Путь через равнину, стр. 143

— Лозадуна объяснил мне все, и я очень заинтересована в участии в ритуале. Но я сомневаюсь, необходима ли Церемония Чествования Матери.

— Она очень важна, — нахмурился Джондалар. — Многие ждут ее.

Он подумал, что если она сомневается, то удовлетворит ли Великая Мать его просьбу?..

— Если бы я знала побольше об этом, то, возможно, не колебалась бы. Мне нужно так много постичь, и Лозадуна готов учить меня. Я хотела бы остаться здесь на некоторое время.

— Нам нужно уехать поскорее. Если мы слишком задержимся, наступит весна. После Чествования Великой Матери мы сразу же отправимся в путь.

— Пожалуй, мне хотелось бы остаться здесь до следующей зимы. Я так устала от дороги. — Она не стала говорить, что в глубине души беспокоило ее: эти люди готовы принять ее, а вот примет ли ее народ Джондалара?

— Я тоже устал от Путешествия, но как только мы перейдем ледник, останется идти немного. По пути мы навестим Даланара, чтобы он знал, что я вернулся, а оставшаяся часть Путешествия будет легкой.

Эйла кивнула, но где-то внутри у нее было чувство, что идти им еще долго, а говорить — гораздо легче, чем делать.

Глава 36

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — спросила Эйла.

— Еще не знаю, — сказал Лозадуна. — Просто я чувствую, что должна присутствовать женщина. Я — Тот, Кто Служит Матери, но я — мужчина, а сейчас она боится мужчин. Считаю, что очень поможет, если она поговорит об этом; к тому же порой легче говорить с незнакомыми. Люди боятся, что те, кого они знают, всегда будут помнить о тайнах, которые им поведали, и каждый раз, встречаясь с этими людьми, они будут испытывать чувство раскаяния и злости.

— Есть что-то, о чем мне не стоит упоминать?

— У тебя природная восприимчивость, и ты сама поймешь, что нужно делать. У тебя есть редкая природная способность к языкам. Я просто поразился, как быстро ты научилась говорить по-нашему, и заранее благодарен тебе за сочувствие к Мадении.

Эйла была слегка смущена его похвалой.

— Но это так похоже на язык Зеландонии.

Он заметил ее смущение, но никак не отреагировал на это. В это время вошла Золандия.

— Все готово. Я заберу детей и подготовлю место. Эйла, не возражаешь, если я возьму с собой Волка? Ребенок так привязался к нему! К тому же детям будет чем заняться. Кто бы мог подумать, что я когда-либо буду просить, чтобы пришел волк и последил за моими детьми?!

— Было бы лучше, если бы он пошел с вами. Мадения не видела Волка.

— А не пойти ли нам за ней? — предложил Лозадуна. По пути к очагу Мадении и ее матери Эйла заметила, что она выше идущего рядом человека, и вспомнила свое первое впечатление: маленький и стеснительный. Она удивилась, насколько изменилось ее мнение о нем. Небольшой рост и скромная манера держаться перевешивались мощью интеллекта, спокойным достоинством — за всем этим крылись высокочувствительная натура и сильная воля.

Лозадуна поскреб шкуру, натянутую на шесты. Шкуру на входе отодвинули, и перед ними предстала пожилая женщина. Она нахмурилась, увидев Эйлу, и недружелюбно посмотрела на нее, явно расстроенная присутствием чужеземки. Женщина, полная горечи и гнева, сказала:

— Вы не нашли того человека? Того, который убил моих еще не родившихся внуков?

— Если мы обнаружим Чароли — это не вернет твоих внуков, Вердеджия. Меня сейчас волнует не он, а Мадения. Как она? — сказал Лозадуна.

— Она не встает с постели, почти ничего не ест. Она даже не хочет разговаривать со мной. Она была таким прелестным ребенком и становилась красивой женщиной. Ей было бы нетрудно найти спутника, пока Чароли и его банда не погубили ее.

— Почему ты думаешь, что они погубили ее? — спросила Эйла.

Женщина недоуменно посмотрела на нее.

— Эта женщина ничего не знает? — обратилась Вердеджия к Лозадуне. — Мадения даже не была посвящена. А теперь она обесчещена, погублена. Великая Мать никогда не благословит ее.

— Не будь так уверена. Великая Мать вовсе не жестока, — сказал Лозадуна. — Она знает, какими путями идут Ее дети, у Нее есть способы помочь им. Мадения очистится, обновится и сможет пройти ритуал Первой Радости.

