бы выписался на другой день, если бы не нога. И вот теперь беспомощен, как бабочка, пришпиленная к листу бумаги. Еще несколько недель постельного режима. Делия, мне никогда не забыть тот ад!

— Как вышло, что… Дэн Мэссингтон?..

— Рассказывают, его нашли на лестнице. Делия, сегодня вечером я жду полицейского инспектора, они ищут козла отпущения. Не хочу тебя впутывать. Потом я дам знать…

— Да, дорогой. Напиши мне.

— Просто ужасно, что ты снова должна уходить. Я постоянно думаю о тебе — и вот теперь, когда ты рядом… Как скоро ты сможешь оставить Брука?

— Пока еще не могу. Он тяжело болен и полностью зависит от меня. Если я брошу его в таком состоянии, с ним может случиться удар.

— А ты не думаешь, что я тоже нуждаюсь в уходе?

— О да, — Корделия улыбнулась. — Я бы с удовольствием. Через несколько недель…

— Они ничего не заподозрили?

— Им не до того. Брук был при смерти, и его отец совсем извелся. На какой день назначено судебное разбирательство?

— На пятницу. Уезжай от Фергюсонов, пока им ничего не известно. Номер в гостинице все еще за тобой. Уезжай как можно скорее!

Они ненадолго замолчали и вдруг, почувствовав, что у них мало времени, заговорили быстрее:

— Стивен, ты уверен, что все будет хорошо?

— Конечно.

— Ты все еще… хочешь действовать, как мы условились? Ничего не изменилось?

— Силы небесные, неужели ты думаешь, будто что-то может измениться? Иди ко мне, девочка моя, а то мне до тебя не дотянуться. Эта нога меня доконает. Корделия, ты мне веришь?