Корделия, стр. 28

В душе Корделии смешались боль и сочувствие. Ей было нестерпимо думать, что она невольно явилась источником страданий для того, кому ей ни за что на свете не хотелось причинить зло.

— Что это ты жжешь? — спросил Брук, входя в комнату.

— А… просто зажигаю газ.

— Какой смысл использовать для этого бумагу?

— Ну… я боялась обжечься. Спички слишком короткие.

Брук пересек спальню.

— Сегодня сначала было очень интересно, зато под конец я чуть не умер от скуки. Что толку от всех этих словопрений? Я едва не проговорился о мюзик-холле, ты заметила?

— По-моему, никто не обратил внимания.

"Брук — Стивен, Стивен — Брук. Но это нечестно — сравнивать их между собой! Брук — ее муж, а Стивен — захватчик, вторгшийся на чужую территорию. Какое он имел право тайно передавать ей записки — на основании всего лишь нескольких встреч?"

— Брук, — проговорила она. — Ты меня любишь?

Он не сразу понял, в чем дело.

— Что-что? Ах… ну конечно. — Он снял с полки книгу и стал листать ее, чтобы скрыть смущение. Странный вопрос. Их отношения давно приняли обыденный характер.

Корделия положила руки ему на плечи и заглянула в глаза.

— Я хорошая жена?

— Конечно, дорогая. Ты сомневаешься?

— Не знаю. Наверное, нет. Но мне нравится, когда меня хвалят. Я такая же хорошая жена, как Маргарет?

Он покраснел.

— Разве я когда-нибудь давал понять обратное?

— Нет. Но ты не должен отвечать вопросом на вопрос. Скажи просто — да или нет.

— В таком случае, да. Такая же. Даже лучше.

— Лучше, — Корделия поцеловала мужа. — Я очень рада. А чем я лучше?

— Послушай, что это тебе вздумалось вспоминать Маргарет? Ты уже много месяцев не проявляла к ней интереса. Пусть покоится с миром.

— Странно, что ее бювар до сих пор не найден.

— Какой бювар?

— За которым приезжал Дэн Мэссингтон. Ты что, забыл?

— Его наверняка выбросили. Там не было ничего интересного. Так, несколько счетов…

— Знаешь, — задумчиво произнесла Корделия, — я как-то не могу думать о тебе как о человеке, который уже был женат.

— Вот и хорошо. С какой стати? — он потрепал Корделию по щеке. — Ты даже не была с ней знакома.

— Да, но… Брук, наверное, это очень странно — любить двоих?

Он исподтишка наблюдал за женой, словно пытаясь прочесть ее мысли.

— Ничего странного. Многие женятся во второй раз.

— Ты когда-нибудь вспоминаешь о ней — как вам хорошо было вместе? Обнимая меня, ты никогда не думаешь, что это — она?

— Силы небесные, разумеется, нет! Как тебе только в голову пришло? Слушай, давай ложиться спать. Уже очень поздно, а завтра рано вставать.

— Но если человек полюбил во второй раз, разве он не сравнивает? Я не хочу ловить тебя на слове, но, по-моему, это естественно. Вот ты берешь меня за руку и думаешь: "У Маргарет рука была тоньше… или более пухлой… мягче, тверже…"

Брук молчал, с нетерпением ожидая конца этого монолога.

— Наверное, на твоем месте я бы сравнивала, — смущенно призналась она.

— Знаешь, по крайней мере, чем ты выгодно отличаешься от Маргарет? Когда она плохо себя чувствовала, то несла какую-то жалкую чушь. Не думаю, что тебе следует подражать ей в этом. И вообще, все это глупости. Ты как хочешь, а я ложусь спать.

Наступило продолжительное молчание. Корделия думала: "Тот дневник все еще валяется на чердаке. Может, Брук прав — я действительно становлюсь мнительной и придираюсь к нему? Но ведь это только сегодня — потому что очень красивый, блестящий мужчина… Да и что мне за дело до Маргарет? Пожалуй, Брук прав: нужно выбросить это из головы".

— Брук?

— Да?

— Я напрасно к тебе пристаю?

— Не знаю. Может быть, это естественное любопытство.

— Скажи — после смерти твоей матери отец больше не помышлял о женитьбе?

Он беспокойно заворочался под одеялом.

— Откуда мне знать? Я к нему в душу не заглядывал. Нет, он как будто никем не интересовался. Что ты хочешь — ему было пятьдесят шесть лет.

