Что остается от небес, стр. 43

– В глазах общества и закона ты – мой сын. Я признал тебя таковым почти тридцать лет назад. Pater est, quem nuptiae demonstrant [55]. Ничего не изменилось.

– Вот тут вы ошибаетесь, – возразил Себастьян, останавливаясь так резко, что усыпанная ракушками  дорожка захрустела под сапогами. – Все изменилось. Абсолютно все.

И, повернувшись, нырнул в гущу деревьев.

* * * * *

Девлин сидел на одной из скамей с высокой спинкой, которыми был заставлен круглый неф Темпла [56], и, полуприкрыв веки, рассматривал на мощеном полу мраморное изваяние одетого в кольчугу средневекового рыцаря. Когда-то, когда Себастьяну было двадцать один, а Кэт шестнадцать, они пришли сюда, в старинную церковь тамплиеров и поклялись друг другу в вечной любви.

Он услышал скрип тихонько открывшейся и закрывшейся двери, уловил приближающиеся легкие шаги, вдохнул знакомый сладостный аромат, когда Кэт скользнула рядышком на скамью.

– Как ты узнала, где меня найти?

Мягкая улыбка коснулась губ актрисы.

– Должна признаться, это далеко не первое место, где я искала.

Желание стиснуть ее в объятьях было столь велико, что пришлось вцепиться руками в спинку передней скамьи.

– Ты говорила с Гендоном?

– Граф приезжал ко мне, – нежная ладонь легла на его пальцы. – Мне так жаль, Себастьян.

Девлин откинул голову, уставившись в побеленный потолок.

– Не стану отрицать, это ошарашивает, и сильно: узнать, что ты вовсе не тот, кем себя считал, но… 

– О, нет, – пододвинувшись, Кэт взяла его руку в свои. – Ты по-прежнему тот, кем был всю жизнь: Себастьян Сен-Сир, виконт Девлин. И однажды станешь графом Гендоном.

– Не думаю, – ровно ответил он.

– Что ты хочешь сказать? Ты же не… О Боже, Себастьян… Ты ведь не уедешь?

– Я размышлял об этом.

– Ты не можешь так поступить с Гендоном.

Себастьян перевел взгляд на лицо собеседницы:

– Да неужели?

– Он любит тебя…

Девлин пренебрежительно отмахнулся свободной рукой.

– Любит, – упорствовала Кэт, – и ты знаешь, что это правда. Не думаю, что граф хотел полюбить чужого ребенка. Но многие ли из нас властны над своими чувствами?

Себастьян молча смотрел на нее, и актриса повторила:

– Ты знаешь, что это правда. За минувшие восемнадцать лет Гендон в любой момент мог все открыть. Он не сделал этого ради твоего же блага, понимая, как это отразится на тебе.

– Как это отразится на мне? – эхом отозвался Себастьян. – А как его вранье отразилось на мне – на нас с тобой?! Признайся граф десять месяцев назад, ты бы никогда не вышла замуж за Йейтса, а я бы никогда… – он запнулся.

Увещевательница недоуменно свела брови и тряхнула головой:

– Никогда что?

Высвободив руку, Девлин коснулся лица Кэт, провел кончиками пальцев по влажной коже. Он даже не осознавал, что она плачет и беззвучные слезы сбегают по щекам одна за другой.

Себастьяну хотелось сказать: «Уедем со мной. Я люблю тебя, ты нужна мне, как никогда прежде. Уедем в другую страну, туда, где нас не будет сковывать прошлое, где мы оба сможем быть, кем захотим». Если бы не…

Если бы девять месяцев назад актриса не дала обеты Расселу Йейтсу – обеты, которые невозможно вернуть обратно, лишь бы только заполучить свое счастье. А у него самого имеются обязательства перед Геро Джарвис и ребенком, зачатым в минуты страха перед надвигавшейся гибелью под заброшенными садами Сомерсет-хауса.

Девлин снова ощутил переворачивающий внутренности прилив отчаяния и гнева.

– Я никогда его не прощу. Никогда.

– Но ты должен, Себастьян, – Кэт поднесла его ладонь к своему лицу и прижалась губами. – Не ради Гендона, а ради себя самого.

Девлин привлек женщину ближе. Его шея стала мокрой от ее слез, пальцы запутались в таком родном водопаде темных волос. 

