Пожиратели мертвых (13-й воин), стр. 35

Беовульф принял кинжалы и еще раз поблагодарил гнома. Затем он встал и спросил:

– Когда лучше приступать к этому делу?

– Вчера лучше, чем сегодня, – ответил тенгол, – а завтра лучше, чем послезавтра. Так что торопись и постарайся исполнить то, что задумал, с храбрым сердцем и твердой рукой.

– А что будет дальше, если у нас все получится? – спросил Беовульф.

– Тогда народу вендолов будет нанесена смертельная рана. В агонии пожиратели мертвых еще попытаются нанести последний удар, но это будет лишь их последняя судорога. Потом в этой стране надолго воцарится мир и покой, и солнечный свет придет сюда. Твое же имя всегда будут славить во всех домах и замках по северным странам.

– Так воспевают деяния и подвиги тех, кто погиб, – спокойно заметил Беовульф.

–Ты прав, – сказал гном и снова засмеялся тоненьким детским смехом. – Так воспевают подвиги погибших людей и живых героев, но никогда не будут воспеты обычные поступки обычных людей, живы они или умерли. Впрочем, ты и сам все это знаешь.

Беовульф направился к выходу из пещеры и роздал каждому из нас по кинжалу, выкованному гномами. Мы спустились по острым камням к подножью скал и уже к вечеру вернулись в земли короля Ротгара.

Все это было на самом деле, и я видел это своими глазами.

СОБЫТИЯ НОЧИ ПЕРЕД АТАКОЙ

В ту ночь тумана не было; сначала легкая дымка спустилась с холмов, но вскоре вновь отступила к деревьям, словно не решившись выползти на равнину. В главном зале дворца короля Ротгара был устроен большой пир, к которому Беовульф и его воины охотно присоединились. Были зарезаны и поданы на стол два больших рогатых барана [39]. Немало было выпито и меда. Сам Беовульф за время пиршества овладел как минимум полудюжиной девушек, а может, и больше. Тем не менее, несмотря на все старание и желание веселиться от души, я не видел искренней радости в глазах его воинов. Я замечал, как время от времени они озабоченно посматривали в тот угол, где были аккуратно сложены мотки веревок из тюленьей шкуры и подаренные гномами кинжалы.

В тот раз я также присоединился к общему веселью, ибо чувствовал себя теперь одним из них. По крайней мере, я провел среди них так много времени, что вполне мог ощущать себя своим. А в ту ночь мне вообще на какое-то время показалось, что я родился норманном.

Хергер под воздействием большого количества выпитого меда рассказал мне без намеков и умолчаний то, что ему было известно о матери вендолов. Вот что он сказал:

– Мать вендолов очень стара и живет в пещерах грома. Эти пещеры находятся в скалах неподалеку отсюда. В пещеры ведут два входа – один с суши, а другой с моря. Вход со стороны суши охраняется вендолами, которые защищают свою владычицу – старую мать племени; мы не можем проникнуть в пещеры грома со стороны суши, это было бы равносильно самоубийству. Поэтому мы должны напасть с моря.

Я поинтересовался у него:

–А кто она, эта мать вендолов? Какая она?

Хергер сказал, что никто из норманнов не знает этого точно, но среди них считается, что она очень старая, старше, чем те старухи, которых норманны называют ангелами смерти; а еще говорят, что она жутко уродлива и омерзительна на вид; еще у нее на голове венок из живых змей; а еще – она обладает огромной силой, превосходящей силу любого мужчины. Хергер также сказал, что вендолы спрашивают у нее совета по всем возникающим у них вопросам

[40]. Поведав мне это, Хергер отвернулся от меня и уснул.

Затем произошло следующее: глубокой ночью, когда празднование уже подходило к концу и многие воины либо спали, либо готовились отойти ко сну, Беовульф сел на скамью рядом со мной. Отхлебнув меда из рога, он обратился ко мне. Как я заметил, пьян он не был и начал говорить по-норманнски медленно и простыми словами, чтобы я понял его мысль.

Сначала он спросил меня:

– Ты понял, что сказал гном-тенгол?

