Корабль Рима, стр. 47

Когда до берега оставалось несколько ярдов, «Марс» резко повернул и встал параллельно причалу; стремительное движение требовало сложного маневра, который был блестяще выполнен опытным капитаном. Множество рук подхватили брошенные на берег канаты, чтобы подтянуть судно; весла убрались, позволяя галере застыть в четырех футах от причала. По перекинутым сходням на берег проворно спустились десять преторианцев в черных плащах и принялись оттеснять толпу; их усилиями был очищен полукруг у края трапа. Только тогда на трап ступил Сципион. Он остановился, прислушиваясь к восторженным крикам и здравицам. Когда шум толпы немного затих, консул вскинул руки, взывая к молчанию. Толпа подалась вперед.

— Граждане Рима! — Громкий голос Сципиона разносился поверх голов притихших людей. — Предки оставили нам честолюбивые замыслы. Надежду! Распространить свет демократии из центра Рима во все уголки мира, принести людям мир и процветание. На протяжении столетий каждое поколение римлян делало шаг вперед, чтобы нести дальше этот факел. Каждое новое поколение расширяло границы Республики. Теперь пришел наш черед — мы должны исполнить свой долг.

Толпа напирала сильнее, ожидая продолжения.

— Эта задача не обещает побед и не гарантирует успех. Эта задача требует жертв, тяжелого труда и, возможно, жизни тех, кто понесет факел свободы за пределы Республики.

Над толпой повисла мертвая тишина; слышался лишь плеск волн, бьющихся о причал, и крики чаек. Лишь немногие узнали Сципиона — большинству людей его лицо было не знакомо.

— Месяц назад появился новый враг, новая угроза Республике и нашему образу жизни. Жестокий, беспощадный враг, нанесший молниеносный удар, чтобы отрезать от Рима мужественных людей, несущих факел свободы угнетенному народу Сицилии. Этот враг не знает жалости, и, если его не остановить, он принесет войну к вратам самого Рима!

Над толпой пронесся стон — многие вспомнили ужас, который испытали лишь несколько минут назад.

— Не бойтесь, сограждане! Сенат услышал вас и дал немедленный ответ. Я услышал вас. И теперь я стою перед вами, возвещая приход новой эры для нашей прославленной Республики. Эры нового расширения, эры процветания. С флотом, который вы лицезреете, и многочисленными строящимися галерами я прогоню врага от наших берегов, очищу наши моря.

Я подарю свободу острову Сицилия и открою его порты для Рима.

Я расширю границы Республики.

Я, Гней Корнелий Сципион, сделаю вас, граждан Рима, хозяевами морей!

Толпа взревела — слова консула достигли сердца каждого человека. Волна звука обрушилась на Сципиона, и он с наслаждением слушал, как тысячи голосов скандируют его имя. Старший консул победоносно вскинул сжатый кулак в традиционном жесте триумфатора, и рев усилился; охваченная жаждой крови толпа желала дать отпор врагу.

Сципион не мешал ликованию. Его лицо превратилось в застывшую маску величия и силы, но в душе он смеялся над легковерием людей. Толпа, безмозглая толпа. Сципион называл их согражданами, но не чувствовал никакой связи с ними. Они ниже его, и ему был неприятен сам факт, что приходилось дышать одним воздухом с ними.

Однако Сципион понимал, что должен управлять толпой, подчинить ее себе, а для этого требовалось говорить с людьми на одном языке, рассказывать о всеобщем богатстве и процветании, о светлом будущем и безопасности. Консул нанял несколько греческих риторов — лучших из тех, кого можно купить за деньги, — чтобы они славили его на всех площадях Рима. Риторы станут повторять обещание Сципиона освободить Рим от вражеской угрозы, и его имя прозвучит на каждом углу, будет на устах и в мыслях каждого человека.

К тому времени, как построят весь флот, граждане Рима узнают, кому Республика обязана своей силой. Дуилий возглавит флот, но его имя останется неизвестным. Запомнят только Сципиона. Он поведет флот на юг и уничтожит уступающих ему в численности карфагенян. Затем завершит покорение Сицилии.

