Гроза Византии, стр. 45

– И чего это Всеслав смотрит? Ведь всем известно, что его дети томятся у проклятых византийцев.

Всеслав и сам сперва думал, что дело очень неладно. Он начинал уже косо поглядывать на сестру.

«Я ожидал, что она поможет мне, – с тоской думал он, – а она -ничего… Эх, придется на Ильмень посылать, не по нас такие князья!» Однако ему скоро пришлось переменить свое мнение о Зое.

Она сама вывела его из заблуждения.

Молодая женщина уже давно замечала, что брат ее хмурится. Она смутно догадывалась о причинах этого, но пока не разубеждала брата. Дело в том, что и в любви Аскольд оказывался таким же нерешительным, как и в ратных делах.

Зоя видела, что князь влюблен в нее. От ее женского внимания не могло это укрыться. Мало этого, она сама чувствовала, что Аскольд завоевывает все большее и большее место в ее сердце, и с нетерпением ждала объяснения со стороны влюбленного скандинава. Но этого объяснения все не было, Аскольд не решался на него, а какая же женщина, да еще славянская, решилась бы первая идти к мужчине и говорить ему о своей любви?

Наконец она почувствовала, что им нужно объясниться.

Но как?

Тогда ей пришло в голову воспользоваться недовольством брата.

– Что не весел, Всеслав? – спросила она его, улучив время, когда брат зашел к ней в опочивальню как он всегда делал в последнее время, перед отходом ко сну.

– Отчего же мне быть веселым? – угрюмо ответил тот.

– Скажи мне, что у тебя на душе?

– Точно ты сама не понимаешь! Эх, видно придется посылать на Ильмень! Там – действительные воины, а здесь, у нас, какие-то трусливые бабы…

– Ты говоришь про ваших князей?

– Про кого же больше? Про них!…

– Хорошо! Ты пошлешь на Ильмень, что же будет дальше?

– Что? Придет Рюрик, а не он сам, так пришлет к нам Олега; вот мы тогда и посмотрим, что тут будет…

– Да ведь это грозит смертью Аскольду и Диру.

– Туда им и дорога!… Зоя вздрогнула вся.

– Умоляю тебя, Всеслав, погоди делать это…

– Тебе-то что? – удивился брат.

– Как что? Хочешь, я тебе скажу? Я люблю Аскольда.

– Ну а я люблю своих детей и каждую минуту страдаю за них!…

– Ты помнишь, что я говорила тебе в первую после разлуки встречу?

– Что?

– Я пришла сюда ради мести за отца!

– А, между тем, из-за тебя Аскольд все откладывает и откладывает поход.

– Он не будет больше делать этого.

– Уж не ты ли его заставишь?

– Я!

Всеслав презрительно усмехнулся.

– Оставим это, – сурово вымолвил он, – скажу тебе только одно, что я, пожалуй, и не рад теперь твоему возвращению в Киев.

– Когда ты узнаешь все, ты будешь обрадован.

– Вряд ли!

– Поверь мне…

Брат и сестра некоторое временя молчали.

– Только еще раз, молю тебя, Всеслав, погоди посылать на Ильмень!… Клянусь тебе, Аскольд поведет вас…

– Сказал он тебе, что ли?

– Скажет!

– Когда?

– Скоро, очень скоро…

Тон ее голоса был так уверен, что Всеслав вдруг почувствовал себя убежденным.

– Хорошо, сестра, я повременю немного, только очень немного, иначе, если не я, так другие пошлют за Рюриком. Все томятся этим бездействием, а тут вот получены вести, что к нам едут византийские купцы, да на этот раз не просто так, а с дарами от самого византийского императора… Ох, уж эти дары!… Примут их князья, отложат поход – вот и полетит весть на Ильмень…

Зоя внимательно слушала слова брата.

«Медлить нечего! – с тоской думала Зоя. – Если я не заставлю Аскольда идти на Византию, ему придется плохо»…

9. ЧАРЫ ЛЮБВИ

Едва только наступил вечер, Зоя, укутанная с ног до головы, вышла из покоев.

Перед палатами князей, где она жила вместе со своим братом Всеславом, была обширная поляна, на которой Аскольд и Дир давали пиры киевским людям, а со всех других сторон раскинулся густой плодовый сад.

