Сфера, стр. 38

[…………………………..]

«Но сказал капитан Пьер Легран:
«Вон испанец ползет по ветрам.
И плевать мне, что он – боевой галион.
На борту у него – миллион!»

[…………………………..]

Спой про капитана Леграна, Женя! Я не слыхал эту песню, ты обещал, но так и не спел, и теперь вместо песни – пустота. Я стал беднее – беднее на прошелестевший теплый бриз, на промелькнувший у горизонта парус, на несколько мгновений отчаянной абордажной схватки.

[…………………………..]

«Полчаса пистолетной пальбы —
в клубах дыма и в криках мольбы.
Мы не чувствуем ран. Капитан Пьер Легран!
Ты удачлив, как черт, капитан!»

[…………………………..]

А ведь не так и мало – обеднеть на одну песню, на одно утро, на один закат. Темнеет, Женя, темнеет, но мы еще здесь, мы наконец-то собрались. Без тебя, без твоих песен, без твоей гитары – кто мы все теперь? Спой, как когда-то, Женя!

[…………………………..]

«Вот он, легкий предутренний бриз.
Как цветок, распускается бриг.
Паруса, паруса, на канатах – роса.
И прибоя гремит полоса».

До горизонта, за горизонт, дальше, дальше, дальше… Один, второй… пятый. Полоска песка, кружевная пена прибоя, морская ширь, белые паруса. Желтый, серебристый, синий, белый…

39. УЛИЦА

(Rezitativ: 1’29)

Эту улицу вижу всегда разной. Лучше всего бывать на ней ночью – улица становится гладкой, одевается новым асфальтом, вдоль тротуаров зажигаются веселые желтые огоньки. Так бывает не всегда. Порой тьма затопляет все вокруг, приходится пробираться, прижимаясь к холодным кирпичным стенам, а рядом скользят неслышные тени, обступают, дышат в лицо.

Но это ночью. Чаще всего тут вечер. Такой, как сегодня, – хмурый, сырой, осенний. Листва опала, голые ветви беззвучно тянутся к низкому небу.

Когда-то на старых тополях гнездились галки. Поздней осенью их стаи закрывали небо, черная карусель без устали крутилась до самой ночи.

Тополей уже нет. И галок нет. Просто осень.

[…………………………..]

– Нет, бабушка! Никого в детский сад вести не надо, да и детского сада давно нет. Я там был недавно – перестроили, изуродовали. Не узнать! Хорошо, что ты не видела… И, кроме того, уже вечер!

– Сейчас утро, малыш. Весеннее утро, все рано встали, твой дедушка возится с машиной. Завтра мы едем в поселок… А мне нужно отвести внука в детский сад. Твоя мама не может, ей надо в институт, у нее скоро защита.

Осень, вечная осень… Грязный разбитый асфальт залит водой, лужи на тротуарах, наглые иномарки загораживают путь. А мне и не надо дальше. Там – разрушенный серый забор, пустой проем от калитки, рассеченный траншеей двор. Дом, куда не хочется идти.

– Не люблю нашу улицу, бабушка! Как только ее вижу, вспоминаю тех, кого нет, кто тут когда-то бывал…

– Разве это плохо, малыш?

– Плохо! Их нет, их не будет никогда, а улица все время напоминает…

– Ты здесь родился, вырос, улица – часть тебя самого. Как и наш подъезд, наш дом.

– Я давно живу не здесь, бабушка. И… И не люблю сюда приходить.

– Никто не виноват, малыш. Никто! Мы с дедушкой не виноваты, что так и не увидели тебя взрослым, а я так хотела побывать на твоей защите!

– Ты не успела чуть-чуть, бабушка. Всего лишь год…

– Но ведь на улице не только умирали. Здесь жили, жили мы все, очень долго и очень счастливо. Смерть – всего лишь миг, а жизнь такая длинная.

В далекие годы, когда я боялся огромных волн и Его, прятавшегося на дне ледяного стадиона, мне все время казалось, что наша квартира не тут, а где-то на соседней улице. В той – чужой – квартире было темно и мрачно, но я с каждым разом охотнее забегал туда, чем в наш двор, в наш подъезд. Нет, не так! Вначале очень нравилось возвращаться, было светло, на клумбе росли цветы. Но все кончилось, прошло, я стал приходить сюда только ночью или под вечер – и чаще всего не мог войти. На лестнице караулил Безлицый, двор уродовали траншеи. Они появились еще тогда, и с каждым годом становились все шире и глубже. А теперь вообще не пройти.

