Волк равнин, стр. 64

— Ты не мог бы найти пару бурдюков арака, чтобы мы в удовольствие поговорили? — сказал он. — Хочу послушать о ваших набегах.

Джелме пошел в свою юрту и вернулся с большим бурдюком крепкого напитка.

— Я приказал, чтобы принесли горячей похлебки, — сказал он. — Она жидковата, но у нас не так много запасов вяленого и соленого мяса.

Оба стояли у горна, наслаждаясь теплом. Арслан развязал халат, чтобы пустить тепло ближе к телу.

— Вижу, твои мечи исчезли, — заметил Джелме.

Арслан раздраженно хмыкнул:

— Они стали выкупом за женщин, которых привез Тэмучжин.

— Жалко, конечно, — ответил Джелме. — Но ты сделаешь другие, не хуже, а то и лучше.

— Каждый стоил месяца упорных трудов, — нахмурился Арслан, — если не считать времени на добычу руды и отливку чушек железа. На сколько же еще мечей меня хватит, как думаешь? Сколько раз я смогу сварить нужную сталь и отковать ее в совершенстве? — Он сплюнул на горн, и слюна тихо зашипела: горн еще не раскалился до нужной температуры. — Я думал, мой меч достанется тебе в наследство.

— Может, так оно и будет, если мы достаточно окрепнем, чтобы забрать их у олхунутов, — отозвался Джелме.

Отец отвернулся от огня и посмотрел на него.

— Вот что у тебя на уме? Думаешь, эта жалкая шайка удальцов весной сумеет вычистить землю?

Джелме твердо встретил его взгляд, но ничего не ответил.

— Я растил тебя, чтобы у тебя было поболе здравого смысла, чем сейчас, — возмутился Арслан. — Думай как воин, предводитель воинов, Джелме. У нас сейчас десятка три бойцов наберется. И сколько из них обучены воинскому делу с детства, как ты и Темучжин?

— Никто, но… — начал было Джелме.

Отец взмахнул рукой, перебивая его. Гнев разгорался в нем.

— Даже самые жалкие племена могут выставить от шестидесяти до восьмидесяти хороших бойцов, Джелме, воинов, которые могут попасть на скаку в крыло птицы, умеющих обращаться с мечом, знающих, как строиться для нападения и отступать в правильном порядке. Не думаю, что этот улус выдержит атаку пятой части олхунутских воинов. Не обманывайся! Этому замерзшему крохотному улусу понадобится большое благословение Отца-неба, чтобы пережить один сезон после оттепели. Татары набросятся на нас с воем, чтобы отомстить за ваши мелкие зимние укусы.

Джелме стиснул челюсти и гневно посмотрел на отца.

— Мы добыли лошадей, еду, даже мечи…

И отец снова заставил его замолчать.

— Эти клинки я могу сгибать руками. Я знаю слабости татарского оружия, мальчик.

— Прекрати! — взорвался Джелме. — Ты ничего не знаешь о наших делах. Ты даже не дал мне возможности рассказать, а сразу начал меня предостерегать да предрекать злую судьбу! Да, весной нас могут уничтожить. Я сделал все, что мог, чтобы построить и обучить бойцов, пока тебя не было. Сколько людей ты брал к себе в кузню, скольким передал свое мастерство? Я не знаю ни одного!

Арслан открыл было рот, но Джелме разъярился, и остановить его было невозможно.

— Ты хочешь, чтобы я сдался и залег в снегу? Это мой путь, я сам его выбрал. Я нашел себе вождя и дал ему клятву. Мое слово — железо, отец, как ты и наставлял меня. Или ты полагаешь, что оно крепко, только пока перевес на нашей стороне? Нет. Ты слишком хорошо воспитывал меня, так что не жди, что я оставлю этих людей. У меня есть свое место, как я уже сказал, чем бы это ни кончилось. — Он замолк, глубоко вздохнул, чтобы утихомирить бурю чувств. — Я заставил татар бояться нас, как и обещал. Я надеялся, что ты будешь мной гордиться, а вместо этого ты, как слабый на желудок старик, повсюду множишь страхи!

Арслан не хотел бить его. Джелме стоял слишком близко к нему, и когда он махнул рукой, кузнец ударил инстинктивно, и железный кулак врезался в челюсть сына. Джелме упал, задев край горна плечом.

Арслан в ужасе смотрел, как сын, мгновенно придя в себя, встает с ледяным спокойствием на лице. Он потирал челюсть, лицо его побледнело.

