Белый камень, стр. 6

Молодой человек полагал, что интересующий его процесс имел место не позже 1229 года, так что его интересовали лишь первые три года правления этого настоятеля. Отец Амори был образцовым хроникером. Настоятель находил что сказать о каждом дне, дарованном ему Господом. Но отдавая ему должное, все же следовало признать, что не всегда то, что он писал, было интересно. Но Бенжамена такая скрупулезность приводила в восторг, поскольку придавала уверенность в том, что аббат не забыл бы упомянуть такое важное событие, как суд, буде оно имело место во время его правления.

Однако уже вечером, прочитав записи не только за 1229 год, но и за несколько последующих, Бенжамен убедился, что в «Хрониках» нет и намека на какое-либо судилище. На следующий день молодой человек принялся изучать «Хроники» предыдущего настоятеля, отца де Карлюса, охватывающие период с 1213 по 1226 год. Этот настоятель проявлял большую сдержанность, однако вел свои записи достаточно методично и подробно и никак не мог, казалось Бенжамену, упустить что-то важное. Бенжамен не успел днем дочитать отчет о тринадцатилетнем правлении и захватил книгу с собой в келью, спеша поскорее закончить.

Перевернув последнюю страницу, он вынужден был признать, что, прежде чем делать какие-либо выводы, придется углубиться в еще более далекое прошлое.

Его разбудил звук семичасового колокола, и послушник понял, что пропустил утреннее богослужение. Бенжамен зажег свечу и, не удержавшись, снова взял в руки книгу, лежавшую на тумбочке у кровати. Он много часов провел с этим томиком в руках, но впервые обратил внимание на обложку. Кожаный переплет украшало изображение Богоматери с Младенцем Иисусом на руках — тонкая стилизация под резьбу. Склонившись, юноша прочел окружавшую образ надпись: «Virgo Maria, misere populi tui et laborum suorum». [2]

Он несколько раз прочел эту фразу вслух, прежде чем обратил внимание на ее странный вид. Каждое слово молитвы было взято в рамочку, и все выстроились вокруг Богоматери, образовав круг, в центре которого была она. Кирпичи, образовавшие замкнутую стену. Было бы жаль пройти мимо такого совпадения.

Бенжамен решил более подробно изучить «Хроники», принадлежавшие перу достопочтенного отца де Карлюса. Выйдя из трапезной, он отправился к брату Рене не для того, чтобы рассказать старику обо всем, а дабы спросить совета, что прочесть об интересующем его периоде.

Старому монаху стало немного лучше, но чувствовалось, что облегчение временное. Однако Бенжамен совершенно искренне пожелал ему скорейшего выздоровления. После нескольких обычных в таких случаях фраз он перешел к цели своего визита. Бенжамен говорил, не умолкая, чтобы не дать брату Рене возможности задать вопрос о том, чем он сейчас занят.

Лучше было избежать необходимости отвечать, чем лгать. Он честно признался, что мало знает о первых веках после основания обители, и почтительно попросил старика порекомендовать работы, которые могли бы просветить его относительно организации монашеской жизни того периода. Бенжамен объяснил, что слабое представление об историческом контексте может сказаться на качестве его переводов. Умение оценить документ, определить его ценность и значение должны, безусловно, влиять на качество его копирования и интерпретации. Именно поэтому он посчитал, что невозможно и дальше пренебрегать историей.

Такая жажда знаний и стремление к совершенству произвели на брата Рене столь сильное впечатление, что он, не задумываясь, согласился помочь воспитаннику. К тому же старый библиотекарь был глубоко тронут тем уважением, которое выказал юный ученик, обратившись в первую очередь к нему, немощному и больному.

Дрожащей рукой он записал названия нескольких книг, которые считал абсолютно необходимыми, посоветовав не забывать о «Хрониках». Послушник поблагодарил библиотекаря и не стал более утомлять того своим присутствием.

