Детская книга, стр. 16
Ластик бросился следом.
Угнаться за Петухом, ловко рассекавшим негустую толпу, оказалось непросто. Не отстать бы, и то хорошо.
Воришка оглянулся, заметил погоню и припустил с удвоенной скоростью. Ластик стиснул зубы, соскочил на мостовую, чтоб не мешали прохожие. Упускать унибук было никак нельзя.
Вот и площадь, где Политехнический музей, сквер и памятник героям Плевны. Музей и памятник были на месте, сквер тоже, но за ним, до самой Солянки, раскинулся рынок — обширное пространство, сплошь забитое прилавками, навесами и маленькими палатками, над которыми возвышался огромный полосатый шатер. А напротив, заслоняя Китай-город, высилась зубчатая крепостная стена.
Однако разглядывать пейзаж было некогда. Красная рубашка ввинтилась в торговые ряды, и теперь уследить за ней стало еще трудней.
Еще минута, и Ластик потерял бы вора из виду, но, по счастью, Петух не попытался затеряться в рыночной толкучке. Он повернул к шатру, со всех сторон украшенному разноцветными флажками, прошмыгнул мимо бородатого привратника в красной с золотом ливрее и исчез внутри.
Над входом помигивала лампочками гигантская вывеска ЦИРКЪ-ШАПИТО. Что такое «шапито», Ластик не знал, а заглянуть за справкой было некогда. Да и некуда.
Он тоже хотел с разбега пронестись мимо нарядного служителя, но не вышло. Бородач ухватил реалиста за ворот гимнастерки.
— Куда? Представленье уже началось.
Изнутри и в самом деле доносилась веселая, разухабистая музыка. Дудели трубы, грохотал барабан, донесся чей-то зычный голос, и сразу был заглушён шумными аплодисментами.
— Пустите! — закричал Ластик. — Я куплю билет! У меня деньги есть! Только скорей, пожалуйста!
— Местов нет. Аншлаг. Если желаете билетик на завтра — пожалуйте в кассу.
Но Ластик уже достал из-за пряжки заветный полуимпериал.
— Вот. Сдачи не нужно. Ну пожалуйста!
— Давай. — Швейцар, оглянувшись по сторонам, цапнул монету. — Только местов правда нет. Где-нигде приткнись.
А Ластику и не надо было «местов».
Влетев в шатер, он лишь мельком взглянул на арену — не до нее было.
Там, посреди круглой, посыпанной желтым песком площадки, сидел тощий-претощий лев, все ребра видно, и разевал пасть, а длинноусый дрессировщик изображал, что ужасно боится совать в нее голову: вытирал платком лоб, крестился, молитвенно складывал ладони. Зал напряженно следил за усатым, Ластик же следил за залом — не покажется ли где красная рубашка.
Не так-то просто здесь было что-либо разглядеть. Народу битком, освещение в зале тусклое, и лишь сцена залита ярким светом.
Ударила нервная барабанная дробь. Ряды ахнули.
Оглянувшись, Ластик увидел, что дрессировщик влез в львиную пасть по самые плечи и для пущего драматизма дрыгает ногой, как бы от ужаса. Лев тоскливо смотрел в потолок и помаргивал.
Ударил туш. Грянули аплодисменты. Ластик, мелко переступая, двинулся вкруговую. Где-то здесь он, гад. Некуда ему было отсюда деться.
На арену вышел статный мужчина в красном фраке. Взмахнул рукой — и оркестр умолк, рукоплесканья стихли.
— Любимцы публики, непревзойденные клоуны Тим и Том!
Уже ползала обошел Ластик, а кудлатой головы все не было. Может, на пол сполз, затаился?
— Здравствуй, Тим! — донесся с арены ненатурально писклявый голос.
Это говорил маленький клоун с рыжими, торчащими во все стороны волосами. Его намалеванный алой краской рот улыбался до самых ушей.
— Здравствуй, Том, — откликнулся второй, неимоверно длинный и костлявый. Рот у него был такой же огромный, только углы загнуты книзу. — У-у-у!
Из глаз худого брызнули две струйки. Публика так и покатилась со смеху.
— Что ты плачешь? — спросил веселый Том.
— У меня померла теща. У-у-у!
Снова взрыв смеха.
— Ай-я-яй. Но ведь она была богата. Должно быть, оставила тебя с наследством.
— Да-а-а, — кивнул Тим и заревел еще горше.