[…………………………..]

– Никто не виноват, малыш! Ни улица, ни наш дом, ни мы с дедушкой, ни ты. И твои папа и мама не виноваты, что время идет и они не могут тебе помочь.

– Мне не надо помогать, бабушка!

– Когда родители здоровы, когда они живы, тогда ты чувствуешь себя сильным, остаешься молодым. Это и есть самая главная помощь. Но всему свое время, малыш, всему приходит свой час. И ты понимаешь… Давай пройдем к дому, мне надо…

– Отвести маленького внука в детский сад? Мы с тобой ходили туда через кладбище, правда? Обратно возвращались вечером, иногда в темноте, зимой день очень короткий. Было страшновато.

– Но ты не боялся, малыш. Совсем не боялся!

– Маленький доктор Джекиль не боялся, бабушка. Он был очень любопытен, маленький доктор. Помнишь, ты рассказывала мне о тех, чьи памятники мы встречали дорогой? О Кадминой, о Корфах, о генерале Зашихине? Маленькому доктору было очень интересно. А вот будущий мистер Хайд… Ему было страшно, хотя и не так, как теперь. С тех пор мне и снятся кладбища. Знаешь, мой город очень большой, но именно тут, на моей улице, у моего дома, я менее всего люблю бывать.

– Потому что страны твоего детства нет? Нет тех, кто был тогда с тобой рядом?

– Детства? Разве только детства, бабушка? Я помню, когда сажали эти деревья, каждое из них было не толще карандаша…

– Не узнаю тебя, малыш! Чего ты боишься? Ведь ты мой внук, внук нашего дедушки! Мы остаемся с тобой, и твой папа и мама с тобой, и все твои друзья, и вся твоя жизнь…

– Сейчас осень, бабушка. Я так не люблю осень!

[…………………………..]

Зря я зашел сюда! Мой город огромен, он растет с каждым годом, мне есть куда пойти. Странно, дом – мой новый дом, где живу много лет, чуть ли не целую жизнь, почти никогда не снится. Снится улица, разоренный двор, старый подъезд.

Доктор Джекиль, доктор Джекиль, как ты «там»? Я почти ничего не помню о себе-неспящем. Но если «здесь» осень, если «здесь» туман и сумерки, то не завидую я тебе (мне!), который не спит!

…Только не смотри дурацкие картинки! Не помогут – ни «здесь», ни «там». И воображала Том Тим Тот не поможет. Я не должен видеть сны, мне не нужны лилипуты. Я – настоящий, и все «здесь» тоже настоящее. Осень, холод, темная вечерняя улица. Слишком настоящее… Иногда так не хочется настоящего! Иногда так хочется ЗАБЫТЬ…

– Ты все время пытаешься узнать, что такое сон, малыш. Может, это и не так важно? Может, куда важнее понять, что мир будет таким, каким ты захочешь его увидеть?

– В такое верилось только в детстве, бабушка. Да и то… Взрослым кажется, что детство – самая беззаботная пора. Они просто забыли… Когда маленький, все кажется огромным – не только дома с деревьями, но и проблемы. Дети и любят, и ненавидят.

– Не смеши, малыш!.. Ну, пойдем, пора.

– Бабушка!..

– Пойдем.

[…………………………..]

Грязные лужи под ногами, сырость не дает дышать, сгущается туман… Ты всегда была молодцом, бабушка! Только не все так просто. Даже «здесь», в моем вечном городе, никто и ничто не остановит Время. С каждым годом траншеи во дворе все глубже, все заметнее трещины в серых бетонных стенах. И мне все труднее идти по улице. Да и куда идти? Зачем?

– Поторопись, малыш!

Эх, бабушка, бабушка! Я тебя уже не вижу, даже слышу плохо, вокруг – сырой туман, скоро наступит ночь…

Если бы и вправду было так! Захотел – и снова весна. Захотел – и снова солнце. Мы все живы, мы все здесь, маленького внука надо отвести в детский сад.