Корделия еще долго лежала, не в силах уснуть. Она помолилась, испрашивая у Господа здравого смысла и душевного покоя. Помолилась за Стивена — чтобы Бог даровал ему силы справиться с пагубным увлечением, оставить ее в покое и жениться на хорошей девушке. И пусть они будут счастливы.

Мать научила ее заканчивать каждую молитву так: "И да пребудет надо мной Твоя воля!" Обычно эти слова давались Корделии тяжелее всего, но сегодня она нашла в них утешение, и это был тревожный признак.

Глава VIII

Несмотря на молчаливое неодобрение мистера Фергюсона, Корделия продолжала регулярно — примерно три раза в неделю — навещать свою родню. Если срезать угол и идти полями, получалось недалеко, и она часто ходила пешком — еще один повод для недовольства мистера Фергюсона. Но являться в родительский дом в карете казалось ей неприличным.

Стоял погожий апрельский день, и Корделия с нетерпением высматривала кругом первые признаки весны. Не успела она далеко отойти от Гроув-Холла, как увидела впереди Стивена Кроссли.

Корделия вздрогнула и стала лихорадочно соображать, как бы уклониться от встречи. Но он подошел и снял шляпу, и она тотчас поняла, что это не простая случайность.

Стивен похудел и утратил часть своей живости. Корделии стало ясно: он не притворяется. Это в какой-то мере даже шло ему. У него была красивая лепка лица, а полнота ее скрадывала.

— Можно мне пройтись с вами?

— Если хотите.

Они молча шли по тропе. Напряженная тишина грозила в любой момент взорваться. Наконец он спросил:

— Вы возненавидели меня за то, что я вас люблю?

— Нет.

— Значит, мне можно любить вас?

Корделия облизнула пересохшие губы.

— Разве я могу этому помешать?

— А вам бы хотелось?

— Так было бы лучше для всех.

— Почему? Я не понимаю.

— Потому что это делает вас несчастным. И меня. И Брука — если он узнает.

— Все зависит от того, какой образ жизни кажется вам предпочтительнее. Что для вас важнее — тишина и покой или полнота чувств, азарт, желание плыть против течения? Да, я несчастлив, но не хотел бы ничего менять. Предпочитаю жить полной жизнью — даже если моим надеждам не суждено сбыться. Все равно с тех пор, как я узнал вас, я стал богаче.

— Зачем вы так говорите?

— Потому что это правда.

— Стивен, ведь вы меня не знаете. Да если бы и знали… это не поможет.

— Вы только что сказали, что несчастны из-за меня. Значит, я вам небезразличен. Ведь правда?

— Я замужем за Бруком. Больше мне нечего сказать.

— Несмотря на мои чувства? И… ваши?

— Да. Я вам уже говорила.

— Если бы вы любили меня… все равно остались бы с Бруком?

— Да.

Он глубоко вздохнул.

— Я вам не верю.

— Вы должны.

Он немного помолчал.

— Ну хорошо.

Некоторые молодые деревца уже стояли окутанные зеленоватой дымкой. Щебетали птицы. Корделия ничего не замечала.

Он вдруг спросил:

— Вам меня жалко, да?

— Мне жаль, но не вас, а что так случилось.

— И все?

— Мне бы не хотелось жалеть кого бы то ни было. Вас — в последнюю очередь.

— Благодарю вас. Но вы все-таки страдаете?

— Да.

— Хотите мне помочь?

— Если это что-нибудь… благоразумное.

— Позвольте мне время от времени сопровождать вас к родителям.

(Сейчас же скажи: "Нет!")

— От этого будет только хуже…

— Кому?

— Вам.

— Я готов рискнуть. Мне ничего не нужно — только видеть вас.

— Нет. Если мы будем встречаться и вы станете говорить такие вещи, это будет нечестно.

— Если вы позволите провожать вас, обещаю воздерживаться от… "таких вещей".

— Вы уверены, что исполните обещание?

Он слабо улыбнулся.

— Да.

— Вам хочется, чтобы я стала обманщицей? Бог знает, куда это может завести.

— Почему это должно куда-то вести? Вы просто навещаете родных. У меня есть дела в этом районе, мы случайно встретились, и я прошел несколько ярдов рядом с вами. Что в этом плохого? Если хотите, расскажите о нашей встрече Бруку.