Что остается от небес, стр. 22

– А тебе известно, что в склепе рядом с телом твоего дяди обнаружили еще один труп – мужчины, которого, по-видимому, убили там тридцать лет тому?

– Тридцать, говоришь? – внезапно застыл баронет.

– Именно.

С лица Питера Прескотта сбежали все краски:

– Ты хочешь сказать?..

Поднявшись, Себастьян положил руку на плечо приятеля:

– Я хочу сказать, не мешало бы тебе вернуться в поместье. Полагаю, ты обнаружишь, что леди Прескотт нуждается сейчас в сыновней поддержке. 

ГЛАВА 19

Себастьян ехал вверх по улице Уайтхолл, направляясь на Боу-стрит, когда заметил Чарльза, лорда Джарвиса, выходившего из здания министерства иностранных дел. Дождь к этому времени уже стих, оставив после себя сбегающие по водостокам ручьи да мокрую мостовую, глянцево блестевшую под свинцовыми тучами.

Виконт направил двуколку поближе к бровке тротуара.

– Милорд, позволите вас на пару слов?

– Только если пожелаете пройтись со мной, – не останавливаясь, откликнулся вельможа.

– Следуй за нами, – велел Девлин своему юному груму, соскакивая с высокого сиденья.

Себастьян пристроился рядом с продолжавшим свой путь бароном. Запутанная история вражды между этими двумя аристократами тянулась почти два года, и виконт никогда не допускал такой ошибки, как недооценивать ум и могущество, а тем более злокозненность лорда Джарвиса.

– Слышал, вы наводите справки касательно смерти епископа Прескотта, – заметил королевский кузен. – Не кажется ли вам такое занятие не вполне достойным? Сын пэра Англии то и дело впутывается в расследование убийств, словно заурядная полицейская ищейка!

– Пока я не совершаю ничего действительно постыдного, например, не беру плату за свои услуги, репутации семейства Сен-Сиров ничего не грозит.

Продолжая шагать, Джарвис ухмыльнулся.

– Насколько я понимаю, между вами и епископом Лондонским имелись разногласия? – поинтересовался виконт.

– Разногласия? – покосился на него собеседник. – Можно назвать и так. Вам вряд ли удастся отыскать хоть одного члена Палаты лордов, у которого не нашлось бы «разногласий» с его преосвященством, – в том числе среди его рукоположенных сотоварищей по епископской скамье. Этот человек был чертовым радикалистом.

– Из-за своей позиции в отношении рабства?

– Из-за своей позиции в отношении чего угодно. Он даже сочинил поэму о мире! – Джарвис выплюнул последнее слово с таким видом, словно это было грязное ругательство.

– Но ведь Прескотт, в конце концов, был служителем Господа.

– А эта страна исполняет Господнее предназначение, – барон остановился у бровки, пропуская грохотавшую мимо двухколесную повозку, запряженную серым мулом и доверху груженую бочонками. – Хотя Прескотт, конечно же, так не считал. «Владыки горделиво мнят, что вправе убить и оправдать числом злодейство», – с иронией процитировал вельможа.

– Епископ был сторонником мирных договоренностей с французами?

– И с французами, и с треклятыми американцами.

– Невзирая на то, что относился к обеим нациям с изрядным презрением?

Джарвис издал неприличный звук:

– Только не просите меня отыскать логику в извращенном ходе мыслей этого праведника.

Себастьян присмотрелся к надменному орлиному профилю барона.

– Как я понимаю, вы возражали против перемещения Прескотта в Кентербери?

– Разумеется.

– Потому что он противился войне или потому что ратовал за отмену рабства?

– А как по-вашему?

– По-моему, епископ Лондонский нажил себе немалое количество врагов.

Вельможа остановился на тротуаре возле Карлтон-хауса.

– Разве сей факт не свидетельствует о человеке определенным образом?

Слова Джарвиса перекликались с тем, что сказала его собственная дочь.

– Думаю, свидетельствует, – согласился Себастьян. – Хотя многое зависит от того, каковы сами враги.