— Не делай так больше, — тихо сказал Джелме, жестким взглядом удерживая отца.

— Это была ошибка, сын, — ответил Арслан. — Это все тревога и усталость, ничего больше. — Вид у него был такой, словно он сам испытывал боль.

Джелме кивнул. В учебных боях он получал от отца и покрепче, но в нем еще струился гнев, и справиться с ним было нелегко.

— Научи людей ковать мечи, — потребовал он. — Нам понадобится все оружие, что ты сумеешь выковать. И, как ты сам говоришь, ты не вечен. Как и все мы. — Он снова потер челюсть и поморщился, щелкнув зубами. — Я понял кое-что важное, — сказал Джелме, изо всех сил желая, чтобы отец его услышал. — Племена грызутся между собой и теряют силы. А мы показываем пример, что человек может начать с первого шага и не имеет значения, кем он был прежде — найманом или Волком.

Арслан увидел странный свет в глазах сына, и это его испугало.

— Он дает им еду, и на некоторое время они забывают старые раздоры и ненависть. Вот что я вижу! — рявкнул он на сына. — Племена грызутся тысячи лет. Думаешь, один человек заставит их забыть всю свою историю, всю ненависть?

— А есть выбор? — спросил Тэмучжин, входя в юрту.

Оба резко обернулись к нему, и он, увидев темный синяк на скуле Джелме, сразу все понял. Подошел к горну. Вид у него был усталый.

— Не могу спать, когда три женщины и моя сестра болтают над ухом. Вот я к вам и пришел.

Ни отец, ни сын не ответили, и Тэмучжин продолжал говорить, прикрыв глаза и нежась в тепле.

— Мне не нужны слепые последователи, Арслан, — произнес он. — Ты вправе сомневаться в достижимости нашей цели. Ты видишь оборванцев, у которых едва хватает еды, чтобы дожить до оттепели. Возможно, мы могли бы найти где-нибудь укромную долину и разводить там скот и растить детей, а племена тем временем будут кочевать и резать друг друга.

— Не говори мне, что тебе нет дела, сколько чужаков погибнет в этих сражениях, — жестко сказал Арслан.

Тэмучжин пригвоздил кузнеца взглядом желтых глаз, словно заполнив собой все пространство юрты.

— Во время наших бесконечных усобиц мы заливаем землю кровью, — наконец произнес он. — Так было всегда, но это не значит, что так должно быть всегда. Я показал, что из ойратов, кераитов, найманов, Волков может вырасти одно племя. Мы один народ, Арслан. Когда мы достаточно окрепнем, я заставлю их прийти ко мне или уничтожу поодиночке. Мы монголы, Арслан. Мы серебряный народ, у нас будет один хан.

— Ты либо напился, либо бредишь, — ответил Арслан, не обращая внимания на протестующий жест сына. — С чего ты взял, что они тебя примут?

— Я земля, — заявил Тэмучжин. — А земля не видит разницы между родами нашего племени. — Он перевел взгляд с одного на другого. — Я не просил твоей верности. Ты сам принес мне клятву, и она связывает тебя до самой смерти. Может случиться и так, что все мы погибнем, совершая наше дело, но сдается мне, не ты тот человек, что меня остановит. — Он усмехнулся своим мыслям, потер глаза от усталости, которая еще сильнее овладела им в тепле. — Когда-то я вскарабкался на скалу, чтобы добыть орленка, — продолжал Тэмучжин. — Я мог бы и не лезть туда, но цена стоила риска. А в гнезде сидело двое орлят, и я оказался счастливее, чем даже думал. — Он засмеялся, но в смехе звучала горечь, которой он не мог объяснить. Похлопал отца и сына по плечу. — Так что кончайте браниться и взбирайтесь на скалу вместе со мной.

Тэмучжин помолчал, пытаясь понять, приняли ли они его слова, и вышел навстречу снегу и холоду, чтобы найти место, где можно было поспать.

ГЛАВА 24

Вэнь Чао пристально следил за слугами сквозь бахрому паланкина, который они несли, сгибаясь под его весом. На каждую деревянную жердь приходилось по трое носильщиков, так что они не должны были замерзнуть, но, глянув между шелковыми занавесями, он заметил, что у некоторых из них уже посинели губы. Он дождался, когда снег начнет таять, но земля по-прежнему была покрыта хрустящим ледком, да и зима была жестокой. Он полагал, что потеряет еще одного раба, а то и двух, до того как они дойдут до улуса монголов. Поглубже закутался в меха и брюзгливо подумал, что они вообще никогда до него не доберутся.