Конечно, норманны и жители Киева развели сад с самыми прозаическими целями – иметь всегда плоды и ягоды для княжьего стола, но Зоя решила воспользоваться им для своих целей.

Она знала, что окна покоев Аскольда выходят в этот сад, и что в этот вечер Аскольд, по своему обыкновению последнего времени, был дома.

Вечер был чудный, какие могут быть только на юге в начале осени. Полная луна с высоты небес заливала весь сад своим ярким светом. Кругом все было тихо. Киев давно уже спал. Плодовые деревья и гряды с ягодами струили свой аромат…

Молодая женщина осторожно обошла палаты князя и взглянула в сторону окон.

Окно в покое Аскольда было раскрыто настежь.

Зоя улыбнулась, потом тихо, тихо, как бы про себя запела:

По дружке тоскует горлица,
По дружке, по ясном соколе;
Не летит в ее он гнездышко,
Позабыл свою подруженьку.
Истомилась грудь высокая,
Истерзалось сердце бедное
По желанном друге-соколе,
По его по ласкам искренним.

При лунном свете она заметила, что у окна показалась статная фигура Аскольда.

Тогда Зоя выступила из тени и пошла мимо окон, делая вид, что не замечает князя.

Для тебя ли ненаглядного
У окна, окна косящета,
Не одну глухую ноченьку
Я сидела, сна не знаючи.
Ты лети ж, лети, соколик мой,
Приходи же, мил желанный друг,
Успокой мое сердечушко,
Что из белой груди рвется вон.

Так продолжала она петь.

– Зоя! – громко воскликнул Аскольд. – Ты ли это?

Молодая женщина остановилась и приняла испуганный вид. – Это ты, князь? Прости, прости меня! Я побеспокоила тебя, я прервала твой покой своей глупой песнью.

– Нет, нет, Зоя, это ничего, ничего, я еще не спал, – взволнованно говорил Аскольд, – но ты здесь, ночью…

– Да, вечер так хорош! Мне стало душно в моей горнице, и я вышла по привычке в сад. В Византии я всегда гуляла, там много садов… А здесь я осмелилась впервые… Все спят, вечер так хорош… В покоях так душно…

– Ты права, права, как всегда, Зоя, и мне душно… Погоди, прошу тебя, погоди, и я хочу вместе с тобой подышать этим воздухом… Прошу тебя, погоди!…

– О, князь! – воскликнула Зоя, но тут она заметила, что Аскольда уже не было у окна.

Она снова улыбнулась.

«Кажется, на этот раз мне будет удача!» – подумала она и, тихо тронувшись вперед, снова запела:

Где же, где же ты, желанный мой?

Жду тебя, и нет мне силушки Поджидать тебя, нет моченьки!

Истоскуюсь, горемычная…

Где же, где же ты, желанный мой!

– Зоя, здесь я, здесь, я около тебя, – услышала молодая женщина за собой страстный шепот.

Она быстро обернулась.

Позади ее стоял Аскольд.

Он был сам не свой, глаза его искрились страстью, грудь высоко вздымалась.

– Это ты, князь?

– Я, я, любая моя! – страстно прошептал Аскольд, простирая к Зое свои объятия.

Но та отстранилась.

– Князь, что ты? Подумай, кто ты и кто я! – проговорила она.

– Кто я?… Я…

Не знаю, – почти что хрипел влюбленный до безумия Аскольд, – а ты…

Ты для меня все… Слышишь ли? Все! Ты все у меня взяла: и ум, и сердце… Ты звала меня, под моим окном…

Или, может быть, кого-нибудь другого? Горе ему!… Нет, ты пела для меня… Зоя, Зоя! Перестань меня мучить!…

– Чего ты хочешь от меня, князь?

– Чего? Разве ты не видишь – чего? Тебя хочу, любви твоей хочу, а ты…

Спрашиваешь… Полюби меня!…

– Женщины любят героев… – Героев, ты сказала? А я? – Я ничего не знаю о тебе, князь. Вот уже сколько времени я живу с вами, видела, как ты пируешь, видела, как ты охотишься, видела, что ты добр, но все это – не геройство…