Я ответил, что понял благодаря Хергеру, который теперь храпел возле нас. На это Беовульф заметил:

– Тогда ты знаешь, что мне суждено умереть. – Эти слова он произнес спокойно, твердым голосом и глядя на меня совершенно ясными глазами. Я не знал, какими словами ответить, но в конце концов вспомнил известную мне норманнскую пословицу: «Не верь пророчеству, пока оно не сбылось» [41].

Беовульф в ответ сказал:

– Ты видел многое в нашей жизни. Ты многое понял. То, что ты сказал мне, – правда. И все-таки... Ты умеешь рисовать звуки? – Я подтвердил, что умею. – Тогда береги себя, не рискуй понапрасну и постарайся не погибнуть в завтрашнем бою. Не поддавайся порыву безудержной храбрости. Ты теперь одеваешься и говоришь, как норманн. Смотри же, не погибни.

Я положил руку ему на плечо, как, я видел, делали это его воины, выражая свое расположение. Он улыбнулся.

– Я ничего не боюсь и утешение мне не нужно. А мои слова относятся к твоей собственной безопасности. Еще раз говорю: ты должен остаться в живых, потому что ты единственный из нас, кто умеет рисовать звуки. А теперь самое умное – это лечь спать.

Сказав это, он отвернулся от меня и тотчас же обратил свое внимание на одну из девушек-рабынь, которой и овладел буквально в десяти шагах от того места, где сидел я. Мне оставалось только отвернуться и постараться не слушать стоны и смех женщины. И вскоре сон сморил меня.

ПЕЩЕРЫ ГРОМА

Еще до того, как первые розовые лучи восходящего солнца коснулись небосвода, отряд воинов Беовульфа, в число которых входил и я, покинул королевство Ротгара и отправился в путь вдоль скалистой, обрывистой береговой линии. Должен признаться, что чувствовал я себя в тот день не слишком хорошо: у меня сильно болела голова и постоянно напоминал о себе желудок. Все это было результатом излишне рьяного участия во вчерашнем празднестве. У меня есть все основания предполагать, что воины Беовульфа чувствовали себя не лучше, однако никто из них ни разу не пожаловался, словно и не было ими вчера выпито огромное количество меда. Мы ехали верхом довольно быстро, следуя прихотливым изгибам линии берега. В основном берег моря в тех краях представляет собой высокие скалы из серого камня, практически отвесно обрывающиеся в воду. Кое-где внизу вдоль этих обрывов тянется узкая полоска каменистых пляжей, но гораздо чаще морские волны с грохотом и целыми фонтанами брызг разбиваются прямо у подножья высокой каменной стены.

Я подъехал к Хергеру, к седлу которого были приторочены мотки веревок из тюленьих шкур, и некоторое время наши лошади скакали бок о бок. Затем я поинтересовался у него, каковы наши планы на этот день. По правде говоря, мне было настолько плохо – я имею в виду головную боль и отвратительное состояние желудка, – что задал я этот вопрос не столько ради ответа, сколько чтобы отвлечься.

Хергер сказал мне вот что:

– Нынешним утром мы должны проникнуть в пещеры грома и расправиться с матерью вендолов. Мы попадем туда со стороны моря. По-моему, я уже вчера тебе об этом говорил.

Я кивнул и стал внимательно смотреть в сторону моря, боясь даже близко подъехать к краю обрыва.

– Мы подплывем туда на лодке? – спросил я Хергера.

– Нет, – ответил Хергер и многозначительно похлопал рукой по моткам веревок.

Лишь теперь я сообразил, что он имеет в виду: оказывается, нам предстояло спуститься с обрыва по веревкам и где-то там, внизу, отыскать входы в пещеры. Такая перспектива меня страшно перепугала, поскольку я всегда боялся высоты. По возможности я старался избегать даже посещения высоких зданий в Городе Мира. Я поспешил сообщить об этом Хергеру.

На это он заявил мне:

– Ну вот, можешь радоваться, считай, что тебе повезло.

Я спросил его, в чем же заключается мое везение, и в ответ Хергер сказал:

– Если ты боишься высоты, то сегодня у тебя есть возможность победить в себе этот страх; кроме того, тебе предстоит участвовать в важном и смертельно опасном деле, и если у нас все получится, то тебя тоже причислят к героям.

вернуться
вернуться
вернуться