В твердом взгляде серых глаз собеседника вспыхнула веселая искорка:

– И то правда. Доброго вам дня, милорд.

Девлин дождался, пока барон пройдет в ворота ограды, отделявшей Мэлл от территории дворца, а затем, повысив голос, окликнул:

– А как насчет брата епископа? Он каким был человеком?

Джарвис медленно повернулся:

– У Френсиса Прескотта имелось четверо братьев. О котором из них вы спрашиваете?

– О самом старшем.

– Сэре Нигеле? – на аристократическом лице барона мелькнула неприязненная гримаса. – Епископ Прескотт являл собою нудного и назойливого глупца. Но его старший брат был гораздо хуже. Попросту говоря, человек дурного тона. Меня ничуть не удивило, что, в конце концов, его порешили.

Себастьян сморгнул. Лично он располагал вескими доказательствами того, что старший из братьев Прескоттов пролежал последние тридцать лет в крипте церкви Святой Маргариты с кинжалом в спине. Но этот факт еще не сделался общеизвестным.

– А что, сэра Нигеля разве убили? – переспросил виконт. – У меня сложилось впечатление, что он пропал без вести.

– Разумеется, убили. Не думаете же вы, что подобный субъект мог просто взять и исчезнуть?

– И кто, по-вашему, это сделал?

– Честно, не знаю. Но если бы узнал, угостил бы выпивкой, – Джарвис замолчал, прислушиваясь к городским колоколам, начавшим отбивать время. Над крышами поплыл мелодичный перезвон. – А теперь всего наилучшего, милорд.

Девлин наблюдал за тем, как барон пересекает двор, направляясь к ступеням.

– Хозяин? – окликнул Том, останавливая рядом гнедых.

Себастьян еще минуту помедлил, хмурясь вслед могущественному кузену короля, затем вскочил в экипаж и повернул лошадей в сторону Боу-стрит.

* * * * *

– Думаю, не осталось никаких сомнений, – подтвердил сэр Генри Лавджой, наморщив серьезное лицо. – Наш загадочный покойник из прошлого века, по всей вероятности, давно пропавший брат епископа. Леди Прескотт опознала в синем бархатном камзоле и атласном жилете одежду, которая была на ее супруге перед исчезновением. Часы и брелок тоже его.

Друзья вышли из управления на Боу-стрит и теперь проталкивались сквозь запруженные толпой аркады, выходившие на площадь Ковент-Гарден. К этому времени суматоха, характерная для рынка в ранние часы, уже улеглась, тяжелые фургоны оптовых торговцев уступили место тележкам уличных продавцов и лоточникам, предлагавшим булки и устрицы, ножи и бумажники.

– А искривленная левая рука? – вспомнил Девлин.

– Леди Розамонда сообщила, что муж сломал руку еще мальчишкой, учась в Итоне, – пояснил магистрат, смотря вслед полной, толстошеей женщине, которая прошла мимо, пошатываясь под весом водруженной на голову корзины. В воздухе смешивались запахи кофе, свежих цветов и подсыхающего конского навоза.

– И как она восприняла новость о найденном теле?

– Расплакалась.

– А что супруга рассказывала об обстоятельствах исчезновения сэра Нигеля?

– Насколько я понял, баронета видели в последний раз двадцать пятого июля. Он уехал из поместья после раннего ужина, намереваясь провести вечер в одном из своих клубов. Но так там и не появился.

– Его лошадь обнаружили бродившей по Ханслоу-Хит тем же вечером?

– На следующий день.

– И никаких следов крови на животном или седле?

– Никто такого не припомнил.

Спутники остановились перед аптечной палаткой, в которой торговали всем: от пиявок и целебных трав до улиток для питательного бульона.

– И, тем не менее, списали исчезновение на разбойников? – хмыкнул виконт. – Немного странно, не правда ли? Когда вы в последний раз слышали, чтобы грабители оставляли чистокровную лошадь под седлом и уносили с собой тело жертвы?