– Не могу, – шепнул он. – Не могу…

ГЛАВА 36

СРЕДА, 15 ИЮЛЯ 1812 ГОДА

– Милорд…

Себастьян услышал тихий оклик Жюля Калхоуна, однако проигнорировал его.

Голос сделался громче и настойчивей:

– Мило-о-орд…

Девлин приоткрыл один глаз, глянул на свежевыбритое, жизнерадостное лицо камердинера и снова смежил веки.

– Если тебе дорога жизнь, – тихонько проскрежетал он, – ты немедленно уйдешь.

– Я, конечно, могу так поступить, – имел наглость расхохотаться слуга. – Только подозреваю, что леди сама тогда поднимется наверх и вытащит вас из постели.

Открыв оба глаза, виконт застонал при виде бешено завертевшегося над кроватью балдахина.

– Леди? Что еще за леди?

– Та, которая пришла к вам и сейчас сидит в гостиной. И не спрашивайте у меня ее имя, – добавил Калхоун, когда хозяин открыл рот, намереваясь задать вопрос, – потому что дама отказалась назваться. И на ней вуаль. Причем густая. Все, что я могу сказать о гостье: молодая, русоволосая, высокая. Очень высокая. И с очень повелительными повадками.

– Черт подери, – охнул Себастьян, без труда узнавая в описании лишавшую его спокойствия дочь лорда Джарвиса.

– Вот, – камердинер втиснул в руки Девлина кружку с горячей и дурно пахнущей жидкостью, – выпейте.

– Опять твое гнусное пойло?

– Молочный чертополох, милорд. Очищает печень от воздействия яда.

– Какого яда?

– Бренди, милорд.

– Ах, от этого, – протянул Себастьян и одним напряженным усилием одолел мерзкое варево.

* * * * *

Высокая молодая дама в элегантном прогулочном платье синевато-серого цвета и спенсере [57]в тон сидела в плетеном кресле у окна гостиной. К тому времени, как Себастьян смог показаться гостье на глаза, она находилась здесь уже долгонько и даже воспользовалась возможностью почитать забытую хозяином книгу.

– «Плакальщицы», – подняла томик Геро, когда Девлин зашел в комнату. – Странный выбор.

– Епископ Прескотт читал это произведение незадолго до смерти. Я решил, что и мне стоит освежить его в памяти, – виконт прошел к присланному Мореем в гостиную подносу. – А что, мисс Джарвис, вы ни в грош не ставите правила пристойности?

Для молодой аристократки посещать дом неженатого джентльмена считалось верхом неприличия.

– Ничего подобного, – немного раздраженно возразила гостья. – Я взяла свою горничную. Она дожидается в холле.

– Я заметил. А еще эта вуаль. И, полагаю, вы приехали на извозчике.

– Естественно.

– Естественно, – потянулся к столику Девлин. – Чаю?

– Да, будьте так любезны, – Геро откинула вуаль и, взглянув виконту в лицо, прищурилась:

– Судя по вашему виду,  чай и вам не помешает.

– Благодарю за заботу, – сухо проронил Себастьян, наливая сливки, прежде чем добавить заварку. – Полагаю, вы явились для продолжения нашей недавней беседы?

Он протянул баронской дочери чашку, с досадой слыша, как та дребезжит о блюдечко.

– Какой именно беседы? – принимая угощение, Геро на миг показалась озадаченной, но тут же сообразила, о чем речь, и слегка порозовела. – Господи, конечно же, нет. Я приехала, поскольку обнаружила новые любопытные сведения о лорде Квиллиане.

– О Квиллиане? Опять? Чем этот бедолага заслужил вашу неутомимую неприязнь?

– Неприязнь тут вовсе ни при чем. Просто, рассмотрев все имеющиеся свидетельства, я пришла к выводу, что, скорее всего, именно он убил епископа Прескотта.

– Однако барон заявляет, что тот вечер провел в Круглом зале Карлтон-хауса вместе с принцем-регентом. Разумеется, наш денди мог солгать, но я так не считаю. Подобное вранье слишком легко раскрыть.

– Квиллиан был там, – подтвердила Геро, изящно отпивая чай. – Но появился не раньше десяти часов.