Белый камень, стр. 46

— Это вы? Действительно вы? — выдохнул Бенжамен, уронив голову на мягкую землю.

— А кто бы это еще мог быть?

— Но где вы были? Я думал, что вы ушли… Оставили меня здесь… заперли…

— Вот даже как! Вижу, уровень взаимного доверия высок как никогда!

— Откуда же этот шум? Вы слышали шум? Мне показалось, что кто-то закрыл люк.

— Не говорите глупостей! Как я мог добраться до конца туннеля за такое короткое время?

— И правда, — согласился молодой человек, решившись наконец подняться. — Но откуда такой грохот?

— Обрушился кусок стены, один из камней которой и подставил вам подножку, — просто ответил брат Бенедикт.

— Стены алькова? — догадался Бенжамен, к которому моментально вернулись силы.

— Что за вопрос! Не кельи же отца Антония! Ну что ж, старина, — добавил великан, с любопытством разглядывая перепачканного с ног до головы молодого монаха. — Вы очень мило выглядите! Идем! Здесь рядом сидит дьявол, который хочет кое-что вам сказать.

Брат Бенедикт посветил вправо, на два-три метра вперед.

— Здесь, — строго произнес он.

Луч фонаря высветил отверстие в стене, похожее на вертикальную трещину: сантиметров сорок шириной и около метра высотой. Правильнее было бы назвать его бойницей, потому что начиналась оно где-то на уровне колен и походило на прорубленное в стене высокое окно. Но так было не всегда.

— Изначально, — пояснил брат Бенедикт тоном знатока, — здесь был настоящий вход. Отверстие было странноватой формы, это правда. Дело в том, что сначала его сделали очень широким, потом замуровали наглухо, затем сделали новый проход и только потом снова заложили теми камнями, которые сейчас вывалились вам под ноги. В этом нет ничего чудесного, потому что тот, кто заделывал дыру в последний раз, ограничился тем, что кое-как слепил камни между собой глиной, не позаботившись о том, чтобы укрепить их как следует. Не заметил я этой грубой работы по дороге сюда только потому, что мы подошли к этому месту в тот самый момент, когда вы обнаружили конец туннеля. Должно быть, мой взгляд перескочил сразу на несколько метров дальше. Другого объяснения я не нахожу.

Как бы то ни было, когда вы начали взбираться по лестнице, эхо ваших шагов выбило один из камней, звук падения которого я и услышал. Я хотел посмотреть, что происходит, прошел по туннелю метров пятьдесят, но ничего не обнаружил, и, когда уже собирался повернуть обратно, вы заговорили со мной сверху. Думаю, что ваш голос возымел то же действие — двинулся второй камень, и я уловил в той стороне некую вибрацию. А дальше, когда вы принялись болтать о моем поведении в последние дни, все обрушилось прямо мне под ноги. Знаете, мне повезло! Еще несколько секунд, и вы, летя по туннелю сломя голову, споткнулись бы о мое распростертое тело. Короче, я не стал вас дожидаться и поспешил внутрь, чтобы взглянуть…

— Вы не должны были! — послушник прервал старшего товарища твердо, но без нажима. Грязная одежда, должно быть, напомнила ему о смирении.

— Вы правы, разумнее было бы подождать вас, — согласился большой монах с легким сожалением в голосе. — Но что вы хотите? Мне теперь все труднее предвидеть ваши реакции. У меня и в мыслях не было, что вы кинетесь бежать, как безумный, подозревая меня в предательстве! Но оставим это сейчас, есть более важное дело.

Брат Бенедикт подошел к зияющей дыре и с большим трудом стал в нее протискиваться, потому что форма отверстия предполагала в посетителе некоторую гибкость и стройность тела, которые он с годами утратил. Для того чтобы проникнуть в логово дьявола, надо было сначала поднять ногу, просунуть ее в отверстие, затем изогнуться, просунуть голову и только потом втянуть в щель все тело. Оказавшись внутри, брат Бенедикт осветил путь сообщнику и помог ему протиснуться внутрь, что было гораздо легче, учитывая молодость и комплекцию последнего.

