Дочь крови, стр. 35

Мэнни потянулась к нему, но не решилась прикоснуться.

— Теперь ты все знаешь.

Руки Деймона дрожали, когда он зажег черную сигарету. Он наблюдал за тем, как дым по спирали поднимается вверх, и чувствовал себя неспособным на любые осмысленные действия.

— Да, теперь я знаю. — Он закрыл глаза и прошептал: — Мой лучший союзник или злейший враг. И выбор будет за мной. Благая Тьма, ну почему это должен быть именно он?!

— Деймон?

Он покачал головой и попытался ободряюще улыбнуться.

Деймон провел еще один час с Мэнни и Джо, наконец вернувшимся из своей мастерской. Бывший воспитанник развлек их довольно легкомысленными историями об аристократах Крови, которым ему довелось служить в различных дворах, ухитрившись ни слова не сказать о своей жизни. Ему причинило бы ужасную боль знание того, что Мэнни стала бы думать о нем как о Хейллианской Проститутке.

Покинув наконец их гостеприимный дом, он шел пешком несколько часов. Его безудержно трясло. Было невыносимо осознавать, что вся его жизнь была сплошной ложью. Боль нарастала с каждым шагом до тех пор, пока разгоревшийся гнев не начал угрожать сорваться с привязи, и без того уже истончившейся.

Наступил рассвет, когда он вскочил на Красный ветер и отправился в Дрэгу.

Впервые в своей жизни Деймон хотел увидеть Доротею.

Глава 5

Выйдя из своих покоев и направляясь к приемным, Картан Са-Дьябло невольно гадал, не слишком ли смелым с его стороны было выпить стаканчик бренди для храбрости, прежде чем предстать перед своей матерью и официально вернуться к ее двору. Может, он перебрал? Если нет, значит, весь двор ведет себя несколько странно. Аристократы Крови носились по коридорам и залам, оглядываясь назад с суеверным ужасом. Причем передвигались они только маленькими группами. Мужчины при дворе обычно именно так себя и вели, толкаясь и перепихиваясь локтями до тех пор, пока одного из них не выталкивали вперед, как жертву к алтарю. Оказаться в центре внимания Доротеи, вне зависимости от того, была ли она довольна или разгневанна… скажем так, не самый приятный опыт. Но чтобы женщины вели себя точно так же…

Увидев, как один из слуг улыбается, Картан наконец понял, в чем дело.

Но было уже слишком поздно.

Он ощутил холод, свернув за угол и остановившись прямо перед Деймоном. Картан давным-давно перестал пытаться разобраться в чувствах, которые охватывали его при каждой встрече с этим человеком, — гнев, облегчение, страх, зависть, стыд. Сейчас же он подумал только об одном: убьет Деймон его на месте или нет.

Картан вытащил последний козырь из рукава. Он растянул губы в язвительной, презрительной улыбке и произнес:

— Ну, здравствуй, кузен.

— Картан. — Голос Деймона звучал абсолютно нейтрально и был приправлен скукой.

— Значит, тебя снова призвали ко двору. Что, тетушке Хепсабах внезапно стало одиноко? — Именно. Нужно напомнить ему о том, кто он такой.

— Что, Доротее тоже?

Картан попытался сдержать негодование — или, по крайней мере, не дать ему просочиться в ответную реплику. Нельзя было презрительно ухмыляться и вспоминать те вещи, которые он никак не мог забыть.

— Я как раз собираюсь доложить Доротее о своем присутствии, — мягко произнес Деймон. — Но, разумеется, могу отложить явление пред ее светлые очи еще на несколько минут. Если тебе тоже нужно побеседовать с ней, лучше иди вперед. После встречи со мной Доротея, как правило, не в духе.

У Картана возникло ощущение, словно его только что ударили. Деймон ненавидел его уже много веков за то, что он наговорил как-то раз, и еще больше — за то, что он сделал. Но, оказывается, кузен помнил и другие времена — и поэтому даже сейчас готов был пойти на небольшую уступку, чувствуя известное сочувствие к своему младшему двоюродному брату.

Не осмелившись сказать больше ни слова, Картан кивнул и поспешно направился дальше по коридору.

Он не рискнул сразу же войти в приемную, где ожидала Доротея. Вместо этого Картан юркнул в первую попавшуюся пустую комнату, которую только смог найти. Прислонившись к запертой двери, он почувствовал, как слезы обжигают глаза и сбегают вниз по щекам.