Слушая приветственные крики, Сципион представлял те же звуки, но многократно усиленные. Консул рисовал в воображении улицы Рима, заполненные восторженными толпами, и свое триумфальное шествие к ступеням курии. Он видел, как на голову ему возлагают венок из трав, символ высшей воинской доблести Республики, которого удостаиваются только спасители армии.

Старший консул окинул взглядом обращенные к нему лица. Люди любили его как вождя, потому что он предложил им весь мир. В будущем, когда Сципион исполнит данное обещание, ему будут поклоняться как богу.

ГЛАВА 11

Со своего места в каюте судна Димадис хорошо слышал крик впередсмотрящего. Показалась Остия. Советник подошел к правому борту и открыл люк, чтобы взглянуть на оживленный морской путь, ведущий к римскому порту. От яркого света на глазах выступили слезы, и Димадис часто заморгал, пытаясь избавиться от неприятного ощущения. Он уже два дня не видел солнца, с тех пор, как судно отплыло из Липары.

Все это время Димадис провел в каюте. Поначалу изоляция была вынужденной, и все его требования, обращенные к запертой двери каюты, оставались без ответа. Через несколько часов после выхода из порта Крон наконец открыл дверь. Димадис снова заявил протест и потребовал вернуться в Липару, но начальник стражи даже не удостоил его взглядом. Крон молча удалился, оставив дверь открытой. На чужом судне, посреди моря запирать пленника не имело смысла. Димадис демонстративно захлопнул дверь и остаток пути не выходил из каюты.

Поначалу советник все время размышлял о несправедливости судьбы. Однако отчаяние и ощущение безнадежности вскоре уступили место страху, причем не только перед Кроном и угрозой Гиско, но и перед римлянами. Димадис понял, что карфагеняне готовят римлянам ловушку, и догадался — хотя не имел понятия, какая это ловушка, — что его город должен сыграть роль наживки. Сам Димадис станет олицетворением расставленной западни. Советник оказался между молотом и наковальней, и от осознания этого у него внутри все похолодело. На чью сторону ни стань, ему придется предать либо карфагенян, либо римлян, и, если он не найдет выхода из положения, под угрозой окажется и его жизнь, и жизни его родных.

Аттик смотрел, как Гай поворачивает румпель влево и «Аквила» огибает мыс, чтобы войти в бухту Остии. Рулевой выровнял галеру и поставил перед каструмом ее в ряд с двадцатью галерами нового Классис Романус, Флота Рима.

В присутствии флота жизнь в порту Остии еще больше оживилась, словно галеры, бросившие якорь в бухте, устранили угрозу со стороны карфагенян на юге. Торговые суда непрерывно отходили от причалов, направляясь в самые дальние уголки Средиземноморья. Курс «Аквилы» пролегал по одному из самых оживленных участков бухты, но если раньше галере приходилось лавировать, прокладывая себе путь, то теперь эти же суда уступали дорогу боевому кораблю.

Аттик прибыл в Остию по приказу Тудитана, чтобы продолжить обучение экипажей нового флота, и предстоящая работа не радовала капитана «Аквилы». Стажеры теперь сами командовали галерами и могли не подчиняться приказам Аттика. Он понимал, что не стоит рассчитывать на прежнее внимание, а с учетом того, что некоторые капитаны с самого начала отказывались признавать его авторитет, дальнейшее обучение могло опираться только на его опыт — опыт, которого в некоторых случаях просто не существовало.

Септимий также был в Остии, днем раньше присоединившись к своему опциону, и Аттик, приближаясь к причалу, увидел знакомую фигуру перед строем манипулы Четвертого легиона.

Сегодняшние тренировки предполагали обучение технике абордажа — под видом демонстрации того, как карфагеняне высаживаются на вражеские галеры. Для легионеров это будет первый опыт высадки на палубу судна — в спокойных водах и без тяжелых доспехов, но тем не менее реальный опыт, и Септимий надеялся, что он ускорит обучение. «Аквила» пришвартовалась, и на причал был переброшен трап. Легионеры по одному поднялись на палубу. Похоже, никто не испытывал особой радости в преддверии нелегкого дня.