Наследство (СИ), стр. 49
«Я не имею права, – Мария-Антония закусила губу почти до крови, дернула запутавшийся ремень, высвобождая одеяло. – Я должна оставаться собой! Нам нельзя задерживаться даже на день, а я уверена, Генри не повезет меня, ту, другую, силой, он попытается что-то сделать, хоть и обещал… Я обязана проснуться в здравом уме!»
– Тони, ты что закопалась там? – спросил Монтроз. – Помочь?
– Нет, я уже иду, – ответила она, резко повернулась, прижимая к себе свернутое одеяло одной рукой – что-то вдруг рвануло за запястье другой. Оказалось, она зацепилась браслетом за пряжку, но прочный ремешок выдержал. – Ремень запутался. Держи.
– Давай, – Генри привычно расстелил одеяло. – Падай.
– Уже… – Мария-Антония улеглась, положив под голову свернутую куртку.
Бороться со сном больше не было никакой возможности, но она какое-то время еще упорно смотрела в небо, на убывающую луну, слушала, как переступают поблизости стреноженные кони, как устраивается рядом Монтроз, ругает сквозь зубы угодившую под бок кочку, как шумно дышат вернувшиеся из вечернего дозора псы. А потом звуки расплылись, перемешались, и принцесса канула в пустоту…
…Генри спать вовсе не хотелось, но он предпочитал присматривать за Марией-Антонией: она сегодня выглядела какой-то вялой, а к вечеру ее и вовсе сморило. «Не угроблю я так девчонку? – задался вопросом Монтроз. – Она крепкая, конечно, но ведь не из местных. Принцесса всё-таки, вряд ли ей доводилось в такие походы ходить, да по жарище, да на сухом пайке! Воды, кстати, тоже мало осталось…»
Он отвлекся, прикидывая, надолго ли хватит припасов, особенно если самому посидеть впроголодь. Картина выходила неутешительная. Можно бы и поохотиться, кое-кого из здешних обитателей есть безопасно, но не сырьем же! Он-то сам съест и не поморщится, а девушка? Вот хоть пожалей о том, что черные колючки если и показываются теперь из земли, то поодаль и едва-едва, даже на растопку их не хватит… Может, старик-шаман все-таки сделал что-то? Дал принцессе оберег какой-нибудь, а говорить не велел? Вполне в его духе!
«Обыскать бы ее, – мелькнула мысль, Генри даже приподнялся на локте, но тут же передумал. Проснется ещё, тогда добра не жди. Да и не стоит чужие обереги-амулеты трогать, это себе дороже. – Да и ладно, что бы там ни было, если работает – пусть хоть крысу сушёную на веревочке с собой таскает!»
Он переключился на иную заботу: следовало выходить с Территорий как можно скорее. Они уже начали показывать зубы, Генри просто не говорил девушке о том, что видел, к чему пугать лишний раз? Ее, конечно, не больно-то напугаешь, но тем не менее…
То поле со скелетами, шуточки солнца, живность разная непотребного вида – это так, ерунда, зрелищно, но настоящей опасности в себе не таит. А вот то, что вчера трижды пришлось обходить ловушки травяного волка, Генри очень не понравилось. Мерзкая тварь, вот ведь развелось их! Понароет ям, совсем как крот, только на поверхность не вылезает. Трава и трава, а наступи – ухнешь в ямину вместе с лошадью, травяной волк ведь на бизонов ловушки роет, ему такой поживы на месяц хватит, а нор у него полным-полно! Так вот, провалишься – хорошо, если сам успеешь выбраться, лошади-то точно каюк, ноги переломает, а и нет – как ее вытащить? Травяной же волк сидит себе под землей, но всё слышит, мигом спешит к той ловушке, в сторону которой направилась потенциальная добыча. Раз – и нету лошадки, челюсти у твари страшенные, говорят, человека может пополам перервать. Ну, пополам не пополам, а руку или там ногу свободно откусит. Или голову. А даже если сам вылезешь – куда дальше, пешком-то да без припасов?