Покинув келью больного, молодой человек направился прямо в библиотеку, не испытывая никаких угрызений совести. В конце концов, он не солгал, а всего лишь утаил истинные мотивы в потоке общих и в целом правдивых рассуждений.

Иногда совесть можно успокоить, просто правильно сформулировав объяснение собственных поступков.

Из рекомендованных библиотекарем трудов Бенжамен выбрал три, показавшихся ему полезными. Один из них особо привлек его внимание. Это была не книга в прямом смысле слова, а детальный план монастырского здания, составленный неким братом Лораном, монахом-архитектором, датированный 1222 годом. Бенжамен подумал, что если ему повезет, если суд состоялся раньше этой даты, брат-строитель вполне мог участвовать в создании конструкции, объяснявшей вынесенный приговор.

Ничто не мешало юноше надеяться найти ее следы в одном из чертежей.

Внимательно вчитываясь в объяснения, которыми изобиловал сборник, Бенжамен, однако, больше всего восхищался качеством исполнения и точностью всех чертежей и рисунков. Он без труда узнал древние помещения, сохранившиеся в нетронутом виде, несмотря на многочисленные пристройки и дополнения.

Тогда весь монастырь состоял из нынешнего северного крыла, примыкавшей к нему большой церкви и двойной обходной галереи — клуатра. Если посмотреть сверху, весь ансамбль представлял собой правильный прямоугольник с двумя квадратными внутренними двориками. Главные ворота, теперь выходившие во внутренний двор, открывались в то время на юг, прямо во внешний мир. Каждое здание было вычерчено в нескольких проекциях и разрезах, что позволяло понять, как все было задумано и организовано. Даже подземная крипта была выписана со всей тщательностью.

Эти изобилующие реалистическими подробностями чертежи были выполнены рукой талантливого художника, намного опередившего свое время. Мастер отдельно отметил, какие работы он сам вел в монастыре, но нигде Бенжамен не нашел ни одного упоминания о двери, которую пришлось заложить.

Юноша пал духом. Быстро пролистав остальные тома, он не нашел в них ничего нового и интересного.

Новый толчок его расследование получило только в следующее воскресенье во время еженедельного отпуска.

6

По воскресеньям монахи, если они того желали, могли в течение нескольких часов беседовать друг с другом в небольшом зале, расположенном в том же крыле, что и трапезная. Там они имели возможность не только слышать, но и видеть друг друга, потому что это было единственное место, где принявшим монашеские обеты братьям разрешалось откидывать капюшон в присутствии других людей. Это двойное послабление, называемое «отпуском», явилось плодом эволюции строгого первоначального устава.

Правило это было введено в 1861 году неким отцом Фабианом, весьма своеобразным персонажем, считавшимся и по сию пору главой целой череды настоятелей, именуемых «прогрессивными». Романтическая судьба этого человека была известна всем. Он родился в 1792 году от танцовщицы и тюремного сторожа. В возрасте семнадцати лет его напоили и обманом забрали в солдаты. Он участвовал в сражениях под Экмюлем и Ратисбонном, был тяжело ранен под Ваграмом. Через три года после этого он был снова мобилизован, потерял в Бородинском сражении глаз, что избавило его от необходимости лично присутствовать при переправе императорских войск через Березину. Во время французской кампании он попал в плен, бежал, успел поучаствовать в битве при Лане.

Однако, когда через год Наполеон вернулся, его патриотические чувства несколько поостыли, и 18 июня 1815 года, в день битвы при Ватерлоо, он не участвовал в сражении, а браконьерствовал — ловил угря. Это не спасло его от чисток эпохи Реставрации, и он предпочел отправиться в Америку, где сколотил приличное состояние на торговле оружием. Спустя два года женился на ирландке, но семейное счастье длилось недолго: через год жена умерла, всего на несколько часов пережив двух мертворожденных близнецов. После возвращения в Европу в его душе начали расти мистические настроения, которые в конце концов привели его в Иерусалим, и в 1820 году, в самое Рождество, он окончательно обосновался в монастыре.