Случай необходимости, стр. 20
— А вы, значит, не знаете, для чего понадобилось делать рентген?
— Нет.
— Но ведь должна же быть какая-то причина.
— Да, — согласился Уайтинг, но, судя по всему, его самого это не слишком интересовало. Он уныло разглядывал свой кофе, а затем отпил небольшой глоток. Наконец он снова заговорил: — Я очень надеюсь, что того, кто сделал ей аборт арестуют и припрут к стенке. И каким бы суровым ни оказалось наказание, для него этого будет не достаточно, он заслуживает худшего.
Я встал. Парень пережил сильное потрясение, еще совсем немного, и он расплачется. Для него насущней других была мысль о том, что все труды, и помыслы о многообещающей карьере в медицине пали прахом из-за того, что его ошибка стоила жизни дочери известного врача. Обозлясь на весь белый свет, отчаявшись исправить что-либо и проникшись всей душой жалостью к самому себе, он теперь тоже занялся поисками козла отпущения, на которого можно было бы свалить всю вину за случившееся. Уайтинг нуждался в нем больше, чем кто бы то ни было.
— Вы собираетесь обосноваться в Бостоне? — спросил я напрощание.
— Собирался, — ответил он, криво усмехнувшись.
Покинув дом Уайтинга, я снова позвонил Льюису Карру. Теперь мне уже как никогда нужно было заполучить карту Карен Рэндалл. Я должен был выяснить, что это были за снимки.
— Лью, — сказал я, — я снова хочу просить тебя о помощи.
— Вот как? — Судя по тому, как он сказал это, подобная перспектива его вовсе не воодушевляла.
— Да. Мне нужна ее карта. Это очень важно.
— А мне казалось, что мы уже все обсудили при встрече.
— Да, но тут всплыли кое-какие новые потробности. Просто час от часу не легче. Зачем нужно было делать рентген…
— Сожалею, — перебил меня Карр. — Здесь я ничем не могу быть тебе полезен.
— Послушай, Лью, даже если ее карта у Рэндалла, не может же он вечно дер…
— Мне очень жаль, Джон. Но я буду занят здесь целый день и еще завтра. У меня просто не будет времени на это.
Он говорил вполне официально, производя впечатление человека, который с особой тщательностью подбирает каждое слово, мысленно проговаривает каждое предложение, прежде, чем произнести его вслух.
— Что случилось? Рэндалл добрался и до тебя и сумел-таки заткнуть тебе рот?
— Я уверен, — сказал Карр, — что данным случаем должны заниматься те, кто наиболее подготовлен к тому и знает толк в подобных вещах. Чего я никак не могу сказать ни о себе, ни о других врачах.
Я знал, о чем он говорит, и что он при этом имеет в виду. Арт Ли обычно смеялся над тем, к каким изощренным способам порой приходится прибегать врачам, когда, случается, зачастую путаясь в двусмысленных объяснениях, они бывают вынуждены идти на попятную. Арт называл это «маневром Пилата».
— Ну, ладно, — сказал я, — как вам угодно.
Я положил трубку.
Вообще-то мне следовало ожидать, что так оно и будет. Льюис Карр жил, словно играя в некую игру, и как и подобает послушному мальчику, он старательно выполнял все принятые правила. Он всегда был дисциплинированным игроком, и останется им навсегда.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Мой путь от дома Уайтинга до медицинского факультета пролегал мимо «Больницы Линкольна». Недалеко от центрального входа на стоянке такси, уныло опустив плечи, засунув руки в карманы и тупо уставившись на тротуар, стоял Фрэнк Конвей. Весь его вид был исполнен непередаваемой словами горечи и безрадостной усталости. Я остановился у обочины тротуара.
— Подвезти?
— Я собирался в детскую больницу, — сказал он. Он, казалось, был удивлен тому, что я остановился. Мы с Конвеем никогда не были друзьями. Он замечательный врач, но как человек, не слишком-то приятен в общении. Он был дважды женат, и обе жены подали на развод. Вторая жена ушла от него после всего полугода совместной жизни.
— Мне как раз по пути, — сказал я.
Вообще-то я ехал совсем не в ту сторону, но мне хотелось поговорить с ним. Он сел ко мне в машину, и я снова выехал на дорогу.