Зал слегка притих, только один кто-то громко гыгыкнул, предвкушая шутку.
— С большим? — допытывался Том.
— С о-очень большим. Вот с таким.
Тим взял себя за красный картонный нос и оттянул его на добрых полметра.
Оглушительный хохот в зале.
Кто-то втолковывал тупому соседу, заикаясь от смеха:
— Это т-теща его с носом оставила, понял?
Ну и юмор, покачал головой Ластик. У нас по телевизору и то смешней.
И не стал дальше слушать, хотя клоуны продолжали нести какую-то белиберду и публика радостно смеялась.
Чем дольше затягивались поиски, тем муторней делалось на душе. Как показаться на глаза профессору? Ведь если вернуться без унибука, пиши пропало. Он навсегда сгинет в Несбывшемся, как бейсболка.
Снова ударили барабаны, грянул оркестр, и крикун в красном фраке объявил такое, что Ластик обмер:
— Великий маг и чародей! Любимый ученик всемирно известного искейписта Гарри Гудини! Синьор Дьяболо Дьяболини! Ассистирует итальянский мальчик Пьетро! Па-а-прашу аплодисменты!
Зрители громко захлопали, а Ластик был вынужден схватиться обеими руками за спинку кресла — так задрожали колени.
Неспешной пружинистой походкой на арену вышел высокий мужчина с матово-белым лицом, с которым эффектно контрастировали подкрученные черные усы и остроконечная бородка. Великий маг и чародей был сплошь в черном: трико, цилиндр, перчатки, широкий плащ до земли. Но вот Дьяболо Дьяболини элегантно взмахнул рукой, приветствуя публику, плащ распахнулся, и стало видно, что изнутри он ярко-алый.
Тот самый! Ластик не мог опомниться. Тот самый итальянец, что похитил Райское Яблоко!
Но главное потрясение было еще впереди.
Взгляд Ластика наконец упал на мальчика-ассистента, скромно державшегося подле самых кулис.
Несмотря на черный с блестками костюмчик, несмотря на берет с пером, ошибиться было невозможно. Эти пронырливые глаза, эта смуглая физиономия!
«Итальянским мальчиком Пьетро» оказался подлый ворюга и вероломный обманщик по кличке Петух.
В огне не горит и в воде не тонет
— Папенька, а что такое «скипист»? — спросил детский голос, и Ластик навострил уши — ему тоже хотелось это знать. (Эх, был бы унибук!)
— Не «скипист», а «искейпист», — ответил папенька. — Это такой фокусник, который умеет исчезать из запертого ящика, или его всего закуют в цепи, а он раз — и освободился. Тсс, не мешай слушать шпрехшталмейстера.
А распорядитель в красном фраке (вот как, оказывается, он назывался) тем временем продолжал превозносить невероятные способности иллюзиониста:
— Такой человек рождается раз в сто лет! Некоторые газеты даже пишут, что маэстро, может быть, вовсе и не человек, — здесь шпрехшталмейстер понизил голос, а оркестр тихонько заиграл арию «Сатана там правит бал». — Несомненно одно: синьор Дьяболини в воде не тонет и в огне не горит! Сейчас вы сами в этом убедитесь! Прего, маэстро!
Поклонившись, он попятился за кулисы. Свет прожекторов потускнел, музыка стихла.
Горит маэстро в огне или не горит, но унибук нужно было вернуть, а для этого следовало держаться поближе к «итальянскому мальчику». Ластик пробрался к оркестру и спустился вниз, к самому барьеру. Отсюда до кулис было рукой подать. Вот закончится выступление, и он поймает Петуха, когда тот будет уходить с арены.
Дьяболо Дьяболини оглянулся на ассистента и громовым голосом крикнул:
— Аллегро! Темпо, темпо, шорт дери! Публика ждать нельзя!
Липовый Пьетро кинулся к своему шефу, но споткнулся и растянулся во весь рост.
— Ассасино! — взревел Дьяболини. — Ступидо! Идиото! Я тебя уничтожать! Сжигать!
Петух, то есть Пьетро, вскочил на ноги и весь съежился от ужаса.
— Пер фаворе, синьор! — жалобно пискнул он.
Но кудесник махнул рукой, с пальцев посыпались искры, а у Пьетро под ногами полыхнула ослепительная вспышка, повалил дым. Ластик поневоле зажмурился — как и все в зале.
Открыл глаза — пусто. Ассистент исчез.