Вынужденная мера, стр. 50

ЧЕТВЕРГ 13 ОКТЯБРЯ

1

Проснулся я в жутком состоянии. Ощущение было такое, словно меня загнали в клетку, заперли в какой-то ловушке. Мне совсем не нравилось то, что творилось вокруг, и я не видел способа положить этому конец. Противнее всего было то, что я не знал, как мне совладать с Уилсоном. Доказать невиновность Арта Ли было чертовски трудно. И уж совсем невозможно было доказать, что Питер Рэндэлл тоже ни в чем не виноват.

Джудит взглянула на меня.

– Ты сердишься? – спросила она.

Я только фыркнул в ответ и отправился в душ.

– Узнал что-нибудь? – спросила меня жена чуть погодя.

– Да, узнал. Уилсон хочет повесить это дело на Питера Рэндэлла.

Джудит усмехнулась.

– На старого весельчака Питера?

– На старого весельчака Питера.

– Он собрал улики?

– Да.

– Ну и хорошо, – сказала Джудит.

– Нет, – ответил я. – Ничего хорошего.

Закрыв воду, я вылез из ванны и потянулся за полотенцем.

– Мне не верится, что это дело рук Питера.

– Какой ты сердобольный.

Я покачал головой.

– Суть не в этом. Что проку, если в тюрьму сядет ещё один невинный человек?

– Так им и надо, – рассудила Джудит.

– Кому?

– Рэндэллам.

– Но это несправедливо.

– Тебе хорошо говорить. Ты всегда сможешь спрятаться за мелочами. А я три дня провела с Бетти Ли.

– Я знаю, что тебе было нелегко…

– Я не о себе, а о Бетти. Или ты забыл вчерашний вечер?

– Нет, – ответил я, подумав про себя, что вчера вечером и началась вся эта неразбериха. Началась с моего звонка Уилсону.

– Бетти пришлось пережить кошмар наяву, – продолжала Джудит. – В этом повинны Рэндэллы, и им нет прощения. Так пусть посидят в яме, которую рыли для другого, почувствуют, каково это.

– Но если Питер невиновен…

– Питер очень забавен, – оборвала меня Джудит. – Но это не снимает с него вины.

– И не дает оснований вешать на него всех собак.

– Меня больше не интересует, кто виноват. Я просто хочу, чтобы все это кончилось и Арт вышел на свободу.

– Да, – сказал я. – Понимаю твои чувства.

Бреясь, я разглядывал свое отражение в зеркале. Вполне заурядная физиономия, чуть-чуть тяжеловатая в скулах. Глаза маленькие, шевелюра редеет. Лицо как лицо. Очутившись в центре событий, я испытывал странное чувство. Вот уже четвертые сутки вокруг меня творилось черт-те что, и я мог повлиять на судьбы по меньшей мере полудюжины людей. Но едва ли годился на ту роль, которую был вынужден играть.

Я приступил к одеванию, размышляя по ходу дела, чем займусь утром. А заодно и о том, действительно ли все вертится вокруг меня. А может, я брожу на задворках, раскапывая второстепенные факты? Может, никто ещё не постиг сути дела?

Итак, я снова попытаюсь спасти Питера.

А почему нет? В конце концов, чем он хуже других?

В этот миг мне впервые подумалось, что Питер заслуживает спасения ничуть не меньше, чем Арт. Оба мужчины, оба – врачи, уважаемые, интересные люди, немножко бунтари. Если вдуматься, не так-то просто сделать выбор в пользу одного из них. Питер – весельчак, Арт – насмешник. Питер толстый, Арт тощий. Вот и вся разница.

Считай, почти никакой.

Я натянул пиджак и попытался выкинуть из головы всю эту чепуху. Слава богу, что я не судья и мне не придется распутывать этот клубок на людях.

Зазвонил телефон, но я не стал снимать трубку. Мгновение спустя Джудит крикнула:

– Это тебя!

– Алло? – буркнул я.

И услышал хорошо знакомый зычный глас:

– Джон? Это Питер. Хотел пригласить вас на обед.

– С чего это вдруг? – спросил я.

– Надо бы познакомить вас с моим алиби. Тем самым, которого нет.

– Что вы имеете в виду?

– Так как? В полпервого устроит?

– Хорошо, до встречи, – ответил я.