Маленькое помещение было в точности таким, каким Бенжамен его себе воображал. Круглое, около двух метров в диаметре, с низким сводчатым потолком. Но обращала на себя внимание не архитектура, а то, что находилось в центре. На высоком постаменте стояла статуя из темного камня, гладкая, блестящая. Она глядела на незваных посетителей угрюмо, злобно. У этого устрашающего изображения дьявола окрашены были только глаза, словно для того, чтобы подчеркнуть, что сатана все видит. Он и сейчас сторожил свое стадо: у ног его, у самого цоколя, были сложены пирамидой десять черепов, казалось, все еще страдавшие под его властью. Послушник вздрогнул. Его заставило похолодеть не столько само зрелище смерти, сколько мука, которой веяло от лишенных плоти голов.

Эти люди не нашли здесь покоя. Их останки не потешались над смертью, как нас частенько заставляют думать скелеты, демонстрируя свою странную широченную улыбку. Нет, эти черепа, казалось, кричали, широко раскрыв рты.

Никакого волшебства здесь не было. Просто в каждой челюсти был зажат черный шар, который и заставлял их так ужасно скалиться.

Всех, включая того, кто был на самой вершине. И Бенжамен вдруг все понял.

— Что вы скажете об этом, брат мой? — произнес большой монах, видя удивление своего спутника. — Там есть еще вмурованная в стену тяжелая цепь с железным браслетом. Смотрите, он раскрыт. Ну что, мой мальчик? Какими будут ваши первые выводы?

Послушник пересчитал то, из чего была сложена зловещая горка.

— Ну, — начал он дрожащим голосом, — я глазам своим не верю.

— По одной этой фразе я вижу, что вы поняли самое главное.

— Как это возможно? — прошептал молодой человек, тряхнув головой. — Здесь черепа всех, кто положил черный шар… Но ведь де Карлюс тоже бросил черный.

— Вот именно! Значит, мы с вами самые ненаблюдательные из всех, когда либо живших под сводами этого монастыря. Говоря так, я не грешу против истины и остаюсь христианином!

— Но как? Он ведь выжил, и у нас есть тому доказательства!

— О каких доказательствах вы говорите? О «Хрониках»? Очнитесь наконец! Мы, как младенцы, позволили себя провести. Тот, кто выжил, решил подменить всех по той простой причине, что сам занял место настоятеля. А «Хроники», которые мы приписываем де Карлюсу, никогда не были написаны его рукой. Узурпатор — я не обвиняю его, называя так, потому что не знаю его мотивов, — в течение трех лет, вплоть до 1226 года, трудился в поте лица, чтобы представить нам этот вариант!

Нет ничего проще, чем переписать тетрадку, а затем продолжать вести записи, выдумывая события. Поначалу он переписал слово в слово то, что посчитал нужным отметить настоящий де Карлюс. Но как только речь заходила о портретах некоторых монахов, наш герой начинал редактировать текст на свой лад. Помните начало? Когда мы искали физические и психологические характеристики братьев, чтобы сравнить их с теми, что описывал его преемник? Мы не обнаружили ничего, или почти ничего! Будьте уверены, в настоящих «Хрониках» обязательно были бы несовпадения! Но тут этого было сделать невозможно! Все было пересмотрено и исправлено, а та малость, что осталась, была настолько нейтральной, что одним этим приводила в замешательство. Можно было узнать, кто был толст, кто худ, кто высок, кто маленького роста, — и только. Но «де Карлюс» этим не удовлетворился и принял дополнительные меры предосторожности. Да, он заменил погибших людьми примерно той же комплекции, но настоятельно рекомендовал новому Амори не слишком распространяться о новых насельниках. Таким образом, у нас не было никакого шанса! Вспомните-ка, — продолжал брат Бенедикт, словно в состоянии транса, — нас насторожил только случай с братом Лораном. Следовало бы уничтожить его первые работы, чтобы не дать нам повода обсуждать странное бездействие архитектора после 1222 года. К счастью, наш чистильщик об этом позабыл! Или не смог на такое решиться…

Бенжамен бесстрастно выслушал монаха и вынужден был признать справедливость всего, что тот говорил. Отец де Карлюс не выжил. Именно его голова покоилась на вершине этой зловещей пирамиды, вот уже больше семи сотен лет пережевывая свой выбор. Архивариус был ошеломлен, даже оскорблен тем, что именно то, во что они почти свято верили, оказалось столь далеким от истины.