— Деймон, — прошептал он.

Деймон был одним из его кузенов, чье положение в семье маленький Картан никогда не понимал до конца. Он знал наверняка только одно: оно было очень ненадежным и определенно отличалось от его собственного. Картан был единственным сыном Доротеи, испорченным и избалованным, с собственными слугами, наставниками и гувернантками, покорно исполнявшими любой его каприз. При этом он с детства прекрасно понимал, что стал лишь еще одним драгоценным камнем в ее короне, красивой вещью, новым украшением, которым можно гордиться, выставляя напоказ.

Однако вовсе не к Доротее, или наставникам, или гувернанткам маленький Картан прибегал за утешением, если случалось оцарапать колено, или ему становилось одиноко, или было совершенно необходимо похвастать своим последним маленьким приключением. Не к ним. Он всегда прибегал к Деймону.

К Деймону, у которого постоянно находилось время поговорить — и, что куда важнее, выслушать. К Деймону, который учил его кататься верхом, фехтовать, плавать, танцевать. К Деймону, который терпеливо читал ему одну и ту же книжку, раз за разом от начала до конца, потому что она была его любимой. К Деймону, который покорно отправлялся с ним на долгие, бесцельные прогулки. К Деймону, который ни разу не продемонстрировал своего неудовольствия оттого, что мелкий карапуз ходит за ним по пятам. К Деймону, который обнимал, укачивал, успокаивал его, когда он плакал. К Деймону, который то и дело совершал набеги на кухню поздно ночью, хотя это было запрещено, и приносил Картану фрукты, рулеты, холодное мясо — словом, все, что могло приглушить неутолимый голод, который он испытывал всегда, потому что под бдительным присмотром матери мальчику не давали как следует наесться. К Деймону, которого однажды поймали на этом и побили, но он никому не сказал, что еда предназначалась для маленького кузена.

К Деймону, чье доверие он предал, чью любовь потерял, произнеся всего одно слово.

Картан еще был долговязым подростком, когда Деймона впервые призвали к другому двору. Было очень больно потерять единственного человека, кто действительно любил его и считал мыслящим живым существом. Однако к этому возрасту Картан уже начал понимать, что не все шло гладко, что над Деймоном нависла беда и проблема заключается в его положении при дворе Доротеи. Он знал, что его кузен служил Доротее и Хепсабах, а также ковену Черных Вдов, подчинявшемуся Верховной Жрице, хотя совсем по-другому, не так, как служили консорты и другие мужчины, которых иногда призывали. Он знал о Кольце Повиновения, о том, как с его помощью можно управлять рабом, даже если он сильнее и носит темный Камень. Ему было непонятно, почему Деймон испытывает такое отвращение перед женским прикосновением. Картан гадал, почему Деймон и Доротея все время ссорятся, так громко выкрикивали проклятия, что стены казались не толще бумаги. Чем дальше, тем хуже, и вскоре эти споры начали заканчиваться обращением матери Картана к Кольцу. Она наказывала Деймона мучительной болью до тех пор, пока он не начинал молить о прощении.

Однажды он отказался служить одному из ковенов, подвластных Доротее.

Верховная Жрица немедленно созвала Первый, Второй и Третий Круги двора. Вместе со своим мужем, Ланзо Са-Дьябло, вечно пьяным насильником, чья единственная заслуга заключалась в том, что он дал Доротее свою фамилию. И началось наказание.

Картан спрятался за занавеской. Холодея от страха, он наблюдал за тем, как Деймон борется с властью Кольца, с причиняемой болью, борется с охранниками, которые удерживали его на месте, не давая напасть на Доротею. Потребовался целый час мучений, чтобы поставить его на колени, стонущего в агонии. Еще один час ушел на то, чтобы заставить его ползать у ног Доротеи, умоляя о прощении. Однако, прекратив посылать стрелы боли через Кольцо, мать Картана не позволила Деймону вернуться в свою комнату, где Мэнни дала бы ему снотворное и смыла холодный пот с его тела, чтобы он мог спокойно спать до тех пор, пока боль не утихнет. Вместо этого Верховная Жрица приказала привязать его за руки и за ноги к одной из колонн и заткнуть рот кляпом, чтобы приглушить стоны боли, и оставила его там, чтобы унизить как можно сильнее — а заодно продемонстрировать другим на его примере, что нужно выполнять приказы. Сама же она преспокойно занялась другими делами двора.