— Ничего хорошего не будет. Она вообще отказывается иметь что-либо общее с мужчинами. Мои сыновья ушли жить к своим спутницам. Все говорили, что у нас мало места для новых семей. Мадения — мой последний ребенок, единственная дочка. После смерти моего мужчины я надеялась, что она приведет сюда друга, человека, который помог бы ей воспитать детей, моих внуков. Теперь у меня не будет внуков. И все из-за… из-за того негодяя. И никто ничего не предпринимает по этому поводу.

— Ты знаешь, что Ладуни ждет вестей от Томази.

— Томази! — Она просто выплюнула это имя. — А что в нем хорошего? Ведь в его Пещере появилось это отродье.

— Ты должна дать им возможность подумать. Но мы не можем ждать их ответа, надо помочь Мадении. После того как она очистится и обновится, она может отнестись иначе к ритуалу Первой Радости. По крайней мере нам нужно попытаться.

— Вы можете попытаться, но она не встанет.

— Может быть, мы приободрим ее… Где она?

— Там, за шкурами. — Вердеджия указала на закуток возле каменной стены.

Лозадуна пошел туда и откинул шкуру, пропустив свет в это убежище. Девушка, лежавшая на постели, подняла руку, заслоняясь от света.

— Мадения, вставай. — Голос звучал вежливо, но твердо. Она отвернулась. — Эйла, помоги мне.

Они усадили ее, затем помогли встать на ноги. Мадения не сопротивлялась, но и не помогала им. Они повели ее к выходу, затем вывели из пещеры. Девушка, казалось, не чувствовала, что ступает по замерзшей, покрытой снегом земле, хотя и была босой. Они повели ее к большому шатру, которого Эйла раньше не видела. Он был скрыт за поворотом наружной стены пещеры среди скал и кустов. Из отверстия для дыма шел пар. В воздухе чувствовался сильный запах серы.

После того как они вошли внутрь, Лозадуна закрыл вход. Они находились в тесном помещении, отгороженном с помощью тяжелых мамонтовых шкур. Внутри было тепло. Шатер с двойным куполом был возведен над горячим источником. Несмотря на пар, стены были сухими. Хотя по ним стекали редкие капли, конденсация влаги не происходила внутри двойной оболочки. Под ней благодаря воздушной прослойке между шкурами было сухо.

Лозадуна приказал им раздеться, но Мадения даже не пошевелилась, тогда он попросил Эйлу раздеть девушку. Но та вцепилась в одежду, глядя широко открытыми глазами на Того, Кто Служит Матери.

— Попытайся раздеть ее, но если она тебе не позволит, приведи ее туда прямо в одежде.

Лозадуна, откинув шкуру, прошел внутрь. Эйла умудрилась быстро раздеть девушку, затем сняла одежду сама и повела Мадению в помещение за шкурами. Облака пара размывали внутренние очертания, но Эйла все же увидела обложенный камнями бассейн рядом с самим горячим источником. Между ними была перегородка с отверстием, заткнутым деревянной пробкой. С другой стороны по деревянной трубе подавалась в бассейн холодная вода из ближайшего ручья, но сейчас эта труба была поднята. Когда туман на мгновение разошелся, Эйла увидела на стенах шатра изображения животных и среди них беременных самок. Рядом виднелись разные геометрические фигуры: треугольники, круги, трапеции и другие.

Вокруг источника и бассейна был разостлан войлок из шерсти муфлона, мягкий и теплый. На нем тоже были рисунки и стрелы, указывающие путь к более мелкому месту в бассейне. Под водой виднелись каменные скалы. У дальней стены шатра помещался помост с тремя каменными чашами-светильниками, где в расплавленном жире плавал фитиль, сделанный из какого-то ароматического материала. Чаши окружали небольшую статуэтку дородной женщины. Эйла поняла, что это изображение Великой Земной Матери.

Почти правильный круг из обточенных камней обозначал место разведения огня перед алтарем, сделанным в земле. Из тумана появился Лозадуна. Возле одного из светильников лежала палочка, на одном ее конце был шарик из какого-то черного материала. Лозадуна поднес палочку к огню, и в воздухе запахло смолой. Затем Лозадуна принес небольшую головню, заслоняя огонь рукой, и разжег костер. Сильный, но приятный запах перебил вонь серы.