Экстренный случай, стр. 36
– А как настоящее имя этой Бабблз? И чем она занимается?
В этот миг кто-то подошел к стойке, чтобы наполнить бокал. Фриц огляделся по сторонам и проговорил тоном истинного мозговеда:
– Судя по вашим словам, случай серьезный. Вот что, направьте-ка его ко мне. Завтра с половины второго до половины третьего. У меня образовалось «окно».
– Хорошо, я все устрою, – ответил я.
– Прекрасно. Приятно было повидаться, Джон.
***
Нортон Хэммонд стоял, привалившись к стене, и болтал с моей Джудит. Приближаясь к ним, я подумал, что Фриц был прав: она действительно выглядела прекрасно. Мгновение спустя я заметил в руке Хэммонда сигарету и удивился. Насколько мне было известно, Хэммонд не курил.
Но сегодня он медленно попыхивал сигаретой, делая глубокие затяжки. И не пил. Во всяком случае, бокала у него не было.
– Нет, ну вы только посмотрите, – сказал я.
Хэммонд усмехнулся:
– Это мой бунт против общественных устоев.
– Я пыталась втолковать ему, что кто-нибудь непременно учует, – подала голос Джудит.
– Да кто тут что учует? – заспорил Хэммонд.
Возможно, он был прав: дым стоял коромыслом.
– К тому же вспомните «Фармакологию в терапии» Гилмэна и Гудмэна.
– Все равно будь осторожен, – посоветовал я.
– Ну подумай сам, – ответил Хэммонд, делая глубокую затяжку. – Никакого тебе рака бронхов, никакой овсяно-клеточной карциномы, никаких эмфизем и хронических бронхитов. Ни атеросклероза, ни цирроза, ни болезни Вернике-Корсакова. Красота.
– Наркотики запрещены законом.
Хэммонд ухмыльнулся и подергал ус.
– Значит, ты за аборты, но против конопли?
– Нельзя отправиться в два крестовых похода одновременно, – ответил я, наблюдая, как он набирает полные легкие дыма и выдыхает прозрачный воздух. И тут меня осенило. – Нортон, ты ведь живешь на Холме, правильно?
– Ага.
– Знаешь кого-нибудь по имени Бабблз?
Он рассмеялся.
– Бабблз? Да кто ж ее не знает? Бабблз и Сверхголова. Их водой не разольешь.
– Сверхголова?
– Ее нынешний дружок. Композитор. Пишет электронную музыку. Что-то похожее на вой десятка собак. Он живет вместе с Бабблз.
– Это не она, часом, снимала квартиру на пару с Карен Рэнделл?
– Не знаю, возможно. А что?
– Как ее настоящее имя?
Хэммонд пожал плечами:
– Никогда не слышал. Но парня зовут Сэмьюэл Арчер.
– Где он обретается?
– За капитолием штата. В каком-то подвале. Они разрисовали его под утробу.
– Под утробу?
– Не поверишь, пока сам не увидишь, – ответил Хэммонд и блаженно вздохнул.
10
По пути домой я заметил, что Джудит напряжена и подавлена. Она сидела, плотно сжав колени, обхватив их руками, крепко сцепив побелевшие пальцы.
– Что-нибудь не так? – спросил я.
– Просто устала.
– Женушки доконали?
Джудит тускло улыбнулась:
– Ты становишься знаменитостью. Насколько я понимаю, миссис Уитстоун жалеет, что не сделала ставку на сегодняшнюю игру.
– Что еще говорят?
– Они спрашивали, чего ради ты стараешься помочь Арту. По их мнению, твои действия – блистательный пример дружеской преданности. Это так трогательно, так человечно, так замечательно.
– Хм…
– Но – зачем?
– Надеюсь, ты объяснила им, что я – славный малый?
В машине было темно, и я скорее почувствовал, нежели увидел, что Джудит улыбается.
– Увы, это не пришло мне в голову.
В ее голосе сквозили грустные нотки, а лицо, подсвеченное отблесками фар, казалось осунувшимся. Я понимал, что Джудит нелегко безвылазно сидеть у Бетти, но ведь кто-то же должен ей помочь.