— Я зачем тебе в детскую больницу? — спросил я.
— Конференция. Раз в неделю там устраивают конгениальные конференции. А ты куда?
— А я просто в гости, — ответил я. — На обед к приятелю.
Он кивнул и откинулся на спинку сидения. Конвей был еще довольно молод, ему было только тридцать пять. Он приобрел большой опыт, проработав в свое время под руководством лучших хирургов страны. Теперь он сам был лучше любого из них, или по крайней мере, так было принято считать. Весьма затруднительно быть уверенным в чем-либо, когда речь заходит о таком человеке, как Конвей: он был как раз одним из тех врачей, которые так быстро снискали себе успех и популярность, что даже стали чем-то сродни политикам и звездам кино; у них появляются слепо преданные им поклонники и непримиримые критики; таких как они можно или любить или же ненавидеть. Конвей обладал довольно внушительной внешностью: коренастый, могучий мужчина с тронутыми сединой волосами и глубоким, пронзительным взглядом голубых глаз.
— Я хотел извиниться, — сказал Конвей. — За сегодняшнее. Я не хотел, но так получилось.
— Ничего, все в порядке.
— И у Герби еще надо прощения попросить. Я такого наговорил ему…
— Он все поймет.
— На душе прегадостно, — сказал Конвей. — Но когда видишь, как умирает пациент, как он гибнет вот здесь, у тебя на глазах… Ты не знаешь, что это такое.
— Не знаю, — признал я.
Еще некоторое время мы оба молчали, а затем я сказал:
— Можно я попрошу тебя о небольшой услуге?
— Конечно.
— Расскажи мне о Дж.Д.Рэндалле.
Он ответил не сразу.
— А что?
— Просто интересно.
— Врешь.
— Конечно, — сказал я.
— Ли арестовали, ведь так? — спросил Конвей.
— Да.
— Это он сделал?
— Нет.
— Ты в этом уверен?
— Я верю тому, что он рассказал мне, — сказал я.
Конвей вздохнул.
— Джон, — заговорил он, — ты ведь не дурак. Представь, если бы на тебя решили повесить такое дело. Ты сам что, не стал бы все отрицать?
— Не в этом дело.
— Да нет, именно в этом. В таких вещах никто не станет признаваться.
— А что, разве исключена возможность, что Арт этого не делал?
— Это даже не просто возможность. Это более, чем возможность. Это вероятность.
— И что из этого?
Конвей покачал головой.
— Ты забываешь о том, откуда возникают подобные вещи. Дж.Д. большой человек. Дж.Д. теряет дочь. А в это же самое время неподалеку от места проживания вышеозначенного Дж.Д. подворачивается под руку удобный китаец, на которого можно спихнуть имевшее место неблаговидное деяние. Ситуация лучше не придумаешь.
— Я уже слышал подобную теорию. Я не верю в нее.
— Значит, ты не знаешь Дж.Д.Рэндалла.
— Вот это точно, не знаю.
— Дж.Д.Рэндалл, — сказал Конвей, — это пуп всего мироздания. У него есть деньги, связи и престиж. Он может позволить себе заиметь все, что его душа ни пожелает — даже голову маленького китайца.
— Но зачем она ему? — поинтересовался я.
Конвей рассмеялся в ответ.
— Друг мой, ты что, с Луны свалился?
Наверное вид у меня был довольно дурацкий.
— Ты разве не знаешь, что…, — тут он замолчал, поняв, наверное, что я действительно ничего не знаю. Затем Конвей очень старательно сложил руки на груди и к уже сказанному не добавил ни слова. Он сосредоточенно глядел на дорогу впереди себя.
— Ну так что же? — допытывался я.
— Спроси лучше у самого Арта.
— Но я спрашиваю у тебя, — сказал я.
— Или у Лью Карра, — продолжал Конвей. — Может быть он и расскажет тебе об этом. А я не стану.
— Ну ладно, — сказал я, — тогда расскажи мне о Рэндалле.
— Как о хирурге.
— Хорошо, давай как о хирурге.
Конвей кивнул.
— Как хирург, — начал он свой рассказ, — Дж.Д. ничего из себя не представляет. Он посредственность. Он теряет людей, которые должны были бы жить. Молодых, сильных людей.