И снаружи эту ловушку поди угляди! Почва лишь чуть-чуть на этом месте приподнимается, а что трава подсыхает – она сейчас везде уже жухлая. Вот тут как раз натасканные псы очень выручали, предостерегали об опасности. Только не приведи боги забрести туда, где таких ловушек, что дырок в сыре…
Ну и прочего хватало, да не сказать, чтобы по мелочи. Уже и «миражи» появились, и Генри рад был, что принцесса по большей части разглядывает гриву своего коня, видно, прискучило ей таращиться на прерию! А то вот так засмотрится, отчего это воздух впереди этак заманчиво дрожит и будто бы переливается, а Генри как раз отвлечется… И влетит Мария-Антония в облачко слюдянисто-блестящих насекомых, мелких-мелких, но прожорливых до крайности. Если обглодать и не успеют, то изуродуют, и черта с два ее потом выходишь, без воды и каких-никаких лекарств!
В том, что касалось зловредного живого мира прерий, Генри считал себя сравнительно подкованным. Во всяком случае, не совался туда, где ему мерещилась опасность, но и зазря не паниковал.
С тем, что к живому не относилось, было посложнее. Пока он только издалека примечал всякую пакость вроде воздушных воронок, которые вроде бы стоят на месте, но если подобраться к ним слишком близко, прицепятся к тебе намертво. И ладно бы, прохладно даже, обдувает ветерком, только воронки имеют скверное свойство расти и ускорять вращение. Так, говорят, много кто погиб – приподнимет вместе с лошадью да оземь и шарахнет!
Ну и прочее всякое, конечно, вспоминать всё – ночи не хватит. В «сезон бурь» сюда действительно только самоубийца сунется, ну или кто такой, кому больше деваться некуда. «Вроде меня, ага, – хмыкнул Генри и прислушался к ровному дыханию принцессы. – Нет, надо спешить. Выйдем к Майинахе, а оттуда махнем дальше. Ладно, что загадывать! Доживем – посмотрим…»
С этой мыслью он и уснул, чтобы проснуться еще затемно. Будить Марию-Антонию он не стал, поднялся, оседлал лошадей, собрал пожитки – только одеяла осталось во вьюк засунуть, а перекусить можно и в седлах, – и тогда только наклонился к девушке.
– Тони, – позвал он и тронул ее за плечо. – Кончай ночевать, ехать пора!
Она не отозвалась. Генри почувствовал неприятный холодок где-то у основания затылка. Так, если опять начинается…
– Тони!
Никакой реакции.
– Да Тони же! – мужчина встряхнул ее, как тряпичную куклу, и девушка наконец вздохнула поглубже и открыла глаза.
В предрассветном сумраке Генри не мог разобрать их цвета, но ему вдруг показалось, будто они снова сделались небесно-голубыми. И жест, которым она, зевая, прикрыла рот…
– Тони… – в который раз произнес он, чувствуя, что полоса везения закончилась.
– Кто вы и что… – начала было она манерным голоском, но вдруг осеклась, помотала головой, будто прогоняя остатки сна, и сказала совсем другим тоном: – Фу ты, ну и гнусь же мне снилась!
– Могу представить! – стараясь скрыть облегчение, сказал Монтроз. – Вставай давай, я уже всё собрал, а ты дрыхнешь! Тони, ты чего?
– А?.. – она оторвалась от созерцания своего браслета. – Да ничего. Просто бусина раскололась. Это я вчера за пряжку зацепилась, вот она и…
– А-а… – протянул Генри. Выражение лица девушки показалось ему странным, но он решил, что это спросонья…
12
– Порадуешь ли ты меня сегодня чем-нибудь? – спросил Ивэйн Хоуэлл, раскуривая трубку. Ароматный дым наполнил кабинет, смешиваясь с изысканным запахом дорогого напитка из зерен, которые произрастали только в далеких жарких краях. Время дорогих вин миновало, сейчас главе корпорации требовалось взбодриться, а эта горькая жижа справлялась с усталостью лучше некуда.
– Скорее, удивлю, – ответил Рональд и присоединился к брату в нелегком деле задымления обширного кабинета.
– Итак? Что-то у экспедиции?
– Всё в порядке. Они уже почти на месте, с места их стоянки видны вершины башен. Ближе они подходить не хотят, пока не разведают, что за колдовство живет в этом замке, да и животные, говорят, нервничают.
– Разумное решение, – кивнул старший близнец, пододвигая младшему чашечку из прозрачного голубого фарфора, завезенного из царства Хань. – Это неплохо. Конкуренты в тех краях не объявлялись?
– Не без этого, – Рональд посерьезнел. – Небольшой смешанный отряд. «Ящерки» и «кэмы».
– Я так и знал! – Ивэйн в сердцах ударил себя кулаком по колену. – Главы «Кармайкла» всегда славились продажностью! Так что отряд?..