Ни с того ни с сего мне вдруг вспомнилось студенчество и Сизая Нелл, семидесятилетняя алкоголичка, которая умерла и попала к нам в прозекторскую. Мы прозвали ее Нелл и еще уймой других имен и все время осыпали мрачными шуточками, в надежде, что это поможет нам довести работу до конца. Помню, как мне хотелось уйти, бросить все к черту, лишь бы не резать холодную, влажную, смердящую плоть, не сдирать ее с костей слой за слоем. Я мечтал о том дне, когда покончу с Нелл и смогу забыть ее зловоние, вытравить из памяти это давно мертвое, скользкое от слизи тело. Все остальные говорили, что с такими покойниками даже проще, а мне хотелось только одного – чтобы все поскорее кончилось. И я продержался до конца, до последнего рассечения, пока мы не изучили все ее чертовы нервы и артерии.
После той моей первой встречи с трупом, да еще таким жутким, я вдруг с удивлением обнаружил, что мне интересно заниматься патологоанатомией. Я люблю свою работу и уже научился не обращать внимания ни на внешний облик, ни на запах мертвецов и воспринимать каждое новое вскрытие как должное. Но вот что странно: ощущение новизны не исчезло. В каком-то смысле вскрытия стали для меня источником новых надежд. Человек только что умер, и вы знаете его историю болезни. Для вас он не безликий жмурик, а все еще человеческое существо, которое совсем недавно вело битву, личную битву, единственную по-настоящему личную битву в своей жизни. И потерпело поражение. Ваша задача – выяснить, как и почему был проигран этот бой и каким образом помочь другим людям, которые только готовятся к такой же борьбе. И самому себе. Вскрытие – это не просто взрезание трупов, которые исполняют свою единственную тошнотворную служебную обязанность – быть мертвыми, холодными обитателями сумрачного царства, подлежащими дотошному изучению.
***
Дома Джудит первым делом убедилась, что с детьми все в порядке, и отправилась звонить Бетти, а я решил отвезти домой няньку – миниатюрную и весьма бойкую девицу по имени Салли, капитана команды болельщиков бруклайнской средней школы. Когда я подвозил ее, мы обычно болтали о пустяках и затрагивали лишь самые нейтральные темы. Нравится ли Салли учеба, в какой колледж она намерена поступать. Ну, всякое такое. Но сегодня меня одолело любопытство. Я чувствовал себя старым и потерянным, как человек, вернувшийся на родину после долгих странствий. Все вокруг казалось чужим и незнакомым, особенно дети. Они делали совсем не то, чем занимались в их возрасте мы. Жили другими чаяниями, преодолевали другие сложности. Во всяком случае, они уж наверняка потребляли другие наркотики. Впрочем, быть может, их трудности и не отличались от наших. По крайней мере, мне хотелось бы думать именно так.
В конце концов я решил, что, наверное, просто перепил на вечеринке, а посему мне лучше помолчать и не вдаваться в расспросы. Вот я и молчал, слушая болтовню Салли о том, как она сдавала экзамен на водительские права. При этом я испытывал смешанное чувство страха и облегчения. А потом поймал себя на том, что веду себя глупо, поскольку у меня нет никаких причин интересоваться жизнью няньки моих детей или желать получше узнать ее. К тому же, если я начну выказывать любопытство, Салли, чего доброго, неверно меня поймет. Беседовать о водительских правах куда безопаснее: это надежная и достаточно серьезная тема для разговора.
А потом я ни с того ни с сего подумал об Алане Зеннере. И вспомнил слова, сказанные однажды Артом: «Если хочешь узнать что-то об этом мире, переключи свой телевизор на канал интервью и убери звук». Спустя несколько дней я так и сделал. Это было ужасно: раздувающиеся щеки, неугомонные губы, меняющиеся выражения лиц, сучащие руки. И – безмолвие. Ни единого звука. Никакой возможности понять, о чем говорят все эти люди на экране.
***
Адрес я нашел в телефонном справочнике. Сэмьюэл Арчер, Лэнгдон-стрит, 1334. Я набрал номер и услышал голос, записанный на пленку: «Извините, но телефон временно отключен. Не кладите трубку, телефонистка сообщит вам дополнительные сведения».
Я подождал. Раздалось несколько щелчков, словно в аппарате билось сердце, после чего до меня донесся новый голос: «Справочная. Какой номер вы набрали?»