2

Питер Рэндэлл жил к западу от Ньютона, в новом особняке, небольшом, но прекрасно обставленном: кресла от Брюэра, кушетка работы Якобсена, кофейный столик из мастерской Рахмана. Прилизанный модерн. Его обладатель встретил меня у двери с бокалом в руке.

– Входите, Джон, – пригласил он и повел меня в гостиную. – Что будете пить?

– Спасибо, ничего.

– А по-моему, вам не помешало бы, – сказал Питер. – Виски?

– Со льдом.

– Присаживайтесь. – Он отправился на кухню, и до меня донеслось позвякивание ледышек. – Как провели утро?

– В размышлениях, – ответил я.

– О чем?

– Обо всем понемногу.

– Можете не рассказывать, если не хотите, – разрешил Питер, протягивая мне бокал.

– Вы догадались, что Уилсон фотографировал?

– Я это подозревал. Честолюбивый мальчик.

– Воистину, – согласился я.

– И теперь я попал в переплет?

– Похоже на то.

С минуту Питер молча разглядывал меня, потом спросил:

– Ну, а ваше мнение?

– Я уже не знаю, что и думать.

– Известно ли вам, что я делаю аборты?

– Да.

– И выскабливал Карен.

– Дважды, – сказал я.

Питер откинулся в кресле. Его округлые телеса выглядели весьма нелепо в этом изобилующем острыми углами изделии прославленного мебельщика.

– Трижды, если уж быть точным, – поправил он меня.

– Значит, это вы…

– Нет-нет. Последний раз это было в июне.

– А первый?

– Когда ей исполнилось пятнадцать, – Питер вздохнул. – Понимаете, Джон, я не безгрешен. Одна из моих ошибок заключалась в том, что я пытался приглядывать за Карен. Отец не обращал на неё ни малейшего внимания, а я… я был любящим дядюшкой милой девочки. Растерянной и неприкаянной, но милой. Вот я и сделал ей первый аборт. Иногда я выскабливал и других пациенток. Вы ошеломлены?

– Нет, – ответил я.

– Это хорошо. Но Карен беременела снова и снова. Трижды за три года. Прямо напасть какая-то. В её возрасте этого делать нельзя. Я бы сказал, что это была патология. В конце концов я решил, что, если она забеременеет в четвертый раз, пусть рожает.

– Зачем?

– Для меня было совершенно очевидно, что Карен приятно состояние беременности, что она жаждет родить ребенка вне брака, чтобы испытать позор и все тяготы греховного материнства. Поэтому в четвертый раз я ей отказал.

– Вы уверены, что она была беременна?

– Нет, – ответил Питер. – И причины моих сомнений вам известны. Эти жалобы на зрение. Поневоле задумаешься о расстройстве деятельности гипофиза. Я хотел провести анализы, но Карен отказалась. Ей хотелось только одного – аборта. И, когда я отказал, она разозлилась.

– И вы направили её к доктору Ли.

– Именно так, – подтвердил Питер.

– А доктор Ли сделал аборт.

Питер покачал головой.

– Нет, Арт не дурак. Он непременно провел бы предварительное обследование. Кроме того, Карен утверждала, что она на пятом месяце, и уже в силу одного этого обстоятельства Арт не стал бы выскабливать её.

– И вы тоже этого не делали?

– Нет, не делал. Вы мне верите?

– Хотел бы верить.

– Но пока не можете.

Я передернул плечами.

– Вы сожгли свою машину. И в ней была кровь.

– Да, – ответил Питер. – Кровь Карен.

– Как же это произошло?

– Я одолжил Карен машину на выходные. Тогда я ещё не знал, что она задумала.

– Вы хотите сказать, что она отправилась на аборт в вашей машине, а потом, истекая кровью, приехала домой, после чего пересела в желтый «порше».

– Не совсем так, – ответил Питер. – Но тут есть человек, который все вам объяснит гораздо лучше, чем я. Дорогая, иди сюда! – Он улыбнулся мне. – Вот мое алиби, любуйтесь.

В комнату вошла миссис Рэндэлл – напряженная, строгая и очень соблазнительная. Она опустилась в кресло рядом с Питером.

– Теперь вы понимаете, как я запутался, – сказал он мне.

– Воскресная ночь? – спросил я.

– Боюсь, что да.

– Должно быть, это нелегко. Но, с другой стороны, весьма удобно.

– В каком-то смысле, – ответил Питер, похлопав миссис Рэндэлл по руке, и тяжело поднялся с кресла. – Хотя я не употребил бы